Диалоги - Лем Станислав - Страница 20

ГИЛАС. А как ты представляешь это «измерение сознания»?

ФИЛОНУС. Разумеется, речь идет об измерении «обратимости энтропии» системы, т.е. заключенной в ней информации, причем измерение должно учитывать не только количество информации, но и все возможные преобразования, каковым эта информация может подвергаться внутри данной сети, а также в связи с воздействием этой сети на окружение, и наоборот. Очень может быть, что способность информации к преобразованию является функцией сложности системы. И если бы это действительно так и было (а об этом свидетельствуют многочисленные данные), то мы смогли бы вывести формулы – я имею в виду математические уравнения, – которые бы однозначно представили связь между сложностью системы и уровнем сознания, которое может в ней возникнуть. В этом смысле наша коллекция представляет собой некую иерархию сетей, от простейших, которые с трудом достигают сложности w и обладают очень «тусклым» сознанием, до наиболее сложных, со сложностью wn, благодаря этому одаренных «наияснейшим», «наивысшим» сознанием. Ты понимаешь, что, если бы эта проблема была разработана с точки зрения физики и математики, то нам не пришлось бы прибегать к таким расплывчатым терминам, дающим простор для недоразумений, как «ясное», «затемненное», «низкое» или «высокое» сознание.

ГИЛАС. Постой-ка. Из твоих слов следует одна удивительная вещь. Ты говоришь, что в этой коллекции у основания иерархии находятся простые сети, а наверху – сети наиболее сложные, с «наивысшим сознанием». Однако ведь сложность можно увеличивать произвольным образом, а следовательно, и сознание могло бы в связи с этим неограниченно возрастать. Теоретически отсюда бы следовала возможность существования бесконечно сложной сети, наделенной «бесконечно высоким» сознанием. Математическая формулировка этого тезиса была бы, боюсь, равносильна математизации понятия божества, существа с «бесконечным сознанием»...

ФИЛОНУС. Это забавно – то, что ты сейчас сказал, – но в действительности все обстоит по-другому. Кроме порога минимальной сложности, существует также, насколько мы можем об этом судить, граница максимальной сложности.

ГИЛАС. А что она ограничивает?

ФИЛОНУС. Дело в том, что существует, вероятно, определенный максимум роста сознания, после превышения которого дальнейшее увеличение сложности сети будет уже демонстрировать признаки отката, регресса, дегенерации.

ГИЛАС. Как же это возможно?

ФИЛОНУС. Ну, например, так, что после превышения оптимальной сложности в сети начинается дезинтеграция функций. Отдельные ее части высвобождаются из-под общего унифицирующего влияния и проявляют тенденцию внутреннего конфликта отдельных процессов, тенденцию к автономизации, ведущую к полному распаду слишком сложной сети на ряд квазисамостоятельных единиц, поглощенных взаимным противоборством, то есть вредно влияющих друг на друга.

ГИЛАС. Не фантазия ли это в чистом виде?

ФИЛОНУС. Нет. Конечно, мы понятия не имеем о том, близок ли уже человеческий мозг к пограничному качеству, то есть достиг ли он уже оптимальной сложности или нет, но, однако, в определенных обстоятельствах он явно проявляет тенденцию к автономизации своих отдельных частей – я подчеркиваю, что в функциональном, а не материальном смысле.

ГИЛАС. Что это за проявления и почему ты подчеркиваешь их функциональность?

ФИЛОНУС. Речь идет о функциональности в том смысле, что распад процессов и связанная с ним утрата монолитности функционирования (или «личности») сети не влечет за собой некоего расщепления системы, рассматриваемой материально. Так, например, раздвоение личности может зайти у человека очень далеко, и при этом не обнаруживается никаких изменений, отмечаемых морфологически или автономно. Думается, что для определения оптимума сложности следует учесть целый ряд факторов, таких, например, как скорость передачи импульсов, увеличение «степеней свободы», являющееся производной от увеличения числа возможных, то есть предоставленных на выбор, проводящих путей, и так далее. Говоря о функциональной автономизации, обнаруживающейся в сложных сетях, мы приближаемся к границе гигантского наследия психических явлений, связанных с проявлениями так называемого подсознания.

Это область психологии, как мало какая другая «заболоченная» туманной терминологией, огромным количеством непроверяемых и ложных гипотез, выдвигаемых чаще всего неспособными или методически не подготовленными последователями Фрейда. Поэтому кибернетический анализ этой сферы явлений, их исследование с опорой на директивы теории информации является особенно необходимым и ценным.

Рискуя погрязнуть в общих выражениях и определенных повторениях (поскольку собственно о динамике сети мы будем говорить позднее), отважусь, однако – именно, для того, чтобы затронуть проблему подсознания в кибернетическом аспекте, – высказать тебе на эту тему несколько замечаний – с тем, что я буду стараться охватить проблему скорее генетически, ограничиваясь исключительно рассмотрением психического развития человека и не сопоставляя динамики нейронной сети с другими сетями (электронными, например), поскольку это другое рассмотрение, которое я назвал бы «конструкторским», мы себе оставим на потом.

Психоаналитики говорят, что психическая жизнь человека состоит как бы из двух частей, она является следствием двояких процессов: сознательных (которые олицетворяет так называемое ими «ego», то есть «сознательное я», «сознательную личность») и подсознательных (субстратом которых является так называемое «оно», «id», то есть комплекс психических явлений, недоступных при нормальных условиях их носителю).

Сознательные процессы обладают явным и ярко выраженным целевым характером приспособления, то есть являются проявлениями биологически рациональной, происходящей по понятным (вполне объяснимым) причинам адаптации человеческого организма к окружающей действительности, в которой этот организм живет. Они возникают в процессе обучения всем необходимым для жизни действиям сети, при этом безрезультатные процессы, не ведущие к достижению цели, тормозятся благодаря действию отрицательной обратной связи, элиминируются из поведения организма.

Подсознательные процессы не имеют этого целеустремленно-делового, причинно-рационального характера. Создается впечатление, что они служат целям принципиально недостижимым, более того, биологически бессмысленным, иррациональным. В значительной мере эти процессы представляют собой персеверацию (бесконечное повторение) определенных действий, имеющих характер навязчивой идеи, фобии, невроза и т.п., которые проявляются частично даже в поведении так называемых нормальных людей, но особенно явственно и сильно обнаруживаются у неврастеников.

Каков генезис и каков механизм этих процессов?

При рождении младенец от природы наделен системой, в которой прежде всего происходят явления «рассеянные», случайные, бесцельные. Эти явления вызывают беспорядочные движения мышц, хаотическую переменчивость реакций, неспособность к какой бы то ни было целеустремленной деятельности. Опытным путем, начиная от рождения, ребенок постепенно исключает все бесцельные (бессмысленные) действия как не ведущие к цели, и таким образом полностью хаотичная система, действующая по принципу «статистического разброса» сетевых процессов, начинает организовываться в определенные функциональные группы, подчиненные определенным задачам.

Таким образом ребенок учится смотреть, то есть устремлять взгляд в выбранном направлении, ходить, говорить и т.д. Эту «статистическую случайность» действий «новорожденной сети» надо воспринимать cum grano salis[16], чтобы не впасть в какой-нибудь «физический абсолютизм», стремящийся трактовать такую функционально неорганизованную сеть аналогично, например, статистическому ансамблю атомов, поскольку понятно, что сеть с самого начала своего существования обладает определенными динамическими «средствами кристаллизации деятельности», и действия ее вовсе не столь хаотичны, как движения броуновских частичек в капле воды.