Рамсес II Великий. Судьба фараона - Мессадье Жеральд - Страница 4

• Предыдущая
• 4/78
• Следующая

После этого случая Па-Рамессу равнодушно проходил мимо комнат и закоулков, откуда доносились характерные звуки, сопутствующие соитию. По возрасту ему еще было рано знать подобные вещи, однако он успел в подробностях изучить анатомические особенности женщины и мужчины. Не имея практического опыта в этом деликатном вопросе, он считал плотские потребности чем-то вроде слабости, бременем, которое накладывает на людей взрослая жизнь.

И все-таки в подвалах случались и приятные встречи. Однажды мальчику на глаза попался большой и сильный рыжий кот, подстерегавший в коридоре крысу или мышь. При виде Па-Рамессу животное замерло и смерило его внимательным взглядом. Мальчик присел на корточки и заговорил с котом. Кот нерешительно подошел ближе. Через пару минут кот, мурлыкая, позволил Па-Рамессу гладить себя, сколько тому вздумается. В следующий раз мальчик принес с собой четверть утки, которую стащил с блюда во время завтрака: рыжие должны помогать друг другу, верно ведь?

Но самый большой интерес у мальчика вызывали обрывки подслушанных тут и там разговоров. Так он узнал, что офицер царских конюшен по имени Хорамес, которого осудили за растрату казенных денег, хотя в это никто из знавших его не верил, избежал двадцати пяти ударов хлыстом благодаря какой-то любовной истории. Это было все, что Па-Рамессу удалось понять из подслушанного разговора. Хотя нет, мальчик услышал также и имя Хоремхеба, что заинтересовало его еще сильнее. Но кто мог помочь разгадать все эти загадки? Па-Рамессу решил оставить эти вопросы на потом.

Через два или три дня после похорон в винном погребе он услышал такой разговор:

— Теперь ему надо решить, как быть с маленьким принцем.

— А где он, этот принц?

— В Хет-Ка-Птахе [4], под опекой жрецов храма Птаха.

— Но почему?

— Я уже говорил тебе, его родные умерли. После смерти его матери кормилица принесла его в храм и показала жрецам печати, принадлежавшие умершей.

— И никто здесь об этом не знает?

— Похоже, никто. Я слышал, как хранитель утренних тайн сказал жрецу из Уасета, что момент для подобного разоблачения выбран неудачно и что нужно подождать еще немного, прежде чем уведомить обо всем первого придворного его величества.

— В эту историю трудно поверить! Как зовут принца?

— Птахмос.

— Сколько ему лет?

— Шесть, как я слышал.

— Не стоит тебе болтать об этом на всех углах! Не то угодишь под плетки или ушлют тебя в далекий гарнизон — в Азию или в страну Куш! [5]

— Я еще не сошел с ума. И ты тоже никому не говори ни слова.

Услышав звук шагов, Па-Рамессу поспешил скрыться. Он успел отбежать локтей на двадцать и спрятаться в какую-то кладовку, когда открылась дверь и двое мужчин, чей разговор он подслушал, удалились в противоположном направлении. Мальчик вышел из подвала. Он не мог думать ни о чем другом: оказывается, в Хет-Ка-Птахе живет принц одних с ним лет и зовут его Птахмос.

Принц царских кровей.

Это было куда интереснее, чем наблюдать за поркой офицера из царских конюшен. И все же новость была неприятной: принц царских кровей в будущем мог стать соперником. Особенно учитывая то, что они с ним одного возраста.

На восьмой день по возвращении из Хет-Ка-Птаха царский дворец словно бы прибрал к рукам какой-то шумливый и неугомонный дух. С самого рассвета воздух вибрировал лихорадочным волнением, и это было для Па-Рамессу в новинку. Вокруг скрипели оси повозок, которых было больше, чем обычно, стонали петельные крюки тяжелых дверей, огражденные каменными стенами помещения полнились отголосками приказов, раздаваемых офицерами, которые состояли на службе в разных подразделениях царской администрации и следили за порядком в конюшнях, на чердаках и складах, в винных погребах, конторах писцов и в архивах, в гардеробных и прачечных… Спустя три часа после рассвета в коридорах покоев принца раздался стук сандалий придворных, секретарей, писцов и домашней прислуги. В столицу стеклось множество гостей из провинции, и те из них, кто не пользовался расположением Рамсеса, пытались заслужить благосклонность Сети — в надежде получить повышение по службе, право на часть доходов храма или, на худой конец, хотя бы укрепить свои нынешние позиции.

