Ля-ля-фа - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая

Рот растянулся, складки на плешивом лбу тоже растянулись. Двойная улыбка.

– Конечно, верно, Анатолий Игоревич! Очень даже правильно.

– Ну, сразу видно, ты нормальный парень. И я, пожалуй, возьму риск на себя, решу наш вопрос справедливо.

А почему «наш»? Почему не ваш, в смысле мой? наш. Только наш.

– Вот, взгляни. Это материал. В течение трех, а в исключительных случаях десяти дней я должен решить вопрос о возбуждении уголовного дела. В отношении тебя, естественно. Будем считать, что у нас исключительный случай. Стало быть, десяти. Но решить вопрос о возбуждении – это не значит обязательно возбудить. Понимаешь? Закон предусматривает несколько вариантов. К примеру, если человек не судимый, положительно характеризующийся, если содеянное им не представляет большой общественной опасности, и он может быть исправлен методами общественного воздействия, закон дает мне право не возбуждать дело, а вынести постановление об отказе, копию которого я должен буду направить в товарищеский суд. В то-ва-ри-щес-кий. Где тебе пригрозят пальчиком и скажут, чтобы ты так больше не делал. Вот и все.

Вот и не все. Сладко поет. Прямо Дед Мороз какой-то. Добренький больно.

– И я могу на это рассчитывать?

– Конечно.

– Почему?

– Ну, я же говорю, ты не совсем конченный человек.

А откуда он знает, конченый я или не конченный. Он меня пятнадцать минут наблюдает. А ну я ему графином по лысине? Впрочем, что это я? Человек просто профессионал, слету врубается, конченный или нет. Конечно, не конченный. Очень даже.

– Ты с кем живешь-то?

– С ма-а-мой.

– Не работаешь?

– Временно.

– Понимаю, понимаю. А мать?

– В столовой, уборщицей.

– Да, тяжело, наверное…

– Тяжело.

– Но ты ей помогаешь?

– Помогаю.

– Вот и ладненько. Зачем матери лишние хлопоты? Она, кстати, знает, что ты здесь?

– Не-е-е…

– И правильно. Но давай определяться. Вот мой телефон и номер кабинета в РУВД, на, перепиши себе. Записал? Хорошо. В течение десяти дней тебе надо будет собрать кое-какие документы и принести мне. Тогда я прекращаю материал. Я запишу на всякий случай, чтоб не забыть. Тебе не забыть.

Ручка заскрипела.

– Значит, так, характеристика с места жительства. Лучше положительная. Дальше. Где ты у нас последний раз числился?

– За школой.

– Отлично. Характеристику из школы. Далее. Справку с места работы.

– Так я ж…

– Понимаю. Устройся. Хотя бы формально, Для справки. Отлично. И справку из ИДН, что ты там на учете не состоял. Все, держи.

Пальцы свернули листик и сунули его мне в нагрудный карман джинсовки.

– Я что, могу идти?

– Конечно. Кстати говоря, Игорю Анатольевичу лучше о нашем договоре не упоминать. Я его, можно сказать, законной «палки» лишаю. Товарищеский суд ему в зачет не пойдет, хотя он тебя караулил, ловил, доставлял. А за низкие показатели ему влететь может.

– А вам?

– Мне не влетит. Я в другой службе. Но это не твои трудности. Я беру риск на себя. Жалко тебя по жизни. Все, иди, собирай документы. Главное, уложись в десять дней. Иначе, извини, у меня не будет другого выхода. До свидания, Коля…

До свидания, Толя… Я поднялся, кивнул на прощанье и, с трудом переваривая внезапно свалившееся на меня счастье, пополз к выходу из отделения милиции. Черт, неужели я отделался легким, легоньким испугом? Неужели есть еще порядочные люди? Ну, наверное, есть, главное – удачно встретиться с ними. Неужели я удачно встретился? Ну да, раз я иду к выходу, раз за спиной нет сержанта с дубинкой. Даже синяк ноет какой-то приятной, сладостной болью. Значит, мне повезло, и я готов прыгать на стены, целовать гипсовый бюст Дзержинского и орать во всю глотку. Собрать какие-то бумажки – и все. Тьфу! Да я их за пару дней соберу! Главное, мне поверили, что я действительно случайно, что я действительно не конченный, что я не Никто.

А Сопле я «умывальник» начищу. Подставил так, вонючка. В падлу подставил. Сучок.

И все, после – никакого криминала. Ни в жисть. Первый урок – в прок. Для кого ночь на нарах, что в баньку сходить, а для меня – на пару лет постарел. Или поумнел. Интересно, матери позвонили? Нет, наверное, раз Анатолий Игоревич спрашивал.

На улице весна. Запоздалая, но весна. Солнышко, птички, травка. «Травка», тьфу, будь она неладна. А, черт с ней, проехали. Так, что тут для начала? Характеристики? Сейчас.

Я достаю из кармана аккуратно свернутый листик и, развернув, гляжу на него.

Последующую минуту я стою в позе памятника Пушкина у Русского музея. При этом еще открыв рот.

Очнулся я от того, что на мою протянутую руку сел голубь и сходил по большому. Перепутала что-то птичка. Я стряхнул помет, матюкнул-ся, снова потряс головой и еще раз взглянул на бумажку.

На блестящем глянце рукой профессионала Анатолия Игоревича Небранского большими буквами были выведены всего два слова, четкие и ясные, исключающие какую-либо не правильную трактовку:

«СТО БАКСОВ».

Окна нашей уютной квартирки, расположенной на первом этаже, выходят во двор-колодец. Поэтому я, лежа на диване, даже при слегка открытой форточке улавливаю своими локаторами любые шумы, произведенные человечеством во дворике. Особенно те, что создаются прямо под тобой томными вечерами…

– Смотри, любимый, какие звезды…

– Да, любимая, они светят нам. Потому что мы вместе.

– А ты правда любишь меня? Лобызания с причмокиваниями. Любит.

– Ой, милый, кажется, дождь пошел. Ты чувствуешь?

– Да, любимая. Говорят, дождь к счастью… Я встаю и закрываю форточку. Не знаю, как насчет счастья, но то, что дядя Сева с третьего этажа опять нажрался, это точно. Наблюдается за ним определенная странность – надерется и бегом к окну, по малой нужде. Прямо на прохожих. А бывает, и песни при этом орет. «Ля-ля-фа» – любимая. Сегодня что-то не слышно. Слова забыл, наверное. Лишь бы не вывалился на головы влюбленным. «По утру там нашли три трупа…» Ля-ля-фа.

С момента счастливого освобождения я чувствовал себя, как та парочка под окном. В смысле: «Ой, на нас, кажется, пописали, любимый…».

Как было уже подмечено, выйдя из ментовки, я минуту стоял под утренним солнышком и вертел врученную мне бумаженцию, надеясь найти следы характеристики, запросов или чего-нибудь еще. Не нашел.

Первым естественным порывом было вернуться назад и уточнить, не перепутал ли Анатолий Игоревич бумажку. Но сцена вручения памятки резко восстановилась в мозгу, и желание возвращаться так же резко отпало. Профессионалы не ошибаются. Это только Штирлиц может на каких-то там чемоданах пальчики оставить, чтобы потом потеть, «потолок» ломая, как бы отовраться. Ну, так это Штирлиц, потому про него народ анекдоты и слагает. Про Анатолия Игоревича народ пока ничего не сложил. И пальчиков его на этой записочке нет. А может, и есть. И что с того? Что там написано? «Сто баксов». И все. И только я, Коля Томин, знаю тайну написанного. Только я должен понять: хочешь гулять на свежем воздухе – тащи то, что написано. В течение десяти дней. А другой ничего не поймет. Ну, сто баксов, ну, красивый почерк. Уверенный и твердый. Как стена.

Поэтому второе мое желание – бежать и искать правду – отпало почти так же быстро, как и первое. Полуавтоматически. «Чего-чего? Взятку просит? Следователь из РУВД? А ты сам-то что за прыщ? Коля по кличке „Том“, задержанный за хранение наркотиков? Наркомафия то есть? И твой наркоманский язык поворачивается что-то там лепетать? Оговаривать честных и неподкупных сотрудников? А ну, пошел отсюда, если не хочешь снова в камеру! Да с тебя рваной „тонны“ не получишь, взятка, видишь ли… И бумажку свою не забудь, наркоман проклятый. Засунь ее себе сам знаешь куда…»

Поэтому я грустно ползу в сторону своего двора-колодца, на ходу разрывая на кусочки следовательскую заботу и рассуждая о винтиках, гайках и фатальном невезении.

Забыть текст я не смогу при всем своем желании. Уж очень круглая сумма. Жалко, я не страдаю провалами… Лучше бы забыть.

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая