Очарованные - Робертс Нора - Страница 31

• Предыдущая
• 31/41
• Следующая

— Возможно, потому, что спала как убитая. — Ана соблазнительно потянулась, с запястья к локтю соскользнул браслет из агатов. — Кто поистине удивительный, так это Моргана. Утром к моему приезду кормила обоих, производя впечатление, будто провела неделю на оздоровительном морском курорте.

— А малыши?

— Ужасно хороши. Здоровые, с яркими глазками. Нэш уже профессионально меняет пеленки. Утверждает, что оба ему улыбаются.

Знакомый с этим чувством Бун вдруг понял, что соскучился по нему.

— Славный парень.

— Нэш совершенно особенный, — добавила Ана.

— Должен признаться, я удивился, услышав, что он женат. Всегда был из тех, кто гуляет сам по себе.

— Любовь все меняет, — пробормотала она, стараясь, чтобы в голосе не прозвучали тоска и желание. — Тетя Брайна ее называет чистейшим видом магии.

Хорошее определение. Как только она коснется тебя, начинаешь думать, что больше нет ничего невозможного. Ты любила когда-нибудь?

— Однажды. — Анна отвела глаза, рассматривая сверкающие ледогенераторы вдоль берега. — Только магия оказалась недостаточно сильной. Потом я сообразила, что, в конце концов, жизнь не кончена, могу и одна быть абсолютно счастлива. Поэтому купила дом у воды, стала выращивать сад — словом, начала все заново.

— Вроде меня. — Бун погрузился в раздумья. — Быть счастливой в одиночестве означает, что ты ни с кем не можешь быть счастлива?

— Думаю, это означает, что я могу быть счастлива в сложившейся ситуации, пока не найду того, кто не только подарит мне магию, но и поймет, чтоон мне подарил, — волнуясь, ответила Ана.

Бун свернул на подъездную дорожку, заглушил мотор.

— У нас с тобой кое-что есть, Ана.

— Знаю.

— Никогда не думал, что испытаю столь сильное чувство. Другое, чем прежде, и я еще точно не знаю, что это такое. Не уверен, что хочу узнать.

— Не важно. — Она снова взяла его за руку. — Когда-нибудь тебе просто придется признать, что надо довольствоваться имеющимся в наличии.

— Не надо. — Бун устремил на нее пристальный взгляд. — С тобой не надо.

Ана осторожно набрала в грудь воздуху.

— Бун… Я не совсем такая, как ты думаешь или какой меня хочешь видеть..

— Хочу тебя такую. — Он грубо рванул ее к себе, заглушив испуганный вздох твердыми, ищущими губами.

Ана дрогнула под ударом паники, когда Бун выдернул ее из привязного ремня, повалив к себе на колени. Руки жесткие, рот пышет жаром. Это не тот Бун, который любил ее нежно, терпеливо наполнял сладкой сладостью, шепча обещания. Любовник, с которым она проводила тихие утра и ленивые дни, стал грозным, опасным. Ему нет сил противиться.

Кровь вскипает под грубыми требовательными руками. Ту же дикость она впервые почуяла в залитом лунным светом саду среди пьянящих ароматов срезанных цветов. Терпение и строгий контроль скрывали страсть, требующую немедленного удовлетворения.

Бессознательно сдавшись, она подчинилась ему, готовая на все, что он предпочтет.

Ее тело резко дернулось, когда он протащил ее через зазубренную подножку. Сдавленный крик смолк под жадными губами. В мозгу мелькнула дикая мысль взять ее прямо в машине, пока оба не образумились.

Разорвав блузку, желая ощутить вкус плоти, он впился в ее шею губами. Треск материи заглушил ее стон, пульс сбивчиво колотился под ненасытным ртом. От нее уже шел горячий, сладкий медовый запах.

С богохульным проклятием он распахнул настежь дверцу и, выхватив Ану, наполовину понес, наполовину поволок по лужайке.

— Бун… — Спотыкаясь, пытаясь встать на ноги, она обронила туфлю. — Машина… Ты ключи оставил…

Он схватил ее за волосы, запрокинул голову. Глаза… Боже, какие у него глаза, подумала она, содрогаясь от чего-то, что страшнее страха. Огонь в этих глазах испепелял душу.

— К черту машину. — Он наклонился, приник к ее губам. Голова пошла кругом, стало трудно дышать.

— Знаешь, что ты со мной делаешь? — пробормотал он, хватая ртом воздух. — При каждой встрече. — Потащил ее по лестнице, сминая в объятиях, такую мягкую, безмятежную, с дымкой в глазах.