Даже мухи вели себя более нервно, чем обычно. Приближался час коронации.

За последнюю неделю Сети всего раз или два ужинал с семьей и выглядел очень усталым. Па-Рамессу понимал, что сейчас не время задавать отцу вопросы о маленьком принце по имени Птахмос.

Придав лицу самое серьезное выражение, учитель класса Па-Рамессу в школе для царских детей, называемой кеп,которая располагалась рядом с Дворцом Женщин, рассказывал своим ученикам о процедуре коронации и ее значении. Ради этого он отменил уроки арифметики, геометрии, географии и даже религии. В одном классе с принцем учились десятка два сыновей сановников из Уасета, придворных, военачальников, первых писцов и других чиновников, служивших при дворе.

— Фараон Рамсес станет воплощением бога Амона на земле, обладателем животворного сияния Ра, созидательной творческой силы Птаха, охранительной силы Хора и боевой мощи Сета. Вам понятно?

Па-Рамессу поднял руку:

— Но разве Хор и Сет не враги?

— Они антагонисты, но не враги. Они не уничтожают друг друга. Их силы постоянно уравновешиваются на небесах — так же, как они уравновешиваются в божественной сущности фараона, и отвечает за это Апоп, Властелин Равновесия.

Па-Рамессу подумал, что в случае с Хоремхебом Хор, без сомнения, нарушил равновесие и победил Сета, потому что у покойного фараона не было детей. Во взгляде мальчика блеснула дерзкая искорка. Учитель это заметил.

— У тебя есть еще вопросы?

— Да. Если равновесие нарушается в пользу Хора, человек теряет свои яички? [6]

Прямая отсылка к перипетиям жизни богов застала учителя врасплох. Ученики зашептались, обмениваясь ехидными замечаниями, а учитель некоторое время сидел, хлопая ресницами, и подыскивал подходящее пояснение. Решительно, этот принц — весьма дерзок!

— Равновесие не может быть нарушено. За этим следит Апоп, — ответил он.

Однако замешательство его было очевидным для Па-Рамессу.

В этот момент парик принца соскользнул, и учитель в очередной раз увидел истинный цвет волос своего ученика. Взгляд его потемнел от тревоги. Рыжий… и при этом принц. Вне всяких сомнений, если когда-нибудь этот мальчик взойдет на трон, память о его правлении останется в веках. Повинуясь знаку своего наставника Тиа, который всегда присутствовал на уроках, Па-Рамессу торопливо привел прическу в порядок.

В этот день Па-Рамессу отказался от прогулки по недрам дворца в послеобеденный час. В подсобных помещениях и особенно в подвалах толкалось множество народа, и не далее как вчера его едва не придавило мешком пшеницы, который случайно уронил раб. Поэтому Па-Рамессу решил ограничиться прогулкой по крышам и террасам дворца и прилегающих построек, откуда ему довелось однажды наблюдать за бичеванием офицера по имени Хорамес. Обширные территории для исследований… Единственное неудобство — террасы не сообщались между собой, и не только потому, что были разноуровневыми, но и из соображений безопасности. Никто и подумать не смел о том, чтобы с крыши одного из смежных зданий проникнуть на крышу покоев государя или принца, ведь в таком случае нога смертного могла оказаться над головой фараона. И только хранителям гардероба и их помощникам было позволено подниматься туда, потому что они одни знали, когда монарх отсутствует.

Об этом Па-Рамессу узнал из разговоров, но он уже многократно убеждался, что то, что говорят взрослые, далеко от реальности. Поэтому уверенным шагом он поднялся в покои умершего царя на втором этаже (по обычаю, они располагаются на третьем, но подагрик Хоремхеб перенес их этажом ниже, поскольку ему было тяжело подниматься по лестницам). В комнатах царил чудовищный беспорядок: после того как писцы составили опись имущества почившего монарха, слуги принялись готовить покои для его преемника. Разумеется, здесь поставят все новое — кровати, стулья, сундуки и светильники. Но сколько же в комнатах пыли! Проворно, как мышка, Па-Рамессу добрался до крутой лестницы и поднялся на крышу. Мальчик застыл в восторге: в жизни он не поднимался так высоко. Пятьдесят локтей? Сто? Он не смог бы сказать. Его глазам открылся грандиозный вид — город с прилежащими поселениями. Были видны даже очертания храмов на западе.

• Предыдущая
• 4/78
• Следующая