Ловушка горше смерти - Климова Светлана - Страница 70
- Предыдущая
- 70/85
- Следующая
Через неделю после того, как произошли перемены и во главе Политбюро встал сочинитель сонетов, Семернина освободили. Дмитрий Константинович и вообразить не мог, какие трудности предстоят ему в ближайшее десятилетие и что на их преодоление у него вполне хватит ясности ума и сил. К тому же он совершенно не представлял, какой первый шаг сделает для продолжения своей прерванной карьеры. Но это был уже не тот человек, что прежде. Словно Марк, уходя, передал ему свою неизрасходованную энергию, уверенность в себе и частицу печальной мудрости.
Он покинул прежнее место работы и до Нового года бездельничал, присматриваясь. Узнав, где теперь находится Лина, адвокат в субботний полдень отправился к Манечке. По дороге он купил в «Детском мире» вещи, которые счел необходимыми для новорожденного, а также несколько пестрых пластмассовых игрушек. Часовая толкотня у прилавка настроила его примирительно по отношению к превратностям судьбы: что ж, надо надеяться и жить дальше — ведь ребенок должен родиться. Он медленно ехал по Москве и видел, что вновь приближается зима, в его голове путались мысли о том, как помочь продуктами, деньгами, как начать хлопотать о Лине. Как, наконец, сделать так, чтобы и в его отсутствие Мария-Владимировна ни в чем не нуждалась…
Дверь ее квартиры распахнулась тотчас после звонка, и Дмитрий Константинович увидел перед собой нетрезвого мужчину лет пятидесяти с блестящей начищенной латунью трубой в руках. Этот музыкальный инструмент, казалось, только секунду назад перестал звучать; красный рот мужчины с влажными расплющенными губами кривился в блаженной и безумной ухмылке.
— Мне нужна Мария Владимировна, — недоуменно произнес адвокат. — Могу я ее видеть?
Мужчина, не говоря ни слова, повернулся и побрел на кухню, пнув мимоходом ногой дверь маленькой комнаты. Оттуда осторожно выглянула черноволосая девичья головка. Дмитрий Константинович повторил вопрос.
— Андрюша! — картаво и нежно воскликнула девушка, блеснув серо-зелеными глазами на смуглом лице. — Выйди, здесь какой-то человек чего-то спрашивает…
Адвокат еще раз задал свой вопрос парню лет двадцати трех, внимательно ощупавшему его лицо настороженным взглядом. Потом тот, кого назвали Андреем, виновато улыбнулся и произнес спокойным, негромким голосом:
— Мы не знаем, о ком вы спрашиваете. Рядом, через квартал, домоуправление, хотя, мне кажется, там сегодня никого нет.
— Как же так? — проговорил адвокат. — Еще в конце лета в этой квартире жила Мария Владимировна Попова…
— Мы здесь с первого октября, — перебил его парень, — мы снимаем эту комнату.
— А у… соседа можно что-либо узнать? — Дмитрий Константинович кивнул в сторону полуприкрытой двери кухни.
— Семена Федотовича-то? — Андрей рассмеялся. — Не советую вам даже соваться к нему, остаток дня проведете в плену. Вам поведают о боевом пути и проиграют на трубе весь похоронный репертуар. Ни на один ваш вопрос ответа вы не получите.
— Понятно, — сказал адвокат. — Комнату вы у него снимаете?
— Нет, — ответил парень, — я дам вам телефон нашей хозяйки.
— Благодарю, — произнес Дмитрий Константинович, взяв протянутый клочок бумаги. — Прощайте…
Он захлопнул дверь, не сообразив позвонить сразу же отсюда, и вслед ему ударил высокий и визгливый голос трубы.
Дмитрий Константинович доехал до метро и в переходе набрал нужный номер. Ему без особой охоты ответили, что комната сдана студентам, мужу и жене, а нынешнюю хозяйку, женщину пожилую, нужда заставила переехать к сыну. Что конкретно интересует товарища?
— А как вы оказались на Парковой? — спросил адвокат.
— Получила комнату, очередь подошла.
— И Семен Федотович?
— И он, как ветеран. А что — буянит, молодежь беспокоит?
— Да нет, — сказал с досадой адвокат. — Меня интересует, что случилось с прежней хозяйкой квартиры. Поповой…
— Ничего не знаю, — перебила его женщина. — Моя очередь подошла, я и получила жилплощадь. Все по закону. Конечно, не бог весть что, тесновато и с подселением… Вам чего-нибудь еще спросить требуется?
— Нет, — произнес адвокат и, не прощаясь, повесил трубку.
Он сел в машину, ощущая металлический привкус во рту, будто губы его прикасались в этой трубке, и медленно . поехал домой. Все его существо противилось необъяснимой неудаче…
Через известное время Дмитрий Константинович сделал запрос в колонию, где Лина отбывала срок, и получил подтверждение, что такая-то числится среди осужденных и администрация претензий к ней не имеет. На просьбу о предоставлении свидания ему ответили отказом. Адвокат дважды, с перерывами, писал Лине, но ответов ни разу не получил. Таким образом, ни о ней, ни о Манечке, а главное, о ребенке Марка Дмитрий Константинович не имел никаких известий, и ждать их было неоткуда. Он решился было на свой страх и риск отправиться в колонию, однако в считанные часы обстоятельства изменились.
Телефонным звонком он был срочно вызван на профессорскую дачу, и старик, блестя еще сохранившими живость глазами, изложил суть своего предложения и посоветовал ни в коем случае не отказываться. Предстояла командировка в Среднюю Азию, сроки которой они должны были оговорить позднее.
Дмитрий немного подумал и дал согласие, Выбирать было не из чего, дома разворачивался нелепый бытовой кошмар, к тому же ему недвусмысленно намекнули, что он ничего не потеряет, а лишь приобретет…
Ехать было необходимо в ближайшие дни после Нового года, и адвокат занялся сборами. И сразу же, дав положительный ответ, он почувствовал пристальное и уважительное внимание коллег к своей персоне. Готовясь к поездке, он привел в порядок свои вещи. Существенно обновил гардероб, а заодно тщательно перебрал личные бумаги, почту и документы. Разгребая накопившиеся во время его отсутствия никем не читанные газеты, адвокат неожиданно обнаружил в сгибе одной из них письмо и по штемпелю определил дату: двадцать первое сентября.
Письмо было от Манечки.
"Дорогой Дмитрий Константинович! — писала Манечка. — После суда мне было так тяжело и плохо, что я несколько дней отлеживалась в одиночестве дома.
Оксана возвратилась, как вы знаете, в Харьков, потому что в первых числах августа ей нужно было быть в школе. Мои сотрудники, невзирая на наши добрые отношения, забыли о моем существовании, как только я уволилась из библиотеки…
В принципе человек в несчастье никому не нужен, и такие чувства, как сострадание, современным людям несвойственны.
Вы были всегда добры к Линочке, и я решилась написать Вам после того, как несколько раз пыталась отыскать Вас в консультации и дозвониться к Вам на квартиру. У Вас на работе было много людей, очевидно, клиентов; большое скопление народу в присутственных местах действует на меня удручающе. Совершенно потерявшись, я сунулась было к какой-то накрашенной барышне, похожей на гренадера, но она шарахнулась от меня со словами: «Нет его и не будет.» У Вас дома телефон молчал, и я решила, что, по-видимому, все на лето уехали из города… Что было дальше?
В тюремной больнице Лина двадцать второго августа родила мальчика.
Слава Богу, оба они пережили это испытание счастливо; роды моей дочери прошли без осложнений, ее сын родился здоровым при весе три девятьсот и росте пятьдесят четыре сантиметра. Лина назвала его Иваном, неделю кормила грудью в больнице, а потом их отправили в колонию…
Я сразу же поехала туда. Не хочу рассказывать о своих прискорбных впечатлениях, ведь это не главное. Самым важным было то, что у нас с Линочкой началась пора везения. Начальник колонии, по-моему, очень порядочный человек, растолковал мне, что я могу попытаться добиться разрешения жить рядом с дочерью. Я должна вернуться в Москву и хлопотать — и я сделала это сразу…
Мне и тут повезло — к нам отнеслись с сочувствием, однако необходимо было в короткое время выписаться, продать нашу мебель и кое-что из вещей и затем устраиваться рядом с Линой и Ванечкой.
О Москве я не жалею, все равно без моей девочки я не смогла бы там жить… Удивительным образом все устроилось очень быстро, и завтра я еду к Лине. Не знаю, как сложится наша жизнь дальше, но мне сказали здесь, что там со временем можно будет найти работу и снять более приличное жилье. Человек, с которым я беседовала, советовал мне, когда Лина перестанет кормить ребенка, забрать его к себе; этот пожилой юрист обещал в январе будущего года, если я ему напишу, а лучше приеду сама, взяться ходатайствовать о сокращении срока. Он считает, что приговор оказался чересчур жестким, несмотря на Ваши, Дмитрий Константинович, усилия. На мой вопрос, где Вы сейчас работаете, я не получила от него никакого ответа…
- Предыдущая
- 70/85
- Следующая
