Лисий хвост, или По наглой рыжей моське - Жданова Светлана "Лисавета" - Страница 98
- Предыдущая
- 98/108
- Следующая
А мне-то всегда казалось, что такая любовь — это ересь. Писала в интернет-блогах: «Подлинная любовь не может быть без взаимности». Сейчас же понимаю — Рейвар, каким бы он не был, все равно останется самым ярким впечатлением моей жизни. Обеих… на диво коротких.
Выдохнув, я оторвалась от его груди и слезла с коленей. Смотреть в карие глаза мне не хотелось, снова как-то вспомнилось — это лисы не плачут, а хвисы ревут в три ручья.
Как же страшно!
Я чуть расправила крылья, гордо задрала морду, в общем, придала себе хоть видимость отваги. И хотя ситуация пугала вплоть до полной отключки мозгов, но… Ой!
— Мама, роди меня обратно!
И я должна драться с ней? Извиняюсь, но есть у меня подозрение, что встреться эта «красавица» с шакалами пустынников — милые песики, поджав хвост, драпанули бы закапываться в песок.
Выглядела хвиса просто устрашающе. Вся в застарелых шрамах, проглядывающих сквозь бурый мех, сутулая, здоровенная. Но больше всего меня потрясли ее крылья. Я смотрела на культю и не могла оторвать взгляд. Из-под редких черных перьев видно бледно-розовую кожу, обтягивающую кость лишь с намеком на мускулы. Второе крыло хоть и было цело, но имело такой покалеченный вид, что не пролитые ранее слезы выступили на глаза.
Если уж я с легкой раной так носилась и жутко переживала, попросту зализывая, пока Рейвар не видел, то каково же ей? Без неба, зная его просторы, без ветра в перьях, без той свободы… Как можно жить, помня все это?
Юстифа оскалилась, а меня посетила новая мысль — через что пришлось пройти этой хвисе? Даже от того, что я знаю, мурашки по телу. Но эти крылья, эти шрамы и презрение к своему увечному телу, о котором ярко говорили патлы висящей шкуры и нелепо торчащие перья… Могу поспорить на усы Кая — она редко перекидывается, предпочитая быть не очень красивой, но харизматичной привлекательной дамой.
Я сжалась, испуганно смотря на призрак когда-то потрясающей женщины. Сейчас от нее мало что осталось, лишь это чудовище и страсть. Страсть к разрушению, следующим объектом которой стану я. Она явно жаждет моей скорейшей, но мучительной смерти.
Если бы Юстифа знала правду о безответном чувстве к мужчине, которого она мне приписывает, о доме, где этих крыльев не будет, о другом мире, где теперь станет пусто и холодно, может, пощадила бы? Хотя нет, в глазах хвисы горит ненависть напополам с безумием. А я очень боюсь боли.
Рывок. Испуганно шарахаюсь в сторону, падаю. Клыки щелкают как раз над ухом, но так и не задевают плоти.
Черная хвиса, видно, решила для начала поиграть на публику, забавляясь маленькой перепуганной девчонкой. А я не знала, радоваться этому или умолять закончить побыстрее. Страх проник так глубоко в душу, что причинял невыносимую боль хуже клыков и когтей. Дышать через раз, дрожать и вскидываться от каждого движения Юстифы — разве это жизнь? Мне хотелось плакать, но слезы высохли. А черная ухмыляется, прекрасно зная, насколько я испугана.
Решение пришло неожиданно. Я резко вскинулась, просто бросая себя на злодейку, так долго забавлявшуюся играми с моей душой. Предугадав мой порыв, хвиса отскочила в сторону, впрочем, успев приложить меня лапой. Выдохнув, я сделала прыжок за ней и вцепилась в первое попавшееся — шкуру у шеи, как раз рядом с культей.
От близости последней меня замутило, и я непроизвольно выпустила добычу.
Юстифа же была не столь брезглива и впилась клыками в только что затянувшуюся рану на крыле. О, как это было больно! Я, похоже, глобально ошиблась, полагая, что боль души может быть сильнее физических мук. Дурочка, просто никогда на клыки к таким тварям не попадалась. Завизжав, я пару раз непроизвольно дернулась, только помогая клыкам проникнуть в хрупкую плоть. Теперь о нежностях желудка думать глупо — подавшись к хвисе, я укусила за то, до чего дотянулась. Дотянулась я до лапы — и сжала узкую челюсть со всей дури, которой соответственно у меня навалом.
