«Белая чайка» или «Красный скорпион» - Кирицэ Константин - Страница 56
- Предыдущая
- 56/64
- Следующая
— Все это — социально-экономическая подоплека контракта, — уточнил Тудор, — но…
Адвокат Жильберт Паскал уловил смысл паузы.
— Да, — продолжал он, — я хотел поточнее изобразить вам общий фон, чтобы увидеть, в какой степени туда вписываются либо не вписываются какие-либо криминальные побудительные мотивы… Предмет сделки составляет то, что в узких кругах известно под названием «Красный скорпион»… Это давняя история, ей не меньше двух веков. «Красный скорпион»— одно из самых драгоценных ожерелий в мире и почти два века перемещается тайно. Неизвестно, кто был его первым владельцем, и поэтому существует, если можно так выразиться, священная заповедь — при любой сделке никогда не упоминать и никому не сообщать имя владельца. Кто угодно может продать его кому угодно. За два века еще никто официально не заявлял об утрате «Красного скорпиона». Возможно, оно и случалось, но огласка означает смерть — и это вторая священная заповедь «Красного скорпиона». Клятва, с которой вступают в сделку, состоит из двух слов, произносимых только по-французски. Под ними подразумеваются два сопутствующих украшения — колье из подковок и колечко в форме подковы, — особой ценности они не имеют… Это все, что мне известно про «Красного скорпиона». Может быть, братья Дориан знают больше подробностей, чем я, однако сомневаюсь. «Красный скорпион» попал к Аваряну неизвестно как, точно так же, как неизвестно, как и куда он перекочевал в настоящий момент… если, конечно, Аварян не инсценировал ограбление… Однако исчезновение «цацек» означает смену владельца… Потому что каждый владелец обязан сменить прежние «цацки» и пустить в заинтересованные круги пароль и символику новых «цацек»… Если вас интересуют точные данные…
— Нет, — ответил Тудор. — Есть ли у вас представление о реальной стоимости «Красного скорпиона»?
— Его стоимость определяется не каратами, — ответил адвокат, — а по договоренности, в соответствии с которой цена может подскочить до миллионов долларов или упасть до сотен тысяч. В зависимости от колебаний на ювелирном рынке. Но чтобы вы представили себе… если кто-нибудь вздумал бы продать рубины и центральный бриллиант порознь, он все равно получил бы за них сотни тысяч долларов, хотя это было бы преступной глупостью.
— А вы неплохо информированы! — заключил Тудор.
— Но не благодаря господину Аваряну, — живо отозвался адвокат. — Я хорошо знал другого владельца «Красного скорпиона», так сказать… другого участника эстафеты, потому что ни у одного владельца он подолгу не задерживается. И не забудьте: любой может продать его кому угодно за любую цену. И никто не спросит ни имени продавца, ни откуда у него эта вещица…
— Похищали ли его уже когда-нибудь? — спросил Тудор, осененный внезапной мыслью.
Всего два раза за последние двадцать лет, говорят, даже за всю историю крали его только в эти последние двадцать лет.
Имена похитителей тоже под запретом?
— Нет, — ответил адвокат, — похитить ожерелье за всю историю удалось дважды только одному-единственному человеку. Его имя — Нико Никола.
Тудор украдкой окинул взглядом своих сотрудников. Ион Роман нервничал, сидел хмурый, без конца теребил блокнот в кожаной обложке, в котором никогда ничего не мог найти, он держал его «для понта», специально для тех, кто боялся письменно зафиксированных слов. Свежевыбритый, элегантный Виктор Мариан, в тонком летнем костюме, походил на курортника. Морской воздух начал на нем благотворно сказываться. Он и решился начать великую битву за алиби:
— Портье, клерк бюро обслуживания и уборщица ничего толком не могли сказать, хотя из их неточностей можно тоже сделать точный вывод. Они не знают, ни когда ушли, ни когда вернулись трое… назовем их любителями острых, ощущений, то есть господа Эмиль Санду, Жильберт Паскал и Андрей Дориан. Помнят лишь,, что не видели их в течение ночи, но это, по их же словам, означает, что люди могли и быть и не быть в гостинице. Все дело в двери на террасу. На ночь, после десяти вечера, эта дверь запирается, но каждый постоялец вместе с ключом от номера получает и специальный ключ от этой двери. Загулявшие или любвеобильные клиенты заходят обычно именно через нее. Мы можем удовольствоваться лишь тем, что никто — ни уборщица, ни портье, ни администратор — их не видел. Та же история и с господином Марино — ночью никто его не видел, но все привыкли к его чудачествам: на пляж отправляется ни свет ни заря, в полночь — спит на террасе или на балконе… так что на него перестали обращать внимание… Как видите, ни одного надежного алиби,, чего, по правде говоря, я и ждал…
Настал черед Иона Романа, который провел беседы со всеми людьми, о которых шла речь. Но больше алиби его беспокоило иное:
— Теперь, когда вы убедились, что Нико Никола не легенда, прошу учесть, что я уже говорил раньше: за всю свою карьеру он не совершил никакого насилия, даже стекла не разбил, не говоря уж о том, чтобы кого-то ударить… Здесь же слишком много крови, и все это не вяжется с почерком Николы… Я повторяю это, чтобы мы не пытались искусственно связать между собой события в столице и здешние убийства…
— Время многое меняет, — улыбнулся Виктор Мариан.
— Как будет угодно, — покорно уступил сыщик, — Я хотел лишь напомнить девиз Николы: ни следов, ни насилия… Напоминаю об этом, потому что все же верю — Нико Никола здесь. Он вскрыл сейф Аваряна — никто другой этого даже бы не попытался… и таким образом в третий раз выкрал «Красного скорпиона»… Перехожу к алиби… Прежде всего пакт о едином заявлении лопнул, как мыльный пузырь. Каждый сам за себя. Господин Марино выгнал меня, добавив, что если я еще раз перешагну порог его комнаты, то покину ее через окно…
— До земли метра три, — усмехнулся молодой детектив.
— Господин Эмиль Санду, — продолжал Ион Роман, — говорил, что он был на танцах, на гулянье, как раз в Мангалии. Пил, танцевал, дал понять, что не удержался, как всякий молодой человек, и от некоторых соблазнов, но не помнит ни имени, ни дома, ни улицы — ничего, что могло бы подтвердить его пребывание в Мангалии в ночь с воскресенья на понедельник. Он утверждает также, что в отель вернулся с рассветом и вошел, разумеется, через террасу… Господин Жильберт Паскал не может из рыцарских соображений сказать, где провел ночь. Архитектор Андрей Дориан — то же самое. Все, что удалось выведать у обоих, — это что они вернулись в отель утром, причем и тот и другой — через террасу…
— Я так и думал! — вмешался Виктор Мариан. — Ходили развлекаться в окрестностях, ха! Я мог бы сказать то же самое. Но в течение 12 часов, всего за одну ночь, я побывал в Бухаресте, два часа беседовал с Клариссой, заскочил домой переодеться и прибыл к утру в отель даже отдохнувшим. И все — с семи вечера до семи утра.
— Но когда они все подготовили, где нашли лестницу и как ее таскали? — недоуменно спросил Ион Роман.
Тудор взял со стола дневник Владимира Энеску:
— Загадку лестницы журналист здесь нам проясняет, сам того не подозревая. Я вам, кажется, говорил, что исчезновение лестницы говорит в конце концов об ее отсутствии в деле Аваряна вообще. В тот момент это показалось нам абсурдным. Но… вот мы снова приходим к тому же выводу: лестница исчезла потому, что никогда не существовала…
— Но это невозможно! — одновременно воскликнули оба следователя.
— И все же это так: лестницы не существовало в том виде, как мы обычно представляем себе лестницу, отсюда и ее непонятное исчезновение. Попытайтесь вспомнить первый день на пляже из дневника Владимира Энеску, злосчастный день. Припомните место, где ему раньше всех приходит на ум идея трамплина. Все, кто был на пляже, включая адвоката Паскала, Марино, Винченцо Петрини, Пауля Сорана, Сильвию Костин, абсолютно все видели трамплин, — назовем его живой пирамидой, — возведенной для прыжков в воду… Вот вам идея лестницы, которая не могла ускользнуть и от постановщика представления в пассаже. Чтобы моментально соорудить самую надежную и самую нематериальную лестницу, нужны были всего три человека. И в несколько секунд злоумышленник, находящийся на вершине пирамиды, то есть третий, проникает через окно в знаменитую бронированную комнату Аваряна. Несомненно, так они и действовали, но пока что у нас на очереди другое: проверка алиби. Нас не могут устроить ничем не подкрепленные запирательства.
- Предыдущая
- 56/64
- Следующая
