Сбиться с пути - Браун Сандра - Страница 22

• Предыдущая
• 22/57
• Следующая

Наконец-то Дженни удалось привлечь его внимание. Он слушал ее. И, несмотря на то, что его так и тянуло ей возразить, в том, что она говорила, определенно был смысл. Он уставился на ноги, только сейчас заметив, что его ботинки покрылись слоем пыли, которую он невольно выбил из почвы, нетерпеливо притопывая ногами.

— Я лишь беспокоюсь о том, насколько далеко ты продвинешься?

Он поднял голову:

— Продвинусь куда? Что ты имеешь в виду?

— Ты хотел убедить всех, и прежде всего себя самого, что тебе на все наплевать. Как далеко ты зайдешь, пытаясь доказать им, что они правы? Насколько продвинешься вперед, пытаясь убедить всех в своем падении?

Он заложил руки за ремень и высокомерно склонил голову набок.

— Давай, давай, продолжай. Почему бы тебе просто не высказать прямо то, что ты имеешь в виду, а не ходить вокруг да около. Ты думаешь, мною движут пагубные страсти?

— Люди, не уважающие себя, не имеющие чувства собственного достоинства, часто делают глупые вещи.

— То есть злоупотребляют быстрой ездой, напиваются и поступают опрометчиво?

— Именно так.

— Черт побери. Да спроси любого. Он расскажет тебе, какое у меня достоинство. Насколько я самоуверен и тщеславен.

— Я говорю не о том, как ты действуешь, а о том, что чувствуешь. Я видела тебя другим, видела ту чувствительную, ранимую твою сторону, которую ты никому не показываешь.

— Так ты считаешь, что я просто совершаю медленное самоубийство?

— Я вовсе не говорила этого.

— Но имела в виду, — сказал он, раздраженно отбрасывая волосы со лба. — Ты слишком засиделась на своей психоаналитической кушетке, Дженни.

Кейдж был достаточно убедителен, чтобы заставить ее в это поверить.

- Хорошо, извини, — ответила она. — Но я беспокоюсь об этом лишь потому, что ты мне дорог, Кейдж.

Он немедленно ослабил свою защиту, его глаза смягчились.

— Я очень ценю твою заботу, но тебя не должны так беспокоить мои прихоти. Мне нравится быстрая езда, бездумное пьянство и… Что там еще было? — насмешливо поинтересовался он.

Однако Дженни пока была не готова расстаться с серьезностью.

— Я думаю, твои родители тоже беспокоятся о тебе.

Весь его юмор испарился. Он грустно поднял янтарного оттенка глаза и уставился мимо нее вдаль, на открывавшийся перед ним безрадостный, пустынный пейзаж.

— Неужели мама не понимает, как бы я хотел быть к ним ближе, к ним обоим? Едва услышав о Холе, я жаждал подойти к ним и обнять их. — Его голос дрогнул. — Я бы хотел, чтобы они обняли меня.

— Кейдж. — Дженни потянулась, чтобы коснуться его руки. Он отдернул ее. Ему была не нужна ничья жалость.

— Я не приближался к ним, поскольку был уверен, что они не хотят видеть меня рядом. Поэтому решил выразить им свою любовь и симпатию другим способом. — Он вздохнул. — Только они этого не заметили.

— Я заметила. Я была тебе признательна.

— Однако ты также не позволяла приблизиться к тебе, Дженни, — внезапно заметил он, настойчиво пытаясь поймать ее взгляд.

Она отвернулась:

— Не понимаю, о чем ты.

— Ты чертовски хорошо все понимаешь. Когда мы были в Монтерико, ты зависела от меня, полагалась на меня эмоционально и физически. Мы вернулись домой, и я опять стал прокаженным. «Руки прочь». Ты не касаешься меня. Не разговариваешь. Черт возьми, да ты даже не хочешь взглянуть на меня.

Он был прав, но она не хотела этого признавать.

— И я задаю себе вопрос, не связано ли твое намеренное избегание моего общества с той ночью, что мы провели в Монтерико?

Голова Дженни дрогнула, она облизнула губы, язык внезапно присох к гортани.

— Конечно, нет.

— Уверена?

— Да. Какая связь?

— Мы спали вместе.

— Но не так! — воскликнула она, словно защищаясь.

— Вот именно, — сказал он, делая шаг вперед и нависая над ней. — Но то, как ты к этому относишься, заставляет предположить, что «именно так». В чем ты чувствуешь себя виноватой?

— Я не чувствую себя виноватой.

— Разве? — настойчиво продолжал он. — Разве ты не думаешь, что не имела права спать в моих объятиях, одетая лишь в тонкую рубашку? Не думаешь ли ты, что это является предательством по отношению к Холу, лежавшему мертвым в гробу? Так ты считаешь?

Дженни повернулась к нему спиной и скрестила руки на животе, словно почувствовав внезапную боль.

— Я не должна была вести себя с тобой таким образом.

— Почему?

— Ты сам понимаешь, зачем спрашивать?

— Потому что ты заранее уверена в том, что могут подумать о женщине, которая провела со мной ночь в одной постели?

Она ничего не сказала.

— Чего ты так испугалась, Дженни?

— Ничего.

— Ты опасаешься, что кто-нибудь узнает о той ночи?

— Нет.

— Тебя страшит то, что твое имя будет добавлено в список бывших подружек Кейджа Хендрена?

— Нет.

— Ты боишься меня?

Даже не смолкавший ни на минуту ветер не смог заглушить взволнованные, душераздирающие интонации ее голоса. Она повернулась к нему и заметила на его лице печаль и горе.

— Нет, Кейдж, нет. — Чтобы подтвердить это, она подошла к нему и обняла за талию, прижавшись щекой к его груди.

Внезапно он также потянулся к ней и заключил в объятия.

Я не вправе обвинять тебя, даже если это было бы и так, особенно после всего произошедшего сегодня ночью. Но, господи, как же я ненавижу это. Я ненавижу это больше всего на свете. Я не вынесу, если ты будешь бояться, что я причиню тебе вред.

Дженни не могла признаться ему, что ее пугает не он сам, а ее собственная, необъяснимая реакция на него. Когда он оказывается поблизости, она словно выбирается наружу из раковины, в которой привыкла жить в этом чопорном доме, и становится совсем другой женщиной.

Он заставляет ее сердце биться быстрее, ее дыхание учащается, ее ладони покрываются предательской влагой. Она сама не своя, когда рядом Кейдж, независимо от того, касается ли это ее езды с ним на мотоцикле или ночи в одной кровати. С ним она забывает, кто она такая, откуда пришла, рядом с ним ей так хорошо, как не было никогда.

Получалось так, как будто она все эти годы была влюблена в Кейджа, а не в Хола. Она занималась любовью с Холом, однако та ночь, которую она провела в объятиях Кейджа, показалась ей почти такой же чудесной. Она не могла понять, не могла простить себя. Как спустя всего лишь неделю после смерти Хола она думает о том, на что была бы похожа ее любовь с Кейджем.

Вздрогнув от этой мысли, она отвернулась от него:

— Будет лучше, если мы вернемся домой. Они, наверное, давно беспокоятся.

Кейдж выглядел разочарованным, однако без возражений проводил ее к машине. Безжалостно выплеснул на землю из фляжки ее содержимое и убрал в бардачок. Следующей в окно полетела пачка сигарет.

— А пепельница? — заметила Дженни, усевшись на свое место.

— Ах, женщины, — возмущенно пробормотал Кейдж, медленно разворачивая машину. — Они всегда чем-то недовольны.

Они улыбнулись друг другу. Все было хорошо.

Когда, после спокойного и умиротворяющего обратного путешествия, они добрались до дому, он вышел из машины и открыл перед ней дверцу. Провожая до двери, Кейдж обнял ее за талию, и, желая приободрить его, она сделала то же самое.

— Спасибо тебе, Дженни.

— За что?

— За то, что была сегодня моим другом.

— Не так давно ты был моим.

— В любом случае спасибо. — Однако, даже подойдя к двери, они все никак не могли оторвать друг от друга взгляда. — Ну что же, спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

— Возможно, пройдет какое-то время, прежде чем я соберусь навестить вас.

— Я понимаю.

— Но я тебе обязательно позвоню.

— У меня разрывается сердце, когда я вижу эту пропасть между тобой и твоими родителями, тогда как вы столь нужны друг другу сейчас.

Кейдж грустно вздохнул:

— Да, что поделаешь. Если тебе что-нибудь понадобится, звони мне.

— Обязательно.

— Обещаешь?

— Обещаю.

• Предыдущая
• 22/57
• Следующая