Наедине с булимией. Обретая себя. - Брамс Алина - Страница 19

и не ограничивая себя, если мне хотелось высказаться откровенно в его присутствии.

Наши отношения с Артуром тоже стали видоизменяться, день за днем они становились глубже и

яснее. Мы ныряли друг за другом в океан собственных мыслей и чувств, обмениваясь мыслями, и

поддерживая друг друга. Его теплые ухоженные руки были всегда около, готовые подтолкнуть

вверх или успокаивающе погладить, сняв раздражение. Артур рос в моих глазах вместе со мной.

Огромный, любимый, теплый и родной – вот каким он был и оставался к настоящему моменту.

Каждый день начинался с созерцания его пятки, торчащей из-под одеяла, и это зрелище умиляло

меня. Я научилась проживать полностью, до последней капельки, подобные счастливые секунды,

сосредотачиваясь на реальности – визуальной, слуховой, чувственной – а не на внутренних

постоянно крутящихся мыслях.

Чувство счастья и умиротворения легко и незаметно цеплялось за мое сознание, я жадно хватала

его и раскручивала, потихоньку, не спеша, проникая в самую его сущность, привязывая, приручая,

завлекая. Я пыталась запомнить состояние счастья, чтобы воспроизвести его в наиболее сложные

жизненные моменты в будущем.

У меня все чаще получалось поймать себя в момент «сейчас», услышать, увидеть и

прочувствовать улетающую в никуда минуту: живот расслаблен, мысли равномерно проникают в

мое сознание и так же спокойно покидают его, руки и ноги теплые, дыхание размеренное – вдох и

медленный выдох. Бывало, что я могла ходить в таком состоянии целый день, и это окрыляло меня,

давая надежду окончательно вылечиться.

Я снова начала чувствовать что-то, помимо отчаяния, тревоги и тоски. Любовь постепенно

возвращалась в мою жизнь, наполняя собой все пространство: любовь к людям и общению,

наравне с любовью к одиночеству и созерцанию. За несколько лет чувство любви к чему или кому-

либо сильно трансформировалось и оставило в моем сознании лишь след: ярлык, напоминавший о

том, что оно должно было быть где-то во мне.

Шаг за шагом я приближалась к заветному саду жизни, туда, куда мне так долго была закрыта

дорога. Каждый участок моей души оттаивал, словно после долгих зимних заморозков, и слезы

однажды брызнули из моих глаз, словно весенняя капель. Я плакала очень долго и вдохновенно,

радуясь этим нескончаемым слезам, рыдая и смеясь в один голос. Я вспомнила, каково это –

чувствовать.

* * *

Я смотрю в одну точку в чье-то окно напротив. Уже начинает светать, а я сижу здесь с раннего

вечера. Пачка сигарет, от которых меня тошнит, уже пуста наполовину. Я боюсь идти на кухню,

чтобы не провоцировать очередной приступ булимии.

– Как эти люди могут жить, когда жить на свете невыносимо скучно? – спрашиваю я.

– Это тебе скучно, а им хорошо. Посмотри, все люди спят, а кто-то уже просыпается, - Она кивает

в сторону окна, где только что загорелся свет. – Видишь, кто-то на работу собирается, наверное, на

какой-нибудь завод или в банк.

Мы обе молчим какое-то время, сидя на подоконнике друг против друга. Она берет из пачки

сигарету и тоже закуривает. Затем продолжает:

– Думаешь, им лучше жить, чем тебе? Хотя… может, и лучше жить без лишних волнений и

раздумий и не задумываться об этом. Может, лучше «просто жить», чем постоянно сомневаться,

как ты. Почему ты не можешь просто радоваться своей жизни? Чем она тебе так досаждает?

– Самое смешное, что мне нравится моя жизнь, очень нравится. Мне не нравлюсь я сама в этой

жизни. Я словно несоразмерный кусок мозаики, который не вписывается в общую картину.

– Твоя проблема в том, что у тебя есть все, но у тебя нет тебя. Твое «Я» растворилось где-то в

глубине тебя же, слишком глубоко. Что-то точит тебя изнутри, съедает заживо, убивает день за

днем. – Она выкидывает начатую сигарету, берет новую из моей пачки и закуривает. Аккуратный

маникюр отсвечивает свет луны, которая еще не уступила смену солнцу.

