И колыбель упадет - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 41

• Предыдущая
• 41/59
• Следующая

Кэти сделала пометку на полях вступительной речи.

— Это дает мне дополнительные преимущества. Спасибо.

— Кэти… — неуверенно начала Морин.

Кэти посмотрела во встревоженные зеленые глаза. — Да?

— Рита призналась, что рассказала тебе о… о ребенке.

— Да, рассказала. Мне ужасно жаль, Морин.

— Главное, что мне никак не удается с этим справиться. А теперь еще дело Венджи Льюис… все разговоры о нем… только напоминают об этом. Я пыталась забыть…

Кэти кивнула:

— Морин, когда умер Джон, я бы все отдала за то, чтобы у меня остался ребенок. В тот год я молилась, чтобы забеременеть, чтобы у меня осталось что-то от него. Когда я думаю о своих подругах, предпочитающих не заводить ребенка или делающих аборты с той же легкостью, что стрижку в парикмахерской, я удивляюсь тому, как устроена жизнь. Я только молю бога, чтобы когда-нибудь у меня появился собственный ребенок. У тебя он тоже, конечно, появится, и мы будем еще больше любить их, потому что не смогли родить тех, о которых мечтали раньше.

Глаза Морин наполнились слезами.

— Надеюсь, что так и будет. Но самое важное в деле Венджи Льюис…

Зазвонил телефон. Кэти взяла трубку. Это был Скотт.

— Рад, что ты на месте, Кэти. Можешь забежать на минутку?

— Конечно. — Кэти встала. — Скотт просит меня зайти. Поговорим позже, Морин. — Она порывисто обняла девушку.

Скотт стоял у окна и смотрел на улицу. Кэти была уверена в том, что он не видел зарешеченных окон окружной тюрьмы. Он повернулся, когда она вошла.

— У тебя сегодня разбирательство? Братья Одендал?

— Да. У нас хорошие шансы на успех.

— Сколько времени это займет?

— Большую часть дня, безусловно. У них есть свидетели, которые будут давать показания об их поведении, начиная с детского сада. Но мы их прижмем.

— Обычно тебе это удается, Кэти. Ты еще не слышала о докторе Салеме?

— О том докторе из Миннеаполиса, который звонил Ричарду? Нет, я ни с кем не говорила сегодня. Пошла прямо к себе в кабинет.

— Он выпал — или его вытолкнули — из окна в «Эссекс Хаус» вчера вечером, через несколько минут после того, как он зарегистрировался в отеле. Мы работаем над этим делом вместе с полицией Нью-Йорка. И, между прочим, вчера вечером из Миннеаполиса прибыло тело Венджи, но Льюиса в самолете не было.

Кэти уставилась на Скотта.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что он, возможно, сел в самолет, летевший в «Ла-Гуардиа». При этом он оказался бы в Нью-Йорке примерно в то самое время, когда Салем приехал в гостиницу. И если бы мы обнаружили, что его видели где-нибудь рядом с отелем, то, вероятно, сумели бы завершить это дело. Я не верю в самоубийство Льюис, я не верю в несчастный случай с Эдной Берне, я не верю, что Салем выпал из окна.

— Я не верю в то, что Крис Льюис убийца, — твердо сказала Кэти. — Где он сейчас, как ты думаешь?

Скотт пожал плечами:

— Наверное, прячется где-нибудь в Нью-Йорке. Полагаю, что когда мы поговорим с его подружкой, она приведет нас к нему, а она должна прилететь из Флориды сегодня вечером. Ты будешь на связи?

Кэти помялась:

— Мне придется уехать на эти выходные. Отменить не могу. Но, честно говоря, Скотт, я чувствую себя так паршиво, что не в состоянии даже думать нормально. Я разделаюсь с этим разбирательством… я хорошо подготовилась, но потом уеду.

Скотт внимательно посмотрел на нее.

— Я всю неделю говорил, что тебе не следует приходить. И сейчас ты еще бледнее, чем во вторник утром. Ладно, заканчивай с разбирательством и проваливай. На следующей неделе полно работы по этому делу. Мы все отложим до утра понедельника. Ты появишься?

— Конечно.

— Тебе надо пройти полное обследование.

— Я пойду к врачу на этих выходных.

— Хорошо.

Скотт посмотрел на стол: знак того, что встреча закончилась. Кэти вернулась к себе. Уже около девяти, ей пора в суд. Она мысленно повторила график приема таблеток, которые ей дал доктор Хайли. Она приняла одну прошлым вечером, одну в шесть утра. Сегодня ей положено принимать по таблетке каждые три часа. Лучше принять сейчас, до заседания. Кэти запила таблетку последним глотком кофе и, собирая досье, порезала палец о край страницы. Охнув от резкой боли, она достала бумажную салфетку из верхнего ящика стола, обмотала палец и торопливо вышла из комнаты.

Через полчаса, когда вместе со всеми присутствующими она встала при входе судьи, салфетка все еще была мокрой от крови.

Эдну Берне похоронили в пятницу утром после одиннадцатичасовой мессы в церкви Святого Франциска Ксаверия. Гана Крупшак и Гертруда Фитцджеральд последовали за гробом на близлежащее кладбище и, крепко держась за руки, смотрели, как Эдну опустили в могилу к родителям. Священник, отец Деркин, совершил последний обряд, окропил гроб святой водой и проводил их до машины Гертруды.

— Дамы, не выпьете со мной чашечку кофе? — спросил он.

Гертруда промокнула глаза платком и покачала головой.

— Мне пора на работу, — сказала она. — Пока не найдут нового регистратора, я работаю на месте Эдны, а у обоих докторов сегодня дневной прием.

Миссис Крупшак также отказалась.

— Но, святой отец, если вы возвращаетесь домой, может, подбросите меня? Тогда Гертруде не придется из-за меня делать крюк.

— Конечно.

Гана повернулась к Гертруде и порывисто сказала:

— Поужинаешь с нами? У меня сегодня вкусное тушеное мясо.

Мысль о возвращении в пустую квартиру удручала Гертруду, и она сразу согласилась. Хорошо будет поговорить об Эдне с ее подругой. Ей хотелось высказать Гане, какой чудовищный позор, что ни один из докторов не пришел к мессе, хотя доктор Фухито, по крайней мере, прислал цветы. Может, разговор с Ганой поможет все вспомнить, и она сумеет поймать мысль, непрестанно жужжащую в голове, — о чем-то, что говорила ей Эдна.

Она попрощалась с Ганой и отцом Деркином, села в машину, включила зажигание и отпустила тормоз. Перед мысленным взором всплыло лицо доктора Хайли, его большие рыбьи холодные глаза. Да, во вторник вечером он был любезен с нею, дал таблетку, чтобы она успокоилась, и все такое. Но вел он себя как-то странно. Например, когда ходил за водой для нее. Она двинулась за ним — ей не хотелось, чтобы он из-за нее беспокоился. Он повернул кран, а потом вошел в спальню. Из коридора она видела, как он достал носовой платок и начал открывать ящик ночного столика Эдны.

Потом этот приятный доктор Кэрролл вышел в коридор, и доктор Хайли закрыл ящик, сунул платок в карман и отошел назад, так что казалось, будто он просто стоял в дверях спальни.

Гертруда пропустила доктора Кэрролла, а потом проскользнула обратно в гостиную. Ей не хотелось, чтобы они подумали, будто она пытается подслушать их разговор. Но если доктор Хайли хотел взять что-то из ящика, почему он просто не сказал об этом и не взял? И почему, ради всего святого, он открывал ящик, обмотав пальцы носовым платком? Не думал же он, что в квартире Эдны грязно? Там ведь было безукоризненно чисто!

Доктор Хайли всегда был со странностями. По правде говоря, как и Эдна, она всегда его побаивалась. Ни за что не согласилась бы занять место Эдны, если бы ей предложили. Порешив на этом, Гертруда свернула с кладбищенской дороги на Форест-авеню.

Тело Венджи Льюис лежало на столе в комнате для вскрытий. Ричард бесстрастно наблюдал, как его помощник снимает шелковый балахон, который должен был стать погребальным саваном Венджи. Труп, казавшийся живым и естественным в мягком свете похоронного зала, теперь походил на манекен — полное отсутствие жизни.

Светлые волосы Венджи были аккуратно причесаны и свободно лежали на плечах. Теперь лак для волос затвердел, разделив волосы на тонкие, похожие на солому пряди. Ричард мельком вспомнил, что Святой Франциск Борджиа оставил двор и ушел в монастырь после того, как увидел разлагающееся тело некогда прекрасной королевы.

• Предыдущая
• 41/59
• Следующая