Третья волна - Тоффлер Элвин - Страница 16

Наконец, тот же самый гигантский клин, который отколол производителя от потребителя в обществах Второй волны, расколол и сам труд, выделив внутри этой категории два неравноценных сорта. Это имело огромное влияние на семейную жизнь, роли сексуальных партнеров и на внутреннюю жизнь каждого из нас как индивида.

Один из наиболее обычных сексуальных стереотипов индустриального общества определяет мужчин как «объективных» в своей ориентации, а женщин — как «субъективных». Если здесь и есть зернышко истины, то, вероятно, оно лежит не в некоей фиксированной биологической реальности, но в психологических эффектах невидимого клина.

В обществах Первой волны большая часть работы выполнялась в поле или дома, причем все большое семейство трудилось вместе как экономическая ячейка, а значительная часть продукции предназначалась для потребления внутри деревни или феодального поместья. Жизнь на работе и жизнь дома были слиты друг с другом. И поскольку каждая деревня была в основном самодостаточна, то успех, достигнутый крестьянами в одном месте, никак не зависел от того, что случилось в другом. Даже внутри одной производственной ячейки большинство тружеников выполняли множество задач, меняя свои функции в связи с потребностями сезона, из — за болезни или по своему выбору. Разделение труда в доиндустриальный период было весьма примитивным. Вследствие этого труд в сельскохозяйственных обществах Первой волны характеризовался низким уровнем взаимозависимости.

Вторая волна, перекатываясь через Англию, Францию, Германию и другие страны, перенесла работу с поля и из дома на фабрику и ввела гораздо более высокий уровень взаимозависимости. Теперь работа стала требовать коллективных усилий, разделения труда, координации и интеграции различной деятельности. Успех работы стал зависеть от тщательно спланированного совместного поведения тысяч широко разбросанных людей, многие из которых и в глаза не видели друг друга. Невыполнение каким — либо крупным сталелитейным заводом или стекольным заводом поставок, необходимых для автомобильного предприятия, может при определенных обстоятельствах иметь последствия, охватывающие всю индустрию или же региональную экономику.

Коллизия между работами с низким и высоким уровнем взаимозависимости приводила к серьезным конфликтам ролей, ответственности и вознаграждений. Например, старые собственники предприятий сокрушались, что их рабочие безответственны: они мало заботились об эффективности предприятия, отправлялись на рыбалку тогда, когда они были особенно нужны, предавались грубым развлечениям или пьянствовали. На самом деле большинство промышленных рабочих в начале индустриального периода были сельскими жителями, которые привыкли к низкому уровню взаимозависимости и в большей или меньшей мере не понимали своей роли в общем процессе производства или в неудачах, поломках, неисправной работе, вызванных их «безответственностью». Кроме того, поскольку большинство из них получали ничтожные зарплаты, у них не могло быть сильного желания волноваться о своей работе.

В столкновении этих двух систем труда новые формы работы, как казалось, одержали триумфальную победу. Все больше и больше производство переходило на заводы и в конторы. Сельская местность лишалась своего населения. Миллионы рабочих стали частью сетей с высоким уровнем взаимозависимости. Работа Второй волны оставила в тени отсталую старую форму, связанную с Первой волной.

Эта победа взаимозависимости над самодостаточностью никогда не была, однако, полностью доведена до конца. В одном месте старая форма работы упорно стояла на своем. Этим местом был дом.

Каждый дом оставался децентрализованной ячейкой, занятой биологическим воспроизводством, воспитанием детей и передачей культурных ценностей. Если в семье не было детей или же работа по воспитанию и подготовке их к жизни оказывалась неудачной, это вовсе не отражалось на выполнении тех же задач у семьи, живущей рядом. Другими словами, домашняя работа осталась активностью с низким уровнем взаимозависимости.

Домохозяйка продолжала, как и раньше, осуществлять ряд решающих экономических функций. Она «производила». Но она производила для Сектора А, т. е. для использования в своей собственной семье, а не для рынка.

Поскольку муж, вообще говоря, уходил из дома, чтобы заниматься прямой экономической деятельностью, то жена обычно оставалась на заднем плане, выполняя косвенную хозяйственную работу. Мужчина нес на себе ответственность за более прогрессивную с исторической точки зрения форму работы; а женщина продолжала заниматься более старой, более отсталой формой труда. Он как бы двигался в будущее, а она оставалась в прошлом.

Это разделение произвело раскол в личности и внутренней жизни. Общественная или коллективная природа фабрики и конторы, необходимость в координации и интеграции принесли с собой особое внимание к объективному анализу и объективным отношениям. Мужчины, подготовленные с детства к своей роли на предприятии, где они должны были продвигаться в мире взаимных зависимостей, поощрялись к тому, чтобы быть «объективными». Женщины, с самого своего рождения нацеленные на выполнение репродуктивной функции, воспитание детей и нудную домашнюю работу, т. е. деятельность, осуществляемую в значительной степени в социальной изоляции, — учились тому, чтобы быть «субъективными», и часто их считали лишенными способности к какому — либо рациональному аналитическому мышлению, которое, как полагали, требует объективности[65].

Неудивительно поэтому, что тех женщин, которые ушли от относительной изолированности домашнего хозяйства и включились во взаимозависимое производство, часто обвиняли в том, что они перестали быть женщинами, выросли холодными, грубыми и объективными.

Кроме того, стереотипы сексуальных различий и сексуальной роли мужчин и женщин стали еще более резкими из — за ошибочного отождествления мужчин с производством, а женщин — с потреблением, хотя мужчины также являются потребителями, а женщины — производителями. Коротко говоря, хотя женщины подвергались угнетению задолго до того, как Вторая волна начала катиться по земле, современную «битву обоих полов» можно проследить до конфликта между двумя стилями работы и далее — до разделения производства и потребления. Раскол экономики углубил также и сексуальный раскол.

Таким образом, очевидно, что как только невидимый клин отделил производителя от потребителя, за этим последовал ряд глубоких изменений: для того чтобы соединить их, должен был появиться рынок; возникли новые политические и социальные конфликты; определились новые сексуальные роли. Однако такой раскол означал и нечто гораздо большее. Он означал также, что все общества Второй волны должны были действовать сходным образом, удовлетворять одним и тем же основным требованиям. Не было никакой разницы в том, является ли прибыль целью производства или нет, являются ли «средства производства» общественными или частными, является ли рынок «свободным» или «плановым», является ли риторика капиталистической или социалистической.

Поскольку продукция предназначена для обмена, а не для непосредственного использования, поскольку она должна пройти через экономический коммутатор, или рынок, постольку должны соблюдаться определенные принципы Второй волны.

Как только эти принципы идентифицированы, обнажается скрытая динамика всех индустриальных обществ. Более того, мы можем предвидеть, как будут думать типичные люди Второй волны, ибо эти принципы представляют собой основные правила, совокупность поведенческих кодов цивилизации Второй волны.

У каждой цивилизации есть свой скрытый код — система правил или принципов, отражающихся во всех сферах ее деятельности, подобно некоему единому плану. С распространением индустриализма по всей планете становится зримым присущий ему уникальный внутренний план. Он состоит из системы шести взаимосвязанных принципов, программирующей поведение миллионов. Естественным образом вырастая из разрыва между производством и потреблением, эти принципы влияют на все аспекты человеческой жизни — от секса и спорта до работы и войны.