Победители чудовищ - Страуд Джонатан - Страница 39

Наступила ночь; взошла луна, озарив мягким светом несущиеся мимо деревья. Голова Халли подпрыгивала на плече Ауд, и волосы девочки хлестали его по лицу. Ему это не мешало.

Наконец лошадь перешла на рысь. Халли поднял голову. Впереди, в темном кругу деревьев, вздымался силуэт Дома — поменьше Хаконова, но, пожалуй, побольше Свейнова, только без стены вокруг. Кучка домиков, освещенных веселыми цветными огоньками, яркими, радостными, гостеприимными. В центре вздымался изящный чертог с рядом освещенных окон. В воздухе слабо пахло чем-то вкусным, и сердце у Халли воспрянуло при мысли о пуховых подушках, горячей воде и столах, ломящихся от угощения.

Но Ауд свернула на разбитую дорожку, ведущую к полуразвалившемуся сараю, двери которого были распахнуты навстречу всем стихиям. Лошадь явно не желала входить внутрь, однако ей пришлось подчиниться; в сарае воняло гнильем, плесенью и разными сортами навоза.

— Где это мы? — осторожно спросил Халли.

— Это старый сеновал.

— Спасибо, но погулять по Дому можно было бы и завтра. Может, пойдем в чертог поужинаем?

— На сегодня твой чертог — тут, — ответила Ауд. — Ты что думаешь, отец примет такого оборванца, как ты, с распростертыми объятиями?

Халли возмущенно фыркнул.

— Есть же такая вещь, как милосердие!

— Ага, а есть еще такие вещи, как подозрительность и брезгливость! Последнего бродягу, который явился сюда, привязали к мельничному колесу, чтоб помылся, а тот бродяга удрал бы без оглядки, если бы увидел тебя! И даже если отец сумеет сдержать отвращение, он наверняка начнет задавать вопросы. Например, про серебряный пояс, который ты носишь под курткой…

— Какой серебряный пояс?

Ауд покачала головой.

— Великий Арне! Ты хочешь, чтобы я съездила в Дом Хакона и спросила у них? Я ведь могу. Дорогу я знаю.

— А, ну да, серебряный пояс… Давай об этом завтра поговорим, ладно?

— Ладно, ладно. А пока что лучше бы тебе не касаться ногами земли, чтобы не оставлять следов — просто на всякий случай. Тут где-то должен быть люк в потолке, это выход на чердак. Подними руки и нащупай его. Ах да, ты же такой коротышка — ну, привстань.

Она медленно-медленно выехала на середину сарая. Халли угрюмо и очень осторожно привстал, придерживаясь одной рукой за плечо Ауд. Он, пошатываясь, ощупывал потолок справа и слева и вдруг получил сильный удар в лоб. Из глаз у него посыпались искры, и он, издав горестный вопль, завалился вбок.

— Ну да, тут балка низкая, — сказала Ауд, поймав его за локоть. — Что, нашел?

Халли не без труда выровнялся.

— К-кажется, да… — слабым голосом ответил он.

— Отлично. Лезь туда. Я приду завтра, когда смогу.

— Еды-то хоть принесешь?

— Если получится. Лезь, лезь! Я ужасно голодная. Если опоздаю, мне не достанется мяса и вина.

Халли ничего не ответил — вслух. Он протянул руки, ощупал невидимое отверстие, ухватился за край. Мышцы у него ныли, тело дрожало. Он подтянулся, нырнул в люк, перекатился и остался лежать на спине, раскинув руки. Снизу донесся удаляющийся цокот копыт. Не успела Ауд выехать из сарая, как Халли уже уснул.

Налеты Свейна на усадьбы в предгорьях длились несколько месяцев. Некоторые крестьяне поупрямее сопротивлялись, но когда их перебили, а их усадьбы сожгли, остальные поклялись в нерушимой верности Дому. Вскоре Свейн владел всеми землями к югу от реки.

— Это хорошо, — сказал Свейн. — Наконец-то в здешних краях установилось некое подобие порядка.

Во время войны Свейн учил своих людей искусству боя: они тренировались сражаться мечом и копьем, биться на посохах и стрелять из луков, пока не сделались искусны во всем. Потом он занялся троввами. В полях и в проходах между хижинами были устроены ловушки. Чудовищ поджигали стрелами, пропитанными смолой, давили камнями и подстерегали в засадах, откуда внезапно вырывалась толпа замаскированных людей Свейна.

— Вот, — сказал Свейн, — так-то лучше!

Сильный пинок в спину пробудил Халли от крепчайшего сна. Он раскрыл глаза и тупо уставился вверх, на решетку из балок и стропил, затянутую паутиной и увешанную клочьями сена. И на девичье лицо, склонившееся над ним.

— Подъем! — сказало лицо. — А ты знаешь, что у тебя слюни текут?

Лицо исчезло из поля зрения. Послышалось какое-то шуршание, шарканье, шорох, стуки и лязг. Поначалу Халли не шелохнулся. Он мало-помалу осознавал происходящее. Между балок проникали солнечные лучики. Воздух был теплый и душный, в нем плавали пылинки. На соломенной крыше ворковали голуби.

— У тебя по-прежнему текут слюни! — сказал голос. — Ты бы попробовал рот закрыть. Говорят, помогает.

Халли наконец очнулся, закашлялся, вытер подбородок и попытался сесть — последнее оказалось не так-то просто, потому что все тело ныло и зудело и каждая мышца болела по-своему. Некоторые суставы вообще отказывались двигаться. Приняв вертикальное положение, он обернулся и увидел Ауд, дочь Ульвара, невозмутимо восседающую на балке и взирающую на его мучения. На ней было синее платье, несколько мятое. На подоле темнели сырые пятна — видно, он волочился по росе. Ее светлые волосы были зачесаны назад и небрежно заплетены в косу.

— Привет, беглец! — сказала она и улыбнулась.

Халли смотрел на нее. Он чувствовал, что лицо у него разбито и опухло. Он потер его руками.

— А солнце где? — спросил он. Голос звучал хрипло и неровно.

— Только-только поднялось над морем. Сейчас еще совсем рано, но я все-таки решила тебя проведать. И правильно сделала, а то кто-нибудь прошел бы мимо и услыхал, как ты храпишь.

— А что, я храпел?

— Как кабан на солнцепеке: сеновал трясся, птицы разлетались, с потолка сыпалась пыль, и так далее. Даже удивительно, как крыша не рухнула.

Она смерила его сочувственным взглядом.

— Ты как вообще?

— Ну, не так чтобы…

— Да уж, выглядишь ты просто кошмарно. Вчера я тебя не разглядела как следует, потому что уже стемнело, но знаешь, Халли, рожа у тебя — краше в гроб кладут! И одежда вся рваная. Я даже не буду спрашивать, что это за пятна у тебя на чулках. Подумать только, а я ведь вчера позволила тебе прижаться к моему плащу! Ничего не поделаешь, придется его спалить. Ой, а твои бедные ноги! Сбиты, изодраны… Честно говоря, Халли, я еще никогда не видела, чтобы потомок Основателя выглядел так, как ты. Могу поручиться, что такого в истории долины еще не бывало! Думаю, что некоторые трупы, лежащие в курганах, и то в лучшем состоянии.

Она перевела дух. Халли подытожил:

— Ну да, если не считать всего этого, то я в полном порядке, спасибо, что спросила.

— Ты небось есть хочешь?

Голод терзал его изнутри, точно острый нож: он не ел с тех пор, как был в чертоге Хакона, то есть больше полутора суток.

— Да, пожалуйста, если у тебя есть что-нибудь!

Она небрежно указала на здоровенный мешок, лежащий на сене рядом с ней.

— Вот, там еда. Хлеб, пиво, пироги, мяса немножко. Я вчера вечером после ужина совершила налет на кухню. В кожаной бутылке — ивовый отвар, снимающий боли. Угощайся.

Халли стрелой преодолел расстояние, отделяющее его от еды, и наклонился над мешком. Ауд, дочь Ульвара, взвизгнула:

— Дух Арне!

Халли, успевший набить рот пирогом, поднял голову.

— Ты извини. Я просто ужасно голоден…

— Да нет. Я просто раньше не видела, насколько драная эта твоя туника!

— Ой!

Халли поспешно поправил одежду, не переставая жевать. Ивовый отвар, как и ожидалось, оказался ужасно горьким. Пиво и пироги были куда вкуснее. Он только теперь полностью осознал, насколько хочет есть и пить.

Ауд отодвинулась на безопасное расстояние.

— Это все равно что свиней кормить! Слушай, я пошла. Попробую раздобыть что-нибудь из старых папиных вещей. Они тебе, конечно, будут велики, но зато забавно будет поглядеть, как ты их примеряешь. Я сейчас вернусь. Сиди здесь!

Халли поднял голову. С губ у него сыпались крошки.