Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга - Страница 73

• Предыдущая
• 73/108
• Следующая

— Сашер, тебе не кажется, что это уже слишком? — не выдержав, поднялся со своего места сэр Тиадей. — Мы все рады, что она носит твоего ребёнка, но она торха. И ты сажаешь её за один стол с нами, её, рабыню, — рядом со своей супругой? Какое неуважение к виконтессе Тиадей! Если тебе так хочется, чтобы твоя торха была рядом, пусть сядет у твоих ног.

Я дёрнулась, чтобы встать, но хозяин удержал меня, погладил по руке и гневно бросил дяде:

— Она будет сидеть здесь, и это не обсуждается. И если кто-то позволит себе испортить ей настроение, то будет произносить тосты в другом месте.

И, обернувшись к супруге, спросил:

— Мирабель, тебя оскорбляет, что Иалей сидит с нами за одним столом?

— Разумеется, нет. Право, не знаю, как сэр Тиадей мог такое подумать.

— Я не узнаю тебя, племянник. Ты позволяешь себе прировнять рабыню…

— Ещё слово — и мы поссоримся. И вы прекрасно знаете, дядя, что прощения придётся просить вам. Сделайте одолжение, не портите мне праздник. Либо вы уходите, либо ведёте себя пристойно.

Захлебнувшись словами от такой наглости, сэр Тиадей сел на место и велел налить себе рашита. Весь вечер я ощущала на себе его злобные взгляды, исподтишка, потому что племянник тоже пристально наблюдал за ним.

Я ела из той же посуды, что и гости, те же яства, только нежирные, пила гранатовый сок и вместе со всеми поднимала бокалы, разумеется, без вина. Непривычно было, когда куски тебе отрезают и накладывают слуги, а сок в бокал подливает хозяин. Госпожа тихо подсказывала для чего каким прибором пользоваться (некоторые были мне незнакомы, у нас в семье пользовались одним ножом и вилкой) и провожала в туалет.

— Тебе очень идёт платье, — шепнул, пользуясь тем, что гости его не слышат, после одного из моих возвращений норн. — Да, без серого ты совсем другая.

— Спасибо, хозяин. Но оно бы лучше подошло госпоже, оттенило бы её красоту.

— Брось, Лей, ты очень красивая. И Мирабель — вовсе не эталон женской привлекательности.

— Вы льстите мне, хозяин.

— В зеркало посмотри, дурочка, — улыбнулся он. — Сейчас ты ещё восхитительнее, чем пять лет назад. Так что хватит называть себя уродиной. Чувствуешь себя как, не устала?

Я действительно немного устала и хотела прилечь.

Хозяин помог мне встать и передал в руки одной из служанок, прислуживавших за столом.

Фей раздела и расчесала меня, сделала ванну, помассировала стопы, помогла с вечерним омовением и, оставив на столе тарелку с миндальным печеньем и стакан молока, удалилась за дверь. Я пыталась удержать её, сказав, что она может спать в комнате, то хыра лишь покачала головой: без разрешения хозяина или госпожи ей нельзя ночевать в господских комнатах, только на подстилке в коридоре.

В последний месяц перед родами мне часто не спалось, иногда до утра ворочалась с боку на бок, хорошо, что можно было выспаться днём. В такие ночи я часто вставала и тихо, чтобы не будить Фей, выходила в коридор прогуляться. Прогуляться, конечно, сильно сказано — далеко и много было тяжело. Обычно я доходила до ближайшей комнаты с мебелью, плюхалась на стул или диван и сидела. Потом, отдохнув, шла дальше, иногда даже до лестницы доходила.

В ту ночь мне так же не спалось, и я совершала свой обычный обход, когда столкнулась в одной из проходных комнат с госпожой. Подмышкой у неё была книга, а в руках — свеча.

— Ты тоже не спишь, Лей, — улыбнулась она. — Вот и я никак уснуть не могу. Старую книгу дочитала, за новой в библиотеку ходила. Видимо, снова нужно принимать снотворное. А ты лучше ляг: вернётся муж, ему не понравится, что ты привидением разгуливаешь по дому.

Госпожа зевнула, прикрыв рот рукой.

— А разве хозяин куда-то уехал? — дивилась я. Странно, за ужином был дома…

— Не уехал, а ушёл. Ну, да я рада. Я честно пыталась, Лей, — вздохнула норина, — но совсем ничего не чувствую, когда он… ну, ты понимаешь. А так хоть эта повинность свелась к минимуму.

А я-то наивно полагала, что норн, как и прежде, ночует у супруги. Видимо, пытался что-то в ней пробудить, а потом плюнул и отправился получать удовольствие за деньги. Если бы к любовнице, то дома не ужинал и до утра бы у неё остался.

Не понимаю я его. Госпожа — такая симпатичная женщина, моложе меня, норина. Ну да, у неё больше не будет детей, но разве для араргца такого происхождения это проблема! Верно говорят: человеческая душа — потёмки. Вот и для него торха, похоже, важнее супруги.

Решила составить норине Мирабель компанию: быть может, так обе быстрее уснём. Сидела и смотрела на неё, впервые стараясь не рассматривать, как госпожу. И мне стало её жалко. Она ведь достойна любви, поклонения, заботы — а всё это у неё было только во время беременности. С комплексом вины, видящая холодную вежливость мужа, который сажает рядом с ней рабыню, целует её, что-то шепчет… Что у госпожи было в жизни, кроме её положения, драгоценностей, платьев? Она ведь тоже вещь, её тоже продали, не дали выбрать, с кем связать свою судьбу. Наверное, потому что мы похожи, у нас и сложились такие тёплые отношения.

Даже ревновать не умеет… Или не настолько ей нужен муж, чтобы ревновать? Она его не любит и даже боится. Ей просто неприятно и обидно.

А вот моего ребёнка госпожа может недолюбливать — если он отнимет отцовскую любовь у Ангелины. И меня заодно — как мать того или той, кто эту любовь отнял. А ведь моей вины в этом не будет, я хозяина не приманивала, не очаровывала, он сам…

— Так, это что за посиделки?

Мы обе инстинктивно вздрогнули, услышав этот голос. Норн вернулся. Пропахший морозом и чужим запахом — эти противные сладкие духи я чувствовала на расстоянии, и меня от них тошнило. Как можно душиться этой мерзостью!

Не выдержала, с трудом встала и заковыляла к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Идти было тяжело, наверное, черепаха была бы сейчас быстрее и элегантнее меня.

А тут ещё ребёнок… Перевернулся, что ли?

Вдруг стало так больно, что защемило сердце, на пару мгновений перехватило дыхание.

Испугавшись, я вскрикнула, обхватив руками живот.

Лишь бы не с ребёнком, лишь бы с ним всё хорошо!

К счастью, боль отступила, но не мой страх.

Я сидела на диване, поддерживаемая госпожой, а обеспокоенный хозяин ненадолго вышел, чтобы послать за врачом. Судя по всему, он опасался, что у меня начались роды. Может, и начались, я не знаю, что должна чувствовать.

Норн вернулся быстро, сразу кинулся ко мне с расспросами и, заметив, как я скривилась, снова почувствовав этот мерзкий запах, замер, пристально уставившись мне в лицо. Потом решительно шагнул, положил руку на живот и начал поглаживать.

— Мне кажется, Лей не нравятся духи, — подала голос госпожа, любезно массируя мне спину. Вспомнила, каковой ей самой было в своё время. — И мне кажется, что не следует касаться беременной женщины после того, где вы были.

Хозяин сначала нахмурился, но потом встал и молча вышел. За то время, что он отсутствовал, меня аккуратно довели до комнаты и уложили в постель.

Боль не повторялась, но я всё ещё беспокоилась.

Норн вернулся в свежей рубашке, с каплями воды на лице и шее — даже умылся. Зато теперь я ощущала только запах мыла.

Он присел рядом со мной на кровать, принялся успокаивать, а потом недоумённо перевёл взгляд на супругу:

— Но ей же рано…

Действительно, рано, что подтвердил и врач, сообщивший, что никаких схваток у меня не было, и объяснивших, как их распознать.

Что произошло? Просто ложная тревога.

В середине марта во мне проснулась тяга к чистоте. Выпрашивая у служанок тряпку, я обтирала мебель, смахивала пыль, переставляла мелкие вещи.

Настроение улучшилось, мучившие меня страхи отступили, даже отражение в зеркале не казалось уже таким уродливым. И животик мне нравился. Только ходить с ним тяжело. И дышать. И не наклонишься…

Словом, я перестала волноваться, даже не считала дни, отделявшие меня от рождения малыша, когда он сам напомнил о себе. Двадцать третьего марта.

• Предыдущая
• 73/108
• Следующая