Все кошки возвращаются домой - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 13
- Предыдущая
- 13/93
- Следующая
…я трусливо зажмурилась, но через мгновение заставила себя открыть глаза…
…и вздернула ее на ноги, заливаясь беззвучным хохотом. Пьяным.
Желудок опять скрутило.
«Они будут жить?»
Корделия ответила с запинкой.
«Да. Будут. И ничего не вспомнят. Это обычная практика — из-за того, что теперь за людьми следят лучше, все эти паспорта и прочее… Легче использовать нескольких жертв, чем иссушить одну».
Я не колебалась ни секунды.
«Тогда уходим отсюда».
«Но…»
«Немедленно».
Мир перед глазами на мгновение обесцветился, и Корделия отпрянула — сработал инстинкт самосохранения.
Я в последний раз оглянулась на площадку, где люди безмолвно кричали от отчаяния — и, сунув руки в карманы, поплелась к трассе.
Меня мутило уже от себя. Я обязана была вмешаться. Но не стала.
Потому что это все равно ничего бы не решило.
Не эти, так другие.
И вот за такую трусливую логику я и ненавидела себя.
Корделия великодушно позволила мне отсидеться на холодном бордюре, где я давилась слезами и ледяной минералкой, и лишь потом осторожно опустилась рядом.
— Ты сможешь смириться с этой стороной жизни своего князя? — тихо спросила она, остерегаясь касаться меня, против обыкновения.
— Нет, — я закусила губу и зажмурилась. Больно. — Никогда. Я не могу вас осуждать, вы другие, подобное поведение — норма у вас, но… — горло у меня снова свело, и я, сжав зубы, плеснула себе минералкой прямо в лицо. — Но не заставляйте меня принимать это или закрывать глаза на…
Я не договорила и со стоном уткнулась в собственные колени. Бесполезная бутылка из-под воды с грохотом покатилась по тротуару.
Дыхание Корделии опалило мой висок.
— Найта, скажи… Ты все еще любишь Максимилиана?
Я всхлипнула.
— Да. Конечно, да.
А разве могло быть иначе?..
Глава 3. О нравах
Обратный путь в моей памяти почти не отложился. Я была как сомнамбула — просто шла за Корделией, подчинялась ее приказам. Без споров сжевала сухой бутерброд, когда мы зашли в круглосуточное кафе около железнодорожной станции, послушно надела теплую куртку, чтобы не простудиться… Кажется, даже умудрялась отвечать на вопросы, пусть и невпопад.
В экспрессе мы взяли дешевые билеты и сели у окна. Княгиня начала что-то рассказывать, но я почти сразу отвернулась, и она умолкла на полуслове.
Светало.
Мелькали за окном, сливаясь в одно пятно, деревья, озера, холмы, поля и маленькие кукольные городки. Я механически теребила молнию на куртке и смотрела в глаза своему тусклому двойнику за холодным стеклом. Та, другая, казалась старше и спокойнее. Она улыбалась чему-то рассеянно, и взгляд ее был невыразительным, как блики искусственного света на вытертом зеленом сукне.
А я чувствовала, как все усложняется с каждой минутой.
В первое время после того, как мы отошли от клетки, во мне говорили эмоции. Отвращение и ужас, порожденные зрелищем шакарской «трапезы», не могли осушить бездонное озеро моей любви к Максимилиану. Но, как сточные воды, они сделали его грязным.
Теперь же я начала осознавать все заново — уже разумом. И вот он-то и не мог найти выход из логической ловушки…
Корделия, наверное, ощущала мое смятение, нарастающее с каждой минутой. Она не стала противиться, когда я, пройдя через туннель, отправилась не к особняку, а на берег реки, прямо через подсолнуховое поле.
У воды мне стало полегче. Ночью тайная долина Северного клана была похожа на зыбкий сон. Полутени, шепот воды, собранная ладонью роса и островато-сладкий запах… Для растрепанных нервов — самое то.
Когда подсолнухи вновь закачались и из теней выступил Дэриэлл, я ничуть не удивилась. Думаю, в глубине души мне хотелось, чтобы он пришел.
— Корделия сказала, что тебе понадобится что-нибудь бодрящее и успокаивающее одновременно, — улыбнулся он тепло, как в старые добрые времена, и присел на траву рядом со мною. — Я решил, что из всех снадобий только одно сочетает в себе эти качества.
Дэриэлл мягко, но непреклонно разомкнул стиснутые мои пальцы и вложил в руку подтаявшую шоколадную конфету.
