Неслучайная сопричастность - Лаврентьева Светлана "Кот Басё" - Страница 5

Мой Бог столько лет окружает меня людьми. Так трудно быть Богом, который в ладони держит мой маленький рай, мой внутриутробный мир, мою безусловную слабость, земную нежность.

Она сегодня была в золотом и белом,

С инеем на ресницах.

Постель принимает форму любого тела.

Кроме того, что снится.

Сутки проходят в сумерках, в сутках есть

сумерки утра и вечера, их примет

не отличить, но тот, кто пребудет здесь,

знает, что не положено перемен.

Думай об этом молча. Тогда ответ

Знаешь заранее. Все, что узнал потом,

Только стирает оставленный кем-то след.

Поэтому я не люблю оставлять следов.

В комнате тихо, хотя барабанит дождь.

Море штормит, выгибает хребет дугой.

Я почему-то уверен, что ты придешь.

Если не ты – непременно придет другой.

Вода начинается выше гранитных плит,

Не подчиняясь поставленным берегам.

Это край земли, и маяк на краю земли.

Я седой смотритель этого маяка.

Луч в воде ночной серебряный, как блесна.

Корабли бросают гавани в октябре.

Если вдруг решишь вернуться и осознать,

Захвати мне кофе и сигарет.

Я бы спросила, какого хрена в чужих деревнях на стенах, в окнах слепых и зыбких появляются ссылки на мои истории…

Но мы не об этом спорили, правда?

Послушай, я расскажу тебе сказку – сказку. Послушай, я напишу тебе песню – песню. Послушай, ты знаешь, что рядом со мной опасно. От этого всем становится интересней. Послушай, я ведьма, а может не ведьма вовсе. И выкрала сердце и время заговорила. И ворон летел, и над вороном длилась осень, и ты объяснял, а я тебя не просила. И лес продолжался за окнами, за домами, спускался в овраги, карабкался на уступы, а я собирала все то, что лежит меж нами – случайными фразами, взглядом, сердечным стуком. И все эти мелочи можно б легко оставить, и мимо домов пройти, возвращаясь к людям, но в этой глуши я вижу сквозь щели ставен слова, без которых уже ничего не будет. Здесь мертвые земли, на них не родятся травы. На стенах сырая плесень чужих историй. Скажи мне, хороший, кто дал тебе это право – делить неделимое с теми, кто недостоин?

Послушай, я расскажу тебе сказку – сказку.

Послушай, я напишу тебе песню – песню.

Октябрь неласков к путникам. Так неласков, что день ото дня становится интересней.

Спи, мой хороший, спи, у тебя ключи. Дверь я тебе нарисую, была б стена. А что происходит с нами – о том молчим, ибо не ведаем, кто направляет нас.

Дождь перестанет на третий день. Дождь перестанет по воле высших сил или слабостей… У людей нет перспективы себя не слышать. Вот и послушаем, что внутри. Зарево , крики, толпа, дорога… В каждом из нас догорает Рим, в каждом из нас распинают бога. По мостовым рассыпают жизнь – гулкой капелью прозрачных бусин.

Если ты любишь меня, держи руку на пульсе.

Дождь перестанет на третий день.

Нет ничего во мне, кроме жгучего желания выжить в проклятой осени. Мы отступаем по воле случая, раненых сдали, убитых бросили, мы отступаем, и листья ворохом наши следы укрывают намертво, пахнет морозом и мокрым порохом, лес заключает идущих камерой, в каждом овраге тропинка рушится, с каждой минутой слабеют сильные…

Осень приходит сюда за душами. Если я вдруг не вернусь – прости меня.

Ночи холодные – в легких каплями, пальцы едва разжимаешь, трогая в левом нагрудном кармане маленький заряд с часовым механизмом встроенным. Молча иду, под ногами месиво, в ветки вплетается мгла туманная… Осень, я знаю, что встречу здесь тебя. Я не умею себя обманывать. Я вспоминаю – на кромке времени, там, где просветом лесная просека, люди мои на прощанье пели мне – ибо любовь не боится осени.

Слышу дожди твои злые, дикие, вижу, как замерло вдруг за ними все. Заряд с часовым механизмом тикает. Что ты стоишь? Подходи, обнимемся.

Расскажи мне сказку о том, что я все смогу, что однажды ночью, стоя на берегу, руку твою сжимая в своей ладони, я увижу, что мир не рушится и не тонет, что не рвутся цепи, не падают якоря… расскажи мне сказку, правды не говоря, расскажи мне сказку сильнее того, что есть… не бывает чудес иных, кроме тех чудес, что мы сами себе напишем и создадим.

Расскажи мне, что я остался здесь не один.

Вот дом мой и двор, заросший травой и терном, ограда давно просела и обветшала, вот старая яблоня, ствол ее будет черным, когда разойдется облако над пожаром. Вот книга моя… Сынок, я читаю книгу, осенние сумерки путают мне страницы, я знаю ее наизусть, я уже привыкла, что книга моя мне часто ночами снится. Вот шаль… Эта шаль ко мне перешла от бабки, и нет ничего теплее и мягче шали, смотри, сквозь узор пропущены две булавки – чтоб люди недобрым взглядом не помешали. Вот свечка горит… Ругаешь меня за свечку, а с ней, между тем, уютнее и спокойней. Сегодня у нас такой неспокойный вечер, сырая мгла деревья туманом кормит, вот скрип половицы – словно зашел прохожий, и ждет у порога, и говорит о чем-то…

Я знаю, что Она на меня похожа.

Найдешь Ее весной – передай ей чётки.

Я хотела сказать… А впрочем, я слишком много говорю невпопад, особенно по утрам... У тебя тут, смотри, дорога. Твоя дорога. Этот кофе, определенно, не может врать. Я хотела сказать… довольно. Я всем довольна, не гадаю, что будет, и берегу слова. И спасибо, что мне так больно, когда мне больно, я особенно остро чувствую, что жива.

Я составлю список своих подобий, живых надгробий, видимых искажений, каждого провожу по календарю: «Не желай моего пути, я уже горю, я проживаю секунды под напряженьем, ты запомни то, что я тебе говорю».

Мои тени невменяемы, к сожаленью.

Я себе, пожалуй, отблески сотворю.

Что со мной не бывает – не убивает, а что убивает – становится драгоценным, я прячу его, как мякоть, под плотной цедрой, поэтому меня и не убывает.

А на кухне чай остыл, недопитый чай, этот год почти прошел, если верить дате… И молчат они, и ангелы их молчат. Помолчи и ты, не стоит напоминать им. Если ты уйдешь, я буду сидеть, пока в тишине шаги не станут перерождаться в шорох неба, что царапают облака, не умея безболезненно расставаться. По ночам в подъезде беспомощен, как слепой, в темноте слова похожи на птичий клекот…