Прижал к двери, сокрушительно навалился, завоевывая соблазнительные полные губы. В ее взгляде появилось что-то новое. Видно, испугана, возбуждена. Словно оба они окончательно поняли, что зверь, которого он неделями безжалостно держал на цепи, вырвался на волю.

Шумно дыша, он обхватил ее лицо руками.

— Скажи, скажи, что ты меня хочешь. Сейчас. Так, как я хочу.

Она боялась заговорить — горло пересохло, новая незнакомая страсть тяжко давит.

Хочу тебя. — От ее хриплого голоса внутри полыхнуло пламя. — Сейчас. Как угодно.

Он обеими руками схватил блузку за концы воротника, разодрал пополам, ни на секунду не отводя взгляда от дымчатых глаз. Пинком открыл дверь, Ана пошатнулась. Крепкие руки стиснули талию, он приподнял ее и добрался губами до грудей под шелком. Обезумев, она выгнула спину, вцепилась ему в волосы, всхлипнула:

— Бун, пожалуйста… — не зная, чего просит. Может быть, продолжения.

Он опустил ее, снова впился в распухшие губы, прикусывая их зубами, глубоко погружая язык в ее рот. Сердце чуть не разорвалось, когда она принялась лихорадочно стаскивать с него одежду.

Он, шатаясь, пошел по лестнице, срывая по пути рубашку. Посыпались оторванные пуговицы. На верхней площадке требовательные руки вновь потянулись к ней, сдернув до пояса тоненькую комбинацию.

— Здесь. — Он повалил ее на пол. — Прямо здесь.

Наконец настал пир; губы бегают по трепещущей плоти, безжалостно выведывая тайны. Никакого трепета и терпения, никакого жесткого самоконтроля ради ее хрупкости. Да и как назвать хрупкой извивавшуюся под ним женщину. У нее сильные руки, горячий страстный рот, напрягшееся, полное жизни тело.

Ана чувствовала себя непобедимой, бессмертной, невероятно свободной. Ее тело никогда еще не было таким живым, горячая кровь бешено мчится в жилах. Мир кружится вокруг, мелькая размытыми красками и ослепительным светом, вертится все быстрее, быстрее.

Костяшки вцепившихся в балясины пальцев побелели от напряжения, пока он срывал с нее слаксы и тоненькую кружевную полоску под ними. Губы, губы… голодные, яростные, лихорадочные…

Едва сдержав крик, когда он швырнул ее в раскаленное безвоздушное пространство, она стала бессмысленно бормотать что-то на непонятном языке, но он знал, что уже вывел ее за пределы рациональности и здравомыслия. Ему хотелось, чтобы она очутилась вместе с ним в безумном мире беззаконной страсти.

Надо ждать. Надо ждать. И вот стройное белое тело выгнулось. Породистая лошадка готова к объездке. Дрожа, как жеребец, он лег на нее и нырнул в поджидающий влажный жар. Бедра приподнялись, замелькали, как молнии, и она поскакала с ним вместе в грохочущую темноту.

Руки слабо соскользнули с потной спины. Онемев, Ана не чувствовала ступенек, по которым они скатились с лестницы. Хотела его удержать, только сила исчезла. Невозможно осмыслить происходящее. Остались одни мимолетные ощущения, взрывы эмоций.

Если темная сторона любви такова, ее никто к этому не подготовил. Если в нем живет подобная ужасающая потребность, невозможно понять, как ему удавалось так долго ее обуздывать.

Ради нее. Она уткнулась ему в шею вспотевшим лбом. Только ради нее.

Тело растеклось, как вода, под его все еще содрогавшимся телом. Бун пытался вернуться к реальности. Надо встать. В сумасшедшем порыве вполне можно было причинить ей боль. Он шевельнулся, и она болезненно вскрикнула. Крик вонзился в сознание.

— Эй, детка, давай я тебе помогу…

Бун отодвинулся, схватил оторванный рукав блузки, как бы желая прикрыть ее, и, проглотив проклятие, снова отбросил. Она чуть повернулась, явно ища утешения. Господи помилуй, с отвращением думал Бун, взял ее, как какой-нибудь изверг, да еще на лестнице. На лестнице!

— Ана… — Он нашел клочья своей рубашки, попытался накинуть ей на плечи. — Анастасия, даже не знаю, как объяснить.

• Предыдущая
• 31/41
• Следующая