Когда крыло освободили, первое, что я сделала, — дала деру. Чем дальше от этой оглашенной, тем лучше. Может, на дерево залезть и переждать, пока у нее азарт спадет, а потом поговорить? Угу, мечтательница наивная. Мало того, что на дерево мы обе можем забраться с равным успехом, так еще и перед самым лесом висела воздушная преграда, о которую я с разбегу ударилась, а потом начала скрести когтями, словно стараясь порвать. Выпустите меня из этого дурдома!
— И куда ты собралась?
Ай, хвост-то зачем?!
Запустив когти в землю, я, как могла, сопротивлялась хвисе, пытающейся куда-то меня тащить. Потом поняла, что делаю себе только больнее, снова встала на лапы и попыталась достать хвост этой черной поганки. Юстифа поняла мой маневр и убрала свою метелку подальше, видно, решив поиграть, как с глупым щенком. Только плохо она меня знает. Подыграв, я сделала вид, что несусь за хвостом, но вовремя извернулась и запустила клыки в мягкую плоть хвисьей ляжки. Будет знать, как со мной шутить!
Юстифа взвыла… и тут-то я поняла — теперь все будет по-серьезному.
Упав на землю, хвиса пару раз крутанулась, а я, понятное дело, вместе с ней, уж больно не хотелось выпускать долгожданный филей. Когда же верх с низом у меня перепутались, Юстифа упала на спину и, подтянувшись, больно цапнула за нос. Разжав челюсть, я громко взвыла.
А пока мотала головой, пытаясь хоть как-то облегчить боль, проклятая черная тварь сбила меня с ног, целясь клыками в горло. Добраться она смогла только до шкуры, но мне и этой боли хватило, чтобы потемнело в глазах, а мозг напрочь перестал работать. Зато очнулись инстинкты, заставив лапы скрести по животу и груди черной, повалившей меня на землю. Она захрипела от злости и боли, но разжимать клыки не собиралась. Даже наоборот, начала трясти головой, разрывая кожу с противным, безобразным треском.
Все, что происходило дальше, я плохо помню. Постоянная боль, хрипы и едкая слюна Юстифы. Кровь во рту, кровь на шкуре. И ежесекундная борьба.
Я даже не пыталась причинить черной больший вред, лишь только защищалась как могла, впиваясь во все, что подворачивалось, корябаясь и вырываясь. Места для страха не осталось, только боль и всепоглощающее желание жить, продлевающее и продлевающее эту агонию. Мы катались по траве, на пару секунд расходились в стороны и снова сцеплялись. Так безнадежно и совершенно предсказуемо…
В какой-то момент мне просто не удалось в очередной раз подняться. Да и не особо я пыталась, оставив глупую гордость и упрямство на другой раз. Тело не слушалось, в ушах шумело, перед глазами повис кровавый туман. И как же все болело!
Немного отдышавшись, я повернула голову и посмотрела на сидящую рядом Юстифу.
— Слабачка. Маленькая мерзкая тварь.
Сил, дыхания, да и просто желания хоть что-то сказать ей в ответ у меня не было. Даже мысли казались пьяными. Например, мне очень не нравилось, что вот эту некрасивую свару видит Рейвар. Глупо сейчас о таком думать, но ведь обидно до слез.
Зря не сказала — тогда бы после меня остались слова, а не догадки. Зря не посмотрела. Зря не поцеловала. Но не зря жила во второй раз.
А еще отчего-то безумно захотелось томатного сока.
— Где твои крылья, которые нравились мне?..
Услышав безумный рык, я медленно прикрыла глаза, чтобы уже через секунду ощутить толчок, поваливший меня, и без того едва сидящую, на землю. Лапы Юстифы упирались мне в грудь, а челюсть сжимала горло, увы, не перегрызая сонную артерию, а планомерно удушая. После рваных ран это оказалось новой мукой, так что неожиданно для себя я начала проявлять признаки завидного жизнелюбия. Вот только поздно спохватилась: какая разница, чего я там хочу, если воздух катастрофически заканчивается и легкие обжигает.
Лапы уперлись в жесткое тело, стараясь отпихнуть навалившуюся черную, кажется, сами по себе, независимо от начавшего уплывать разума. То, что во время своих конвульсий я зацепила одну из ран противницы когтем, причинив ей двойную боль, можно считать чудом. Еще бы — взвизгнувшая хвиса так разозлилась, что глаза ее налились кровью.
- Предыдущая
- 98/108
- Следующая
