Игра на изумруд - Кузьмин Владимир Анатольевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/58
• Следующая

– Скорее всего, так.

– Ладно, пойду взгляну, как там наш задержанный поживает, не обижают ли его.

Вернулся Михеич через минуту:

– Как скоро сегодня дело движется! – заявил он с порога. – Михаил Аполинарьевич уже заканчивает второй допрос, а к двум остальным уже по третьему человеку повели. Так что не допрошен только Петр Александрович остался. Пойдемте, я вас к следователю сопровожу, да пожалуй, сразу придется и гимназиста нашего туда вести.

Он оказался совершенно прав: не успели мы подойти к двери кабинета, как оттуда раздался голос Михаила:

– Уводите и ведите следующего.

Полицейский, дежуривший у двери, мигом юркнул внутрь и уже через полминуты вывел оттуда арестованного. Михеич, не дав ему закрыть дверь, сам вошел в кабинет. Что он там говорил, мне слышно не было, но я и так содержание его доклада прекрасно представляла. В подтверждение моих догадок на пороге появился сам Михаил:

– Дарья Владимировна! Несказанно рад вас видеть, проходите, пожалуйста. А ты, Саша, веди сюда столь нежданного арестанта. Вы присаживайтесь. И рассказывайте вкратце, что за авантюру вы на сей раз затеяли.

– Честно сказать, я и сама в растерянности. Петя самостоятельность проявил и оказался здесь. Но раз он сразу не запросился, чтобы его отпустили, значит, что-то узнал или посчитал, что сможет узнать.

– Гхм! – откашлялся Михаил, настраивая себя на серьезный лад, – было похоже, что Петина проделка его больше веселила, чем заботила. – Как будем допрос вести? Душевно или с пристрастием?

– Давайте для начала с пристрастием, – вздохнула я. – В воспитательных целях.

Михаил кивнул и, откликаясь на стук в дверь, крикнул:

– Введите задержанного!

Я примостилась на диванчике, что стоял в углу справа от дверей. Стол помощника судебