Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга - Страница 59

• Предыдущая
• 59/108
• Следующая

Они с врачом говорили о чём-то около часа, затем он ещё раз заглянул к больной и откланялся. Хозяин не провожал его, в тот день я его вообще больше не видела. Зато потом узнала, что он напился. И, наверное, не только — откуда можно вернуться в четыре часа утра, пропахшим тяжёлым сладким ароматом?

— Значит, ты, — заплетающимся языком проговорил норн, без стука заявившись в мою комнату. Хотя, зачем ему стучать? — Мне нужен сын, Лей, я ради сына всё, что угодно, сделаю! Всё, что попросишь. Ну, хорошая моя, что же ты отворачиваешься? Не нравится? Просто у моей жены больше не будет детей, не будет, понимаешь?! Сыновья умерли, у Мирабель дочка, ты не можешь, совсем никого… Проклятие, будто кто-то проклял. Лей, у меня вся надежда на тебя, змейка! Чтобы с такими же глазками…

Он притянул меня к себе, обдав смесью запаха выпивки и духов, и впился губами в губы. Я попыталась отвернуться: если уж хочет, то пусть хотя бы не целует, но норн придерживался другого мнения. Всю мою шею, плечи, грудь покрыли поцелуи.

Я смирилась с тем, что он возьмёт меня в таком состоянии, но хозяин не стал, повёл себя странно: уткнулся лицом в мою грудь и на несколько минут затих. Потом встал, с тоской посмотрел на меня и молча ушёл.

Днём пошла проведать Мирабель — ей сейчас плохо, хотя, наверное, хозяину хуже. Госпожа потеряла ещё одного ребёнка — это ужасно, но самое ужасное ей не сообщили. И я не скажу, это дело врача. Представляю, что с ней будет. Я бы, наверное, с ума сошла, поэтому хотела подготовить, утешить, сделать всё, чтобы она не винила себя. А она ведь будет.

Страшно подумать, какие ей станут сниться сны! Видеть неродившихся детей, сознавать, что ты не оправдала возложенных на тебя ожиданий, чувствовать холодность и отстранённость мужа, понимая, что тому виной. Хорошо, что у норины Мирабель есть Ангелина, иначе бы я опасалась самого худшего.

Госпожа лежала на подушках и плакала. Даже не плакала, а подвывала. Увидела меня и разрыдалась в голос.

Я попятилась к двери, но норина Мирабель остановила меня, велела подойти и выгнала служанку, пытавшуюся напоить её лечебным настоем. Ухватила меня за руку, крепко сжала и, всхлипывая, спросила:

— Лей, за что? Что я сделала богам? Кому я теперь нужна, Лей?

Неужели ей рассказали? Но кто и когда?

Оказалось, что сама догадалась, когда на пару минут к ней зашёл муж, поинтересовался, как она себя чувствует, и холодно заметил, что ему очень жаль.

Госпожа обещала попробовать ещё раз, клятвенно обещая, что сумеет родить ему наследника. Норн же в ответ покачал головой, сказав, что не намерен покупать ребёнка ценой жизни жены. Тут-то норина Мирабель всё поняла и, когда заходил врач, попросила подтвердить или опровергнуть свою страшную догадку. А врачи лгать не умеют, говорят правду без прикрас.

Я села ближе, подумав, обняла госпожу за плечи. Та разревелась в голос, уткнувшись в моё плечо, так крепко сжимая, что после даже остались красные следы от ногтей. Я гладила её по спине, напоминала об Ангелине, заверяла, что хозяин её не выгонит, не вернёт родителям, будет относиться, как прежде. А она всё плакала и плакала, уже беззвучно, вздрагивая, будто от судорог.

Когда госпожа немного успокоилась, дала ей прописанный врачом раствор и принесла дочку. Её непосредственное живое личико вызвало на лице матери улыбку, особенно, когда та потянула к ней ручки и что-то загугукала.

Но потом норину Мирабель охватила прежняя чёрная тоска и, чтобы не пугать ребёнка плачем матери, я предпочла унести его.

В коридоре столкнулась с хозяином. Он с отсутствующим видом стоял и смотрел на спальню жены. Заметив дочь, теребившую шнуровку моего платья (какая она всё же хорошенькая!), вздрогнул и переменился в лице, будто на миг от острой боли перехватило дыхание.

— Ты ей улыбаешься так, будто Ангелина твой ребёнок, — хозяин подошёл, но на руки малышку брать отказался. — Отнеси её, Лей, я не хочу её сейчас видеть. Потом. Мирабель как?

— У госпожи истерика, — я понимала, что сейчас не время для улыбок, но не могла иначе реагировать на маленькую норину, которой было всё равно, рабыня я или нет. Она ведь не у всех на руках сидела тихо, иногда закатывала такие концерты, а меня принимала.

А ведь она растёт, уже отлично ползает, разговаривает сама с собой на одной ей понятном языке и интересуется всем на свете. Шнуровку мне-таки развязала, хорошо, успела вовремя подхватить платье.

— Успокоительного ей дай. Нет, пусть кто-то другой даст. Мать бы её нужно позвать, всё-таки её дочь… Рядом с ней легче станет, хотя бы успокоит.

— Если хотите, я могу посидеть с госпожой, проследить, чтобы ничего не случилось. Вот только уложу норину Ангелину…

— Нет, не хочу. Пусть она просто уснёт. Перестанет думать, станет легче. Ангелину потом принеси — она её любит.

Я кивнула и отнесла девочку в детскую, в манеж, сдав под опеку кормилицы.

В дверях ещё раз улыбнулась и помахала этому очаровательному существу в голубом платьице. Даже не верится, что из таких младенцев вырастают потом жестокие бессердечные холодные люди.

Весь остаток дня я поровну поделила между работой и госпожой. Да, она вроде заснула, но не хотелось бы, чтобы она проснулась наедине со своим горем.

Хозяин к ней больше не заходил: он и раньше не знал, что делать с истериками супруги, а сейчас, будучи потерянным и разбитым, тем более ничем не мог ей помочь. По сути, норн чувствовал то же, что госпожа, только держал эмоции в себе, заглушая их выпивкой и рутинной бумажной работой.

Он не обедал, велев принести ему чего-нибудь в кабинет, а вечером и вовсе ушёл. На всю ночь.

Я же провела ночь в спальне госпожи. С трудом удалось заставить её заснуть, только после двойной дозы снотворного. Спала с ней в одной постели, только поверх одеяла: ей нужно было к кому-то прижаться. Разумеется, лучше бы к мужу, но муж женился на ней по расчёту, а по расчёту не пожалеешь… Топил своё горе в рашите.

Утром, ещё до возвращения хозяина, снова заходил врач, прописал какое-то лекарство, посоветовал перенести в спальню кроватку ребёнка и передать виконту, чтобы тот больше времени проводил с супругой, говорил комплименты, всячески показывал, что трагедия ничуть не отразилась на его отношении к ней.

Купить лекарство вызвалась я: хотелось вырваться из пропитанного горем дома.

Специально выбрала аптеку в соседнем квартале, чтобы прогуляться — госпожа проспит ещё часа четыре, торопиться некуда.

Выходя из аптеки, столкнулась с каким-то человеком. Извинилась, отвесила поклон и, не поднимая глаз, хотела уйти, когда меня радостно окликнули:

— Как же тесен Гридор!

Я вздрогнула. Это же Тьёрн, ученик мага сэра Тиадея. Но что он здесь делает?

— Что, не ожидала? — рассмеялся маг и заглянул в мой пакет с покупкой. — Так, что там у нас? Надо же, не капли, а сильное успокоительное. И для крови кое-что. Странный набор…

— Это для госпожи. Не верите, аптекаря спросите и доктора Фацерна. Он сегодня выписал рецепт, — я смело взглянула ему в глаза. В этот раз я честна и не совершила никакого преступления.

— Да верю-верю. Такое просто так не продадут, да и врачебный шифр не подделаешь. Такие вещи ведь в специальную книгу записываются, в двух копиях. Одна возвращается врачу, другая остаётся у аптекаря. На всякий случай.

Как интересно! Значит, за продажей всего, что может причинить вред, тщательно следят. Нечего и думать, что мне продадут что-то, что может навредить агейрам.

— А что вы делаете в Гридоре, снэр Тьёрн?

— Работу ищу. Точнее, устраиваюсь. Я ведь обучение закончил, свидетельство получил и знак, — маг гордо продемонстрировал подвеску-октаэдр.

— Рада за вас, снэр. Надеюсь, боги будут к вам благосклонны.

— Я тоже… Как там тебя?

— Иалей, снэр.

— Точно! У меня ведь хорошая память, а тут из головы вылетело. Очень торопишься? Просто я тут человек новый, а ты, чувствуется, привыкла к этой толчее… Словом, я один дом ищу, совсем запутался, проголодался, как стая волков! Думаю, твой хозяин не обидится, если ты поболтаешь немного с магом?

• Предыдущая
• 59/108
• Следующая