Вампиры в Москве - Клерон Кирилл - Страница 39

• Предыдущая
• 39/98
• Следующая

— Вот, видел когда-нибудь такое?

Весьма удивленно взирал Василь на «кошмарную» резиновую маску и когтистую лапу, на китайскую губную гармошку — основные объекты демонстрации, извлеченные один за другим. Уж не из Кащенко ли сбежал его гость? Теперь начнет уверять, что он вурдалак и крови требовать:

— А зачем тебе это? На маскарад собрался?

Пришлось Ганину рассказать о своей сестре и замечательном плане мести. Василь полностью одобрил лихое начинание:

— Уж точно копыта мигом откинет от такого зрелища. Будь спок! Слабонервные существа эти бабы, впечатлительные и глупые. Был вот дружбан у меня, Санек, фамилию не помню, забыл Вместе в техникуме дурака валяли.

— Ну-ну…

— Ишь ты, какой неторопливый На поезд опаздываешь?

— Уже нет..

— Ну так слушай спокойно. Вот поругался Санек как-то с женой своей, мегерой, на домино с друзьями не пустившей. И говорит ей в сердцах: Ну, погоди, стервоза окаянная, вернешься домой, найдешь на кухонном столе мою отрезанную голову. Всю жизнь себя винить будешь.

— Ну и…?

— Жена покрутила пальцем у виска и сдрыстнула по магазинам дефицит выискивать, заперев несчастного Санька снаружи. Через час возвращается домой увешанная сумками, а на кухонном столе аккурат лежит отрезанная голова мужа в луже крови, синий язык вывалился изо рта, лицо бледное, как сама смерть. Жена хлобысь на пол, ножками и ручками подрыгала, слюней на линолеум напускала и… скопытилась. Инфаркт с летальным исходом.

— Ну и как же.. ?

— Ишь ты, нукалка\ А никаких чудес, очень даже элементарно. Стол-то, поди, раздвижной был, вот находчивый Санек слегка и раздвинул его части, проделал в клеенке дырку, налил томатного сока, посыпал лицо пудрой, на язык капнул чернил. Затем подлез под проем и снизу просунул голову сквозь клеенку.

— И что же?

— А ничего хорошего: срок ему немалый вкатили за такую шутку. А как вышел, так через год сожительницу свою задушил. Говорят, тронулся на фоне своей шуточки. Он ведь и не догадывался, что его жена, злюка и скандалистка, столь впечатлительной окажется.

— Да, во всем виноваты бабы — не так, так этак под монастырь подведут.

— Тут ты полностью прав.

Затем пришла пора Василю показывать свои сокровища. Он подвел нового жильца к заветной полочке с выставленной «эзотерикой», к своему подземному святилищу. Как заботливая мамочка, минимум раз в день, он протирал его экспонаты от пыли. Со времени появления в убежище в коллекции произошли незначительные пополнения, например, подвески из корня магического растения мандрагоры. Купленные у цыганки за кровные десять рублей, они привлекали именно своим сочным названием. Исключительное действенное средство, судя по книге, если выкопано из земли, на которую пролилась сперма висельника, а так — ерунда. А хотя десять рублей не такая уж ерунда, но ведь должна же помимо водки существовать и идея\ Головным же и самым любимым экземпляром по прежнему оставался дырявый человеческий череп. К нему Василь относился с наибольшим пиететом и иногда даже любовной протирал водкой… Нет, я ничего не придумываю, именно водкой, а не это ли наилучшее свидетельство беспримерного почтения?!

Дабы потом не было разночтений, чреватых серьезными междоусобными конфликтами, предусмотрительный Василь заранее продемонстрировал Ганину свое трепетное отношение к «детишкам» и правила пользования:

— Если захочешь посмотреть поближе, сначала позови меня. Сам с полки ничего не бери, а то уронишь.

Но Ганин и не собирался ничего рассматривать. Упаси боже от такого Эрмитажа! Коллекция вызывала в нем не интерес, а брезгливость напополам с опаской:

(— сейчас как оживут, как в ухо вцепятся!).

Проходя мимо «заветной» полочки, он всегда старался держаться противоположной стены, неумело крестился и почему-то говорил:

— Чур, меня! Чур, меня!

