Конверт из Шанхая - Кузьмин Владимир Анатольевич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/57
• Следующая

– А я во все глаза смотрел на шулера и тоже ничего не видел, – сказал дедушка.

– Позволите рассказать? – предложил принесший наш кофе официант. – Я как раз господина есаула обслуживал, когда заварушка началась. Так господин офицер левую ногу на стул подтянул вот этак, а потом ею как оттолкнется! И одним прыжком оказался на спине негодяя. Но пока тот с револьвером в руке стоял, есаул все выжидал. А как револьвер вылетел, так и он прыгнул. Понять бы еще, с чего этот самый шулер револьверами стал разбрасываться?

– Ну, может, поскользнулся? – вставила я свое «предположение».

– Да с чего ему поскользнуться было? На ковре-то? – возразил официант. – Разве что споткнулся обо что? Может, обронил кто чего? Да вон и пепельница под столом! Точно, кто-то обронил с испугу, он на нее наступил, оступился и выронил револьвер. С вас на троих шесть рублей сорок копеек.

Получив расчет, официант удалился, а мои мужчины расхохотались.

– Ну вот, видите, – сказала я им. – Никто даже и не знает о моем участии.

– Самым поучительным в этой истории является то, – высказал пришедшую ему на ум мысль Иван Порфирьевич, – что от начала до конца никто всего полностью не видел и не знает. И, даже собрав воедино показания всех и каждого, мы бы картину в точности не восстановили! Обычное дело для следствия.

По пути из вагона-ресторана меня перехватила Маша.

– Ой! – сказала она. – Вы из ресторана? Значит, все видели? А мы сегодня так рано отужинали и все пропустили! Расскажите, что там было? А то я умру от любопытства.

– Не засиживайтесь допоздна, – попросил дедушка. – А то, не ровен час, опять привидения начнут бродить по поезду.

– Ой! Ваш дедушка знает про привидение? Какой он хороший!

– Отчего вы так посчитали?

– Ну он же ничего маменьке не сказал! Вот мой дед обязательно бы рассказал да еще и наказать потребовал.

В салоне появился герой сегодняшнего вечера.

– Ух! – выдохнул он с облегчением. – Насилу вырвался! Сударыня, позвольте выразить вам свое восхищение. Эдак, как вы, мало бы кто смог! Я вот чувствую себя неловко оттого, что все главное сделали вы, а вся слава досталась мне. Хотя я бы и сам не прочь от нее отвертеться!

Маша от любопытства и от желания задать сразу тысячу вопросов прикусила губу. Надо отдать ей должное, умела она не сказать лишнего.

– Вам, господин есаул, слава не помешает, – сказала я. – Из-за истории с вашим самовольным захватом места вас тут все игнорировали. Сейчас же отношение станет другим.

– Оно мне надо! Я, пожалуй, стану еще большим затворником.

– Напрасно вы это так воспринимаете. Может, до завтрашнего обеда к вам и сохранится повышенный интерес, но уже к вечеру все станет забываться. А вот отношение к вам, как к герою, сохранится до конца.

– Да что же здесь героического? Вот в Маньчжурии дела бывали!

– Это за одно из таких дел вас крестом наградили?

– Совершенно справедливо. Не поверите, жутко хотелось бы рассказать и даже прихвастнуть, так запретили! Ну, доброй вам ночи!

Маша разочарованно вздохнула, но тут же привычно ойкнула и повернулась ко мне:

– Даша, как так получается, что вам то жандарм, то казачий офицер свое восхищение выражают? И что же такого вы сегодня за ужином сотворили?

– Обезоружила преступника! – не удержалась я от хвастовства и тут же сама закусила губу на Машин манер. Хотя нужно было это сделать секундой раньше, до того как хвастовство вырвалось. С другой стороны, Маше можно и рассказать. Даже если Мария Петровна кому проговорится, ей все одно не поверят.

Но начать рассказа мне вновь не дали. Помешала в этот раз Софья Яковлевна. Она мало того, что появилась здесь, так еще сразу присела рядом с нами и, не спрашивая, желаем мы ее слушать или нет, стала рассказывать.

– Вы себе не представляете, что там творилось! – воскликнула она. – В вагон ворвался вооруженный грабитель и чуть было не ограбил меня. Хорошо, что почти все мои драгоценности в этот раз были не на мне.

Глядя на сверкание бессчетного числа камней, оставалось лишь догадываться, сколько их еще осталось в купе. Нет, действительно странно, что никто не попытался ограбить Софью Яковлевну.

– Так вот слушайте дальше! Врывается этот громила с револьвером в руках и сразу стреляет. Нет, сперва он кричит всем сидеть, это ограбление. Потом бах! Стреляет! Пуля свистит, а револьвер летит мне в тарелку! Ужас! Но наш храбрый есаул бьет бандита по голове…

Тут она сильно задумалась и надолго умолкла. Догадавшись, что этак мы сможем ждать продолжения, а значит, и конца ее рассказа очень долго, Маша решила его поторопить и спросила:

– Чем бьет?

– Вот и я вспоминаю. Наверное, дубиной!

Мы не стали спрашивать, откуда могла в вагоне-ресторане взяться дубина.

– Бьет он его по голове дубиной, тот падает. Я спасена. Все аплодируют. Потом те два молоденьких офицера еще помогать стали. Мне платье пришлось чистить, – тут она вновь умолкла, но ненадолго. – Удивительно! Но это все! А так много переживаний!

К Машиному восторгу, Софья Яковлевна встала и ушла к себе, забыв попрощаться с нами.

– Даша! Неужели все так и было?

– Ну почти так. Может, в некоторых местах рассказ Софьи Яковлевны не совсем точен, но в целом картина передана верно.

– Даша! Перестаньте меня мучить и расскажите, как дело было на самом деле. То есть расскажите все, что было, так, как оно было. Да что же это такое! Совсем говорить разучилась! Заговариваться стала.

Я очень подробно все пересказала, а заодно в уме даже стала сочинять письмо про все это для Пети. Но тут пришел мистер Ю. Он не стал нас перебивать, а обратился с просьбой рассказать все и ему, так как он тоже пропустил столь «увлекатьельное» зрелище. Пришлось начинать сначала, а главное излагать чуть в иной манере. В общем, я пропустила эпизод с пепельницей, Маша почувствовала, что я недоговариваю, но снова промолчала и спросила лишь после того, как нас покинул корейский «предприниматьел»:

– Я так и не поняла, за что вас хвалил есаул? Вы что-то утаиваете?

– Не от вас, Маша. При мистере Ю не хотела говорить, а вам, так и быть, скажу.

Я на секунду задумалась, подбирая слова, которыми можно было описать мой «подвиг», не хвастаясь. Потом у меня в голове что-то завертелось, связанное как-то очень отдаленно с мистером Ю. Господи! Я же так и не рассказала Ивану Порфирьевичу о полученной мною от Пети телеграмме! Вот при чем здесь мистер Ю! Он, конечно, не китаец, а кореец, но все равно человек с Востока. А в телеграмме говорилось про Шанхай. Хотя как раз Шанхай менее всего в той телеграмме понятен. Но все равно нужно было сразу рассказать. Но вот все эти разбитые окна и шулера со своими пистолетами меня отвлекли, и я забыла. А ведь мы могли сократить, и весьма значительно, наш список подозреваемых, потому что, скорее всего, преступник должен был сесть в поезд в Иркутске. К примеру, Софья Яковлевна и Алексей Алексеевич садились в Красноярске, и их можно исключить. Можно было узнать у проводников про каждого пассажира, кто на какой станции сел…

Тут у Маши терпение кончилось, и она стала требовать рассказа. Я уже раскрыла рот, но тут появился английский журналист.

– Не помешаю, если выкурю здесь трубку? – осведомился он у нас. – Думал, что все уже спят и здесь свободно. Кстати, должен выразить вам свое восхищение. В отличие от большинства свидетелей, я прекрасно видел то, что вы проделали.

– Одна я ничего не видела и никак не могу услышать, – возмутилась Маша. – Мистер Фрейзер, хоть вы расскажите, что же Даша такого сделала, что ею восхищаются, а сама она молчит, будто воды в рот набрала? Клещами слова не вытащишь!

– Ох, – вздохнула я. – Может, и вправду вы расскажете, а то мне неловко как-то.

Журналист сел на диван подле нас. В отличие от мистера Ю, надымившего своей чрезмерно ароматной папиросой, он вежливо не стал раскуривать свою трубку, а положил ее на столик, а заодно и газету, которую принес с собой.

• Предыдущая
• 32/57
• Следующая