Любовь в сети и наяву - Лубенец Светлана - Страница 11

• Предыдущая
• 11/22
• Следующая

– Ох, и жжете!! – потом сам выскочил к ним в центр, выдернул за собой Иришку, и тут же круг распался совсем. Одноклассники разбились на пары, и Нина вдруг обнаружила, что ей пары не хватает. Она оказалась за спиной Свисяевой, которая отплясывала на пару с худосочным отличником Вовиком Рощиным. Рощин, конечно, был парнем малопрестижным, но все-таки в этом танце оказался неплохой парой Динке, потому что развеселился и выделывал совершенно немыслимые коленца, от чего Свисяева потешно взвизгивала и время от времени вскрикивала:

– Ой, Вовка! Ну, уморил! Прямо не могу!

Чтобы никто не заметил, что она осталась одна, Нина поспешила к столу, будто бы затем, чтобы убрать комки использованных салфеток и поправить сервировку. Руки у нее тряслись, а глаза застилала дрожащая пелена слез, которым она неимоверным усилием воли не давала пролиться. Да, насильно милой не будешь. Никакие договоренности и игры в отношения не заменят настоящего чувства. Как бы Митя ни старался ей, Нине, угодить, он не в состоянии изображать любовь там, где ее нет, и нельзя его в этом винить. Что ж, тест на Диану Верховцеву молодой человек не прошел. Вляпался, если еще не влюбился. Даже про свою Маришку забыл. Надо принять это как должное. Нина ведь уже предполагала, что возможен такой вариант: они с Митей «расходятся», поскольку он, как и многие другие, не устоял перед Дианой. Ну пообсуждает класс это событие пару недель и забудет, что когда-то у Кирьяновой с Алексеевым были какие-то отношения. Митя навсегда окажется связанным с Верховцевой. Главное, не впадать в отчаяние и высоко держать голову.

В этот момент зажигательная музыка закончилась и полилась нежная лирическая мелодия. Одноклассники, не расходясь, принялись танцевать медленный танец. Нина бросила быстрый взгляд на пары и, конечно же, сразу выхватила из гущи танцующих Митю с Верховцевой. Они не просто танцевали вместе, они смотрели друг на друга, как показалось Нине, восхищенными глазами. Ей ничего не оставалось делать, как собрать грязную посуду. Во-первых, гости должны есть из чистых тарелок и пить из сверкающих чашек. А во-вторых, в кухне можно будет чуток всплакнуть. Самую малость, чтобы можно было хотя бы смотреть на мир, а то ведь все расплывается в дрожащее марево.

Нина взяла в одну руку стопку тарелок, а другой ухватила за ручки сразу четыре чашки. Когда она повернулась к танцующим, ей пришлось увидеть, что голова Дианы покоится на плече Алексеева. Митя при этом нашептывал ей нечто интересное или, может быть, нежное, склоняясь к ее маленькому розовому ушку, украшенному замысловатой цыганской серьгой. У Нины сами собой разжались пальцы, и посуда упала на пол. Во все стороны брызнули осколки маминого парадного сервиза, а одна чашка, у которой только аккуратно откололась ручка, прокатившись между сразу застывшими одноклассниками, как нарочно, остановилась возле Дианы и Мити. Митя, оставив Верховцеву, поднял с полу изувеченную чашку как раз в ту минуту, когда из соседней комнаты на шум разбившейся посуды выскочили Нинины родители.

– Что случилось? – встревоженно спросила Тамара Львовна, еще не подозревая, насколько велик урон, нанесенный ее любимому чайному сервизу.

– Мама… мамочка… я… я все разбила… – в полной тишине с трудом проговорила Нина и наконец дала волю рвущимся из груди рыданиям. Теперь это можно было сделать. Пусть все, и ребята, и родители, думают, что она голосит по разбитым чашкам. Она одна знает, что плачет из-за неразделенной любви, по утраченным иллюзиям.

Девочка закрыла лицо руками, выскочила в коридор, схватила с вешалки первую попавшуюся куртку и вылетела на лестницу. Она не слышала, как в комнате, где происходили танцы, Селиванов сказал, не глядя на того, кому слова предназначались:

– Вот носит же земля таких подлюков!

– Я еще раз говорю, в эту школу я больше не пойду! – прохрипела Нина, плотнее закутываясь в одеяло, поскольку ее каждый раз начинала бить дрожь, когда они с мамой возвращались к этому вопросу.

– Ниночка! Но это же глупо – почти в конце года менять школу. Ну, не хочешь в этой учиться, поступай в любой колледж или иди в другую школу, но на следующий год, в какой-нибудь специализированный десятый! – увещевала ее мама.

– Тогда я вообще не буду заканчивать девятый класс! – нашла новый аргумент Нина и опять разрыдалась.

Ее рыдания перешли в лающий кашель. Она здорово простудилась, когда в февральскую стужу выскочила из дома в отцовской легкой куртке, в которой он обычно бегал не далее, как в соседний подъезд к своему сослуживцу дяде Саше, чтобы поиграть с ним в шахматы. Она долго бродила по улицам и вернулась лишь поздним вечером, когда уже зуб на зуб не попадал в самом буквальном смысле этого выражения. Отец как раз вернулся с обхода соседних дворов, в которых дочь не обнаружил, и выглядел сильно измученным, но Нина не могла его жалеть, до того ей было жалко себя.

Теперь она уже третий день лежала дома с температурой и сильнейшим кашлем и с необыкновенным упорством каждый день начинала с мамой разговор о переходе в другую школу. Она не могла учиться в этой. Все ведь поняли, почему она разбила посуду. Это унизительно до слез, когда тебя открыто, никого и ничего не стесняясь, меняют на другую. И что с того, что на самом деле она вовсе не Митина девушка! Все же уверены в обратном! Да и она сама считает себя только его девушкой! Она же любит его! Неужели он этого так и не заметил?! Но самое страшное состоит даже не в том, что Алексеев предпочел ей другую. Такое случается довольно часто. Страшно то, что открылся ее нелепый обман, развенчана мистификация. Иришка, забежавшая к подруге на следующий же день, рассказала, как развивались события после ее ухода из дома. Конечно же, все заметили, что Алексеев отдает предпочтение Диане, и за это Селиванов даже обозвал Митю своим любимым бранным словом «подлюк». «Подлюк» без слов тут же покинул квартиру, но Валера бросился за ним. Остальным тоже сразу расхотелось веселиться дальше, и, кое-как одевшись, одноклассники один за другим вышли на улицу.

– И вот представь, – рассказывала Михеева, – вылетаю я на улицу, а там Валерка с Алексеевым стоят друг против друга красные, злые. Селиванов кричит чуть ли не на весь двор: «Какого черта ты в доме своей девушки ухлестываешь за другой?! В нашем классе так никто не поступает!» А твой гад Митечка ему на это: «Надо же! Прямо пажеский корпус какой-то, а не класс!» Но Валерке, как ты знаешь, палец в рот не клади, он сразу нашел, что ответить: «Пажеский – не пажеский, а парни в нашем классе нормальные учатся! И своих девушек не меняют на каких-то там Дианок, которые только и делают, что подсчитывают бесконечные победы!» Алексеев, конечно, не придумал ничего получше, чем сказать: «Да никакая она мне не своя!»

Иришка скривилась, шмыгнула носом и добавила:

– Вот таким Митечка подлецом оказался! Вот и верь после этого людям! А своим Валерой я просто горжусь! Он очень здорово Алексееву ответил: «Ага! Не своя! Мы всем классом следили, как ты ее охмурял в сети, как стишки чувствительные писал, романсики слал! Даже в наш класс перевелся из другой школы, паразит! Гвоздички сегодня принес, как герой сериала про любовь, а чуть Дианка бровью повела – и все?! Так не делается, понял?!» И тут, Нин, прикинь, как раз Верховцева из подъезда выходит. Видимо, она слышала, что кричал Селиванов, потому что тут же завелась с пол-оборота: «Ты-то что встреваешь, болван?» А Валера ей: «А то и встреваю, что Нинка – наша, родная, мы все с ней с первого класса учимся, а этот… плейбой явился сюда и давай ее мучить! И ведь главное, у всех на глазах! Прямо никакого стеснения!»

Иришка опять перевела дух, потом спросила, нет ли у Нины сейчас температуры, и, получив отрицательный ответ, продолжила свой рассказ:

– А Алексеев, представь, стал кричать, что тебя не охмурял, что ты все сама придумала! А он, дескать, теперь должен отдуваться. Мол, он прикидывался, сколько мог, а теперь с него хватит! Но ты не думай, Нин, ему ж никто не поверил! Валерка прямо так и крикнул: «А кто ж тогда, если не ты!»

• Предыдущая
• 11/22
• Следующая