— Спасибо, — я попыталась ответить ему улыбкой, но что-то мне подсказывало, что вышло не очень.
Шоколад оказался горьким, а вишневый сироп в начинке — сладким и тягучим. Забавно. Моя жизнь в последнее время напоминала конфету наоборот. Только разгрызешь сладкую глазурь — на язык выльется что-нибудь отвратительное горькое. Хорошо, если не синильная кислота.
— Что случилось, Нэй? — тихо и серьезно спросил Дэриэлл. — Расскажешь?
— Я… видела охоту кланников. В городе к югу отсюда, — ответила я, поколебавшись недолго. — Клетка. Заклеенные рты. Погоня. Такая вот ферма страха, представляешь себе?
Дэриэлл продолжал улыбаться, но осанка его стала напряженной, а плечи будто закаменели.
— Представляю, Нэй. И даже слишком хорошо, — он искоса посмотрел на меня. — А ты, похоже, раньше и не представляла себе, почему у шакаи-ар такая… репутация.
Как мне ни хотелось возразить, я вынуждена была согласиться. Действительно, не представляла. То есть, конечно, боялась кланников… Даже больше, чем маньяков или инквизиции. Но то был страх инстинктивный, как перед ядовитыми змеями. Страх смерти. А сегодня он, казалось бы, давно изжитый, оживился новыми оттенками отвращения и ненависти — не к кому-то определенному, а к подобному образу жизни вообще.
— Орден не зря начинал с того, что поставил шакаи-ар вне закона, — продолжал между тем Дэриэлл, внимательно разглядывая меня темными глазами. — Тогда, у истоков, тысячи лет назад, смотрителям оказывали поддержку все. И Пределы, и Замок-на-Холмах, и общины ведарси, и, конечно, люди. Многим импонировала идея если не полного уничтожения шакаи-ар, то хотя бы ограничения их свободы. Кланники — это хищники, Нэй. Им чужда наша мораль, и их даже нельзя винить за это. Шакаи-ар — просто следующее звено в пищевой цепочке.
Меня передернуло от циничного термина, но в то же время накатило облегчение, и я смогла наконец высказать вслух то, что мучило меня уже долгие часы:
— Я понимаю это, Дэйр. Но не могу в себе разобраться. Не в человеческих силах изменить обычаи целой расы, но и просто закрыть глаза на то, чем является Ксиль, я не могу. Это будет лицемерием и предательством моего… моего милосердия. Если я равнодушна к тем, кого убивает мой возлюбленный, значит я по-настоящему не сострадаю никому. Смотреть на убийство и ничего не делать — это почти то же самое, что самой убить!
Мой возглас эхом отразился от глади реки, такой спокойной, что вода казалась стоячей, и я сконфузилась. Уж больно истерично это прозвучало.
— Не перегибай палку, — Дэриэлл ободряюще положил теплую руку мне на плечо. — Во-первых, насколько я понял, охота, свидетельницей которой ты стала, была бескровной. Во-вторых… Представь себе, что ты завела змею. Ядовитую. Тайпана, например…
— Не в этой жизни, — меня передернуло от отвращения. Дэриэлл подавил вздох.
— Хорошо, пусть не змею. Пусть волка. Так тебе легче представить? — спросил он терпеливо. Я только кивнула, догадываясь, к чему он ведет. — Ты знаешь, что еще в прошлом веке нападения волков на одиноких путников зимой нередко заканчивались кровавой драмой?
— Ну, мне доводилось читать о таких случаях, — уклончиво ответила я.
— Нельзя сказать, чтобы это явление носило массовый характер, но все-таки удивить кого-то загрызенным насмерть путником или ребенком, заблудившимся в лесу, было бы сложно, — продолжил развивать мысль Дэриэлл. — Скажи, разве поведение вида в целом повлияло бы на отношение… к твоему домашнему волку, скажем так?
— Вряд ли, — созналась я, представив себе такого оригинального питомца. — Только это неточный пример. Волки — неразумны, они не понимают, что нападать на людей — плохо и негуманно.
Дэриэлл улыбнулся:
— А вот и твоя главная ошибка. Ты видишь в шакаи-ар тех же людей, только со странной внешностью. Однако на деле кланники ближе к тем же волкам, понимаешь? — он склонил голову и заглянул мне в глаза. — То, что плохо с твоей точки зрения и с моей, для них является нормой. Шакаи-ар изначально живут с голодом и знают лишь один способ его удовлетворить. Если бы ты знала, что вода — живая, думает и чувствует, ты бы перестала ее пить?
- Предыдущая
- 13/93
- Следующая