Ни слова о магах - Кликин Михаил Геннадьевич - Страница 39

• Предыдущая
• 39/101
• Следующая

Только лошади сотрясали промерзшую землю копытами.

Стас не стал зажмуриваться, когда тень надвинулась на него. Он даже не поднял руки.

Руки поднял Хурхас.

Стас видел оскаленную морду лошади — пар рвется из ноздрей, шерсть под нижней челюстью смерзлась в сосульки. Видел разодранные в кровь бока и острые шпоры, рвущие кожу. Видел лук, притороченный к седлу. Ощутил запах животного пота.

Хурхас смотрел на Стаса.

Некромант?

Или нет?

Маг все еще колебался, хотя на решение оставалась лишь секунда. Ничтожное мгновение.

Будь это кто-нибудь другой, не Стас, Хурхас не задумываясь позволил бы всаднику опустить саблю.

Некромант должен умереть.

И если это ошибка, то не самая страшная из возможных.

Некромант должен умереть!

Но Стас — бард… Хурхас слышал, как он играет. Никогда еще не доводилось ему слышать ничего подобного. Это было непередаваемо, чудесно, потрясающе!

Маг жаждал этой музыки.

Он не хотел лишиться ее. Навсегда.

Он не хотел ошибаться…

Солнечный зайчик, отразившись от сабли, лег Стасу на глаза. Стас невольно зажмурился, но успел увидеть, как рука всадника пошла вниз. Слепящий блик, словно испугавшись, тотчас спрыгнул с закрытых век. А Стас уже знал, куда придется удар — шею в этом месте заломило.

Он приготовился.

И тут что-то пронеслось над самой головой, пронзительно свистя.

Промахнулся, решил Стас — с сожалением? с облегчением? — и открыл глаза.

В лицо ему плеснуло чем-то горячим и липким. На несколько секунд он ослеп и потерял ориентацию.

Он подумал, что сон, возможно, уже кончился.

Он долго тер глаза, не решаясь открыть их.

А когда решился, то увидел все то же — небо, холм, снег и дорогу.

Он посмотрел под ноги и почувствовал, как уплывает сознание, как качается мир и тошнота сдавливает горло.

Всадник по-прежнему сжимал свое оружие. Он выпал из седла возле самой обочины и все еще продолжал шевелиться. Дергалось тело. Двигались ноги, скребли смерзшийся снег шпоры. Мелко подрагивала единственная рука— та, в которой он держал саблю. И сердце все еще билось — Стас видел, как в развороченной грудной клетке пульсирует комок, сочащийся кровью.

Всадник без головы…

Пахло горелым мясом и палеными волосами.

Стас согнулся и его вывернуло наизнанку.

Непонимающе он смотрел на собственную рвоту. На белый снег в крупных красных крапинах. На какие-то серые сгустки.

Мозги…

Его вырвало снова.

Ноги уже не держали его, и он опустился на снег.

Руки были в крови, и лицо, и одежда.

Всадник словно взорвался изнутри — у него отсутствовала голова, левое плечо и половина грудной клетки. Все это разбрызгалось, разлетелось вокруг в радиусе десяти метров.

И он все еще шевелился.

Жил.

Болезненный спазм вновь стиснул пустой желудок. Стас сплюнул вязкую кислую слюну и вытер губы окровавленной ладонью.

Это уже не сон!

— Хурхас, — простонал Стас. — Ты где?

Где все остальные? Неужели они вот так же лежат и подергивают не желающими умирать конечностями?…

Стас не мог ясно мыслить, он был опустошен так же, как и его желудок.

Но теперь он осознавал, что все это не сон.

Только теперь. Осознал по-настоящему. Прочувствовал.

Это не могло быть сном.

Не могло быть даже кошмаром.

Это — действительность.

Он попытался встать на ноги. Его мотало, но, опершись на гитару, он все же поднялся. Целую вечность он стоял неподвижно, закрыв глаза и слушая, как содрогается провалившееся в желудок сердце.

Медленно он вытянул из снега одну ногу. Шагнул.

Выволок вторую…

Так и не открывая глаз, он выбрался на дорогу. Постоял, унимая дыхание, успокаивая рассудок.

— Ты в порядке? Стас вздрогнул, открыл глаза.

Хурхас держал под уздцы двух лошадей и смотрел на него. Маг был спокоен. Стас шевельнул губами.

— Что? — не расслышал Хурхас.

— Жив, — повторил Стас.

— Ты весь в крови.

— Это не моя. Наверное… — Тошнота опять подступила к горлу, но Стас справился с приступом. Мир вокруг уже не качался, не прыгал. Живот не сводило нестерпимой резью. Но Стас старался не смотреть на дорогу, на мертвые обезображенные тела, опасаясь, что все начнется сначала.

— Нам повезло, — сказал Хурхас. — Они не ожидали, что увидят нас, когда вымахнули из-за холма. Если бы они заметили нас издалека, то обстреляли бы из луков, не приближаясь.

— Повезло… — откликнулся Стас, не совсем понимая, в чем заключалось везение. — Они все мертвы?

— Трое были живы, — сказал Хурхас. — Я надеялся, что они мне кое-что расскажут.

— Рассказали?

— Нет. Не смогли. Кто-то выжег им языки.

Стасу вновь стало дурно. Он зажмурился, сглотнул густую слюну, медленно сосчитал до десяти. Спросил первое, что пришло в голову:

— Почему они хотели убить нас?

— Потому что мы стояли у них на дороге.

— Но я успел отойти.

Хурхас усмехнулся. Протянул Стасу уздечку.

— Бери свою лошадь, и идем…

Они поднялись на вершину холма и дружно, не сговариваясь, обернулись.

Темные бесформенные груды, ничем не напоминающие людей, россыпью лежали на рябом снегу — словно кто-то вез ворохи одежды и растерял по дороге. Лошади, оставшиеся без наездников, мирно выщипывали с обочин вмерзшие клочья сена.

— Надо бы их похоронить, — зачем-то сказал Стас.

— Их похоронят, — ответил Хурхас.

— Кто?

— Волки.

Маг поддернул свое длинное одеяние и легко вспрыгнул в седло. Привстав на стременах, посмотрел вперед. Прищурился, вытянул руку, спросил:

— Видишь?

— Что? — Стас повернулся.

— Замок. Вон там, чуть правее дороги, меж теми перелесками.

Крохотная заноза, воткнувшаяся в горизонт. Маленькая черточка на фоне неба.

— Кажется, вижу.

— Нам туда.

Хурхас чмокнул губами и сдавил пятками бока лошади.

— Эй, — окликнул Стас. — Подожди меня!

Маг, не оборачиваясь, спускался по долгому склону. Лошадь под ним фыркала, раздувая бархатистые ноздри, мотала головой. Видимо, никогда раньше не приходилось ей нести на себе такого странного всадника.

— Я не умею ездить верхом! — крикнул Стас, пытаясь вскарабкаться в седло. Сильно мешал гитарный футляр. Да и лошадь не стояла спокойно, переступала ногами, отодвигалась, взбрыкивала.

— Да погоди же ты! — в отчаянии крикнул Стас, адресуясь не то к удаляющемуся магу, не то к беспокойному скакуну.

Коней не ворую — вспомнилось вдруг. Когда это было? В прошлой жизни?…

Все же он кое-как заполз лошади на спину и устроился в седле. Животное закружилось под ним, но уже через минуту Стас разобрался, для чего нужна узда.

— Но! — выкрикнул он, стукнул лошадь пятками и едва не полетел на землю, когда жесткое седло ударило его по заду.

Вскоре он нагнал Хурхаса и на полном скаку пронесся мимо, лихорадочно пытаясь разобраться, как же тут надо тормозить.

А к концу дня, когда до каменных башен замка было подать рукой, Стас уже легко управлялся со скакуном.

Они ужинали в полном молчании. Легорн в открытую пристально разглядывал гостей. Есть ему не хотелось — зимой у него пропадал аппетит, но он все же ковырялся в своей тарелке — лишь для того, чтобы хоть чем-то занять руки. Рядом стоял старый Зелд, бывший начальник гарнизона, а теперь всего-навсего посредственный повар. Задумчивый Рудгер нехотя жевал подгорелую кашу. Зато Джош уплетал за троих. Глядя на него, Легорн подумал, что с тем же удовольствием этот неприхотливый здоровяк будет уписывать и запаренные отруби.

Кто он такой?

Кто они?

Быть может, Хурхас когда-нибудь и называл их имена, но сейчас Легорн не мог этого вспомнить. Мало ли имен называл Хурхас? Все разве упомнишь?

— Подгорела у тебя каша, — сказал Легорн, повернувшись к Зелду. Тот пожал плечами:

— Это рецепт такой. С дымком.

В просторной зале было холодно несмотря на то, что набитый дровами очаг полыхал вовсю. Задернутые шторы колыхались — поднявшийся к вечеру ветер задувал прямо в окна.

• Предыдущая
• 39/101
• Следующая