Крестясь, он постоянно путал потребное число пальцев — 2 или 3, путал и правильное направление крещения — по часовой стрелке или против… Ну да и так сойдет.

Василя эти наивные манипуляции ничуть не обижали, ибо свидетельствовали об изрядной силище его коллекции. Он только добродушно посмеивался. Посмеивался и Ганин, окончательно оклемавшийся и придумавший Василю отличное прозвище — Рептилия.

(— если тебя заспиртовать, Рептилия, ты окажешься вполне достойным экспонатом этого набора Гадостей самым достойным!)

Раду ехал в Рим, точнее, в его южные пригороды, в поместье Ардженто. В столице Папского государства ему бывать еще не приходилось, равно как и ни в одной другой стране Апеннинского полуострова. Хотя и румыны и считают себя потомками гордых древних римлян, к современным итальянцам никакой симпатии они не испытывают. Так и Раду с гораздо большим удовольствием отправился бы пожить в Венгрию или Германию — страны, более близкие по духу, но именно под Римом находилось поместье, оставленное ему в наследство родственником отца, вроде как дядей. Дядю этого он никогда не видел и особо от этого не переживал, а поместье получил лишь по одной причине — дядю тоже звали Раду. Тезки, так сказать. В описании нового владения Раду впечатляло одно, но немаловажное, обстоятельство — оно находилось прямо над входом в старые катакомбы, недалеко от Аппиевой дороги. Недавно открытые, относительно небольшие, в них еще не успели наследить алчные любители христианских древностей.

Гордое название поместье относилось к небольшой двухэтажной виллой, стоящей запущенном саду в окружении многочисленных деревьев. Отсутствие на фасаде здания столь любимых итальянской аристократией ниш, статуй и прочей аляповатой ерунды указывало, что построили виллу совсем недавно для какого-нибудь местного-буржуа средней руки. Фонтан рядом с беседкой; бассейн во дворе, до середины наполненный гниющей листвой…

В конце 17-го века промышленность в странах Южной Европы стала медленно приходить в упадок. Закрывались заводы и фабрики, тысячи рабочих пополняли армию безработных и люмпенов, а их бывшие наниматели потихоньку растрачивали оставшиеся капиталы и теряли лоск. Годами не ремонтируемые, их дома и виллы быстро утрачивали презентабельный вид, покрывались мелкими трещинами, краска облупливалась, декоративные элементы и лепнина осыпались. С увольнением садовников в качестве очередного этапа экономии, запустение приходило и в некогда прекрасные тенистые сады, ранее тщательно разбитые возле жилищ.

Виллу Ардженто построил некий сеньор Джузеппе аналогичной фамилии, около пятидесяти лет назад. Он неплохо зарабатывал на торговле сукном, но с началом кризиса распродал свои фабрики и собирался погрузиться в скромное семейное счастье с молодой женой, живя на ренту. Счастье не заладилось, да и какое счастье в таком поганом месте! А сам и виноват, нельзя так безбожно экономить! Потому-то и земля здесь такая дешевая, что сложно представить более неудачное место для строительства — низина, где лишь дожди и туманы чувствуют себя комфортно. Сырость ощущается даже в самые солнечные дни и пропитывает все вокруг и все вокруг впитывает эту сырость, как губка. Это, конечно, очень и очень на любителя, однако вовсе не сырость послужила истинной причиной тому, что поместье продали почти за бесценок родственнику графа Влада:

Где-то лет через пять после окончания строительства, сеньор Ардженто, большой поклонник Бахуса, решил несколько расширить размеры и так изрядного винного погреба. Неожиданно один из нанятых для этого дела рабочих провалился «под землю», наступив на какой-то камень, рухнувший вместе с ним. Хотя все и стали богобоязненно креститься, опасливо вглядываясь в черную дыру, казавшуюся бездонной, она вовсе не вела в ад или преисподнюю. Коварный камень закрывал вход в катакомбы, построенные здесь еще во 2-3-м веке первыми римскими христианами. У жены Ардженто, дамы набожной, боязливой и склонной к кликушеству, информация о таком соседстве вызвала легкий каталептический приступ с весьма тяжелыми последствиями.

• Предыдущая
• 39/98
• Следующая