– Знаешь, я не понимаю, почему одним людям всегда живется комфортно в любых условиях, а

другим – в самом лучшем окружении – всегда некомфортно. Почему кому-то для осознания

счастья необходимо пройти «огонь и воду и медные трубы» – и выжить, чтобы стать лучше,

сильнее? А кому-то итак жизнь нравится как есть, и малейшая трудность является огромной

занозой в мягкое место? Почему я все время ищу себе приключений, словно хочу попробовать все

неприятности на вкус?

– Ты слишком много думаешь о том, о чем тебе не нужно думать. – Она открывает окно и кидает

вниз очередную непотушенную сигарету. – Думай о настоящем. Живи настоящим. Ты несчастна не

оттого, что несчастна в любви, или одинока. Ведь это не так. Ты несчастна, потому что не умеешь

правильно анализировать поступки и мотивы других людей и тем самым извлекать из любой

ситуации пользу для себя.

– Научи меня.

– Для начала ты должна научиться понимать свои собственные мотивы и поступки и научиться

владеть собой. Ты видишь в своем теле врага, которого нужно покорить и поработить, а оно

сопротивляется в ответ и заставляет страдать. Пойми, твое тело – твой первый друг, нужно найти с

ним общий язык, полюбить его, выслушать и быть впредь внимательным к нему. И тогда твое

сознание и твое тело будут красивым, мощным союзом, поддерживающим друг друга. Для этого

нужно научиться его слушать, и оно сделает для тебя все.

Я пристально наблюдаю за Ней: такая уверенная в себе, красивая, ухоженная, всезнающая и все

умеющая. Порой мне хочется, чтобы Она перестала говорить мне умные вещи, и просто пожалела

меня.

– Зачем мне тебя жалеть? – пожимает Она плечами на мои мысли и встает, опираясь плечом о

стену. – Ты сама не понимаешь, о чем просишь. Знаешь, что такое жалость?

– Да. Жалость – это проявление любви и сострадания.

– Нет, моя дорогая. Жалость – это лишь проявление превосходства одного человека над другим.

Для того чтобы пожалеть кого-то, этот кто-то должен быть жалким. Ты хочешь быть жалкой, чтобы

я тебя пожалела?

– Нет, - Ее вопрос поставил меня в тупик, как и многие другие вопросы. – Я не хочу быть жалкой.

Я хочу, чтобы ты пожалела меня просто так.

– Тогда это будет неискренняя жалость. Хочешь, чтобы я вела себя неискренне по отношению к

тебе?

– Знаешь, иногда людям не требуется чья-то искренность, а лишь иллюзия таковой.

– Это не касается тебя и меня. Вокруг тебя итак слишком много фальши, ты даже сама с собой не

можешь договориться. Если я пойду у тебя на поводу, то ты так и останешься в этом болоте до

конца жизни. Сначала ты будешь требовать жалости у других и упиваться жалостью самой к себе,

затем ты действительно начнешь становиться жалкой от бездействия, и в итоге станешь настолько

отвратительной, что люди перестанут проявлять к тебе хоть какую-то искреннюю доброту. Ведь

никому неинтересно на самом деле проявлять подобные альтруистические чувства к кому-то на

регулярной основе.

– Возможно, ты и права. Жалость к себе – это тупик. Но мне ведь ничто не мешает мне жалеть

других?

– Если это искренний порыв, то, скорее всего, нет, а если это способ почувствовать себя лучше,

чем ты есть на самом деле, то это станет первым шагом на пути назад. Ведь прежде, чем жалеть

себя или кого-то, нужно четко усвоить, что люди сами выбирают себе жизнь, которую они

проживают. Можно до конца дней плыть по течению под чьим-то руководством или с чьей-то

помощью, но умирают все равно все самостоятельно.

Она снова садится на подоконник, немного наклоняется вниз и шепчет, словно кто-то может нас

услышать:

– Смотри. Видишь, эту женщину, которая что-то варит на плите? Угадай, сколько ей лет?

– Не знаю. Может, тридцать пять. – Она смотрит на меня распахнутыми глазами и качает головой: