Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место - Шляхов Андрей Левонович - Страница 52

• Предыдущая
• 52/58
• Следующая

И нет гарантий, что это сработает в первый же раз. Иногда женщине приходится проходить два-три цикла процедур, чтобы забеременеть.

А ЭКО – очень дорогостоящий процесс. Оборудование эмбриологической лаборатории стоит недешево, дорого обходится поддержание в ней рабочего режима – строгое соблюдение определенных параметров температуры, влажности и многого другого, что требуется для успешного осуществления эмбриологического этапа экстракорпорального оплодотворения, в просторечии называемого «пробирочным».

Кроме того, много средств уходит на оплату труда квалифицированных специалистов. Гинекологи-репродуктологи, эмбриологи, анестезиологи, лаборанты различного профиля, акушерки… Всем им необходимо учиться и совершенствовать свое мастерство – и тоже не бесплатно.

Но это еще не все. Нельзя забывать о довольно дорогих расходных материалах для эмбриологической лаборатории и операционной и о недешевых лекарственных препаратах, употребляемых в процессе подготовки для стимуляции.

Бесплатного экстракорпорального оплодотворения приходится ждать подолгу, так велика очередь желающих. В роддоме поговаривали, что Ворхлюк, заведующий гинекологическим отделением, неплохо наживается на желающих сделать экстракорпоральное оплодотворение в срочном порядке, без очереди.

— Борька у нас баловень судьбы, — утверждал Вознесенский. — Богатый, красивый и холостой – что еще может быть нужно мужчине для полного счастья?

Сам Вознесенский был несчастлив уже в третьем браке. Жену он называл циркулярной пилой, а дочь-школьницу – лобзиком, и обе они без конца пилили Илью Иосифовича.

Ворхлюк и впрямь был красавцем. Высокий, подтянутый, большие наглые глаза, нос с горбинкой, волевой подбородок с ямочкой. Многие пациентки, да и не пациентки тоже, млели, едва заслышав низкий хрипловатый голос Бориса Леонидовича. Молва приписывала ему множество романов, правда, без каких-либо доказательств. Личная жизнь заведующего гинекологией оставалась тайной для всех.

У Ворхлюка был один-единственный недостаток: он не умел и не любил оперировать. Зато он был хорошим организатором и великолепным диагностом. Чего еще требовать от заведующего отделением?

Вообще хирурги бывают трех видов: от Бога, нормальные и ни рыба ни мясо. Вроде и грамотный врач, и скальпель вроде правильно держит, и соображает нормально, а по количеству летальных исходов и послеоперационных осложнений стойко опережает всех своих коллег. Обычно такие невезучие люди сознают свою профессиональную несостоятельность и всячески стараются отблагодарить администрацию и товарищей по работе за терпимое отношение, безропотно дежурят по приемному отделению, с удовольствием встречают каждый Новый год на рабочем месте, приглядывают за чужими больными, если лечащему врачу понадобилось съездить на шиномонтаж, утепляют на зиму окна в ординаторской, и так далее. Разумеется, коллеги любят и администрация ценит таких врачей за отзывчивость и покладистый нрав, но в операционную их стараются не пускать, разве что по дежурству, и то, если все напарники заняты чем-то важным. Да они и сами особенно не стремятся оперировать, зная, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Умные и сильные идут дальше: изо всех сил карабкаются наверх, делают карьеру, отдаляясь от операционного стола не вынужденно, а закономерно. Не царское это дело – скальпель держать, тут на руководство времени не хватает.

Единственной операцией, которую Борис Леонидович всегда делал сам, была пункция фолликулов, проводимая для получения яйцеклеток, подлежащих оплодотворению. Ультразвуковой контроль помогает избежать ранения крупных сосудов, вблизи которых находятся яичники.

Пункция фолликулов – болезненная операция, и потому она проводится под внутривенным обезболиванием. И пациентке комфортно, и врачу удобно. Пункции, проводимые Ворхлюком, всегда обезболивал Вознесенский, с другими анестезиологами Борис Леонидович работать не любил. Или, может быть, считал ниже своего достоинства.

Эффективность экстракорпорального оплодотворения невелика: не более тридцати – сорока процентов от общего количества процедур. И далеко не все пациентки (а также их мужья) воспринимают неудачу спокойно. Особенно если это не первая неудача…

Когда прозвучал выстрел, Данилов сидел в ординаторской и заполнял истории родов пациенток, которые сегодня переводились в отделения.

«Рвануло баллон? — подумал Данилов. — Или стреляют?»

Он выглянул в окно. Обзор с четвертого этажа открывался прекрасный: был виден не только двор родильного дома, но и часть бульвара. Везде царило спокойствие.

Данилов вышел в коридор. Тоже ничего необычного.

— Что это было? — спросил он у старшей сестры, проходившей по коридору.

— Сама хотела спросить, — ответила та. — Неужели кислород где-то взорвался?.. Но это не у нас.

Данилов вернулся к своей писанине, но ненадолго – спустя каких-то три минуты в коридоре послышались громкие голоса, среди которых самым громким был голос заведующего. Данилову стало ясно, что случилось нечто экстраординарное.

Действительно: в кресле, которое везли по коридору знакомые Данилову лишь в лицо медсестры из гинекологии, сидел и трясся мелкой дрожью Борис Леонидович. Бледный, с вытаращенными глазами и гримасой боли на лице. Левый рукав его халата был красным от крови.

Сбоку от каталки шел Вознесенский, на ходу отдавая распоряжения. За каталкой тянулась свита из любопытствующих сотрудников роддома. Но отрывкам фраз Данилов понял, что в заведующего гинекологией только что стреляли. В его собственном кабинете.

У двустворчатых белых дверей блока реанимации Вознесенский остановился, оттеснил медсестер-водителей от коляски и скомандовал:

— Всех чужих прошу бегом на выход! Не хрен вам тут делать! Владимир Александрович – прошу!

Данилов и так бы предложил свою помощь, но Илья Иосифович не выносил, когда что-то в отделении делалось не по его указке.

В реанимации Данилов с заведующим и старшей сестрой помогли Ворхлюку переместиться в кровать и улечься на спину.

— Ты первый мужик в моем отделении, — пошутил Вознесенский.

Первый мужик матерно выругался сквозь стиснутые от боли зубы.

На раненую руку прямо поверх халата был наложен резиновый жгут, препятствующий кровотечению из поврежденных артерий.

— Лена, ножницы, бинты, перекись! — приказал Вознесенский постовой сестре.

— Непереносимости каких-либо препаратов нет? — спросил у Ворхлюка Данилов.

Тот молча покачал головой.

— Я за промедолом!

— Хорошо, — разрешил Вознесенский. — Анна Сергеевна, заводите историю на Бориса Леонидовича.

Все верно: раненый госпитализирован в реанимацию, ему оказывается медицинская помощь, вводятся наркотики. Обязательно должна быть заведена история болезни – как иначе списывать наркотические препараты.

Данилов быстрым шагом прошел в ординаторскую, к сейфу, достал оттуда одну ампулу с промедолом, схватил со стола истории болезни переводных родильниц и отдал их старшей сестре, уже заполнявшей на посту историю на Ворхлюка.

— Организуйте, пожалуйста, перевод в отделение. И лучше поскорее, нечего им здесь делать.

— Пять минут, — пообещала старшая сестра.

Вознесенский измерял раненому давление.

— Сто пятьдесят на девяносто. Сейчас мы тебя обезболим и займемся раной.

— Куда? — спросила Лена, принимая у Данилова ампулу.

— Подкожно.

Лена закатала повыше рукав халата на здоровой руке Ворхлюка и сделала укол.

— Кровопотеря у тебя небольшая, это хорошо. — Вознесенский разрезал ножницами окровавленный рукав и занялся обработкой раны, действуя ловко, словно хирург.

— Не больно?

— Уже нет.

— Промедол пошел…

Гримаса боли на лице Ворхлюка сменилась умиротворенным выражением.

— Чем это он в тебя?

— Из охотничьего.

— Так, пулька в ране. Кость цела, артерия вроде тоже. Леонидыч, я сейчас сниму жгут, чтобы проверить. Ты не дергайся…

— Не буду, — пообещал Борис Леонидович, отворачиваясь, чтобы не видеть манипуляций Вознесенского.

• Предыдущая
• 52/58
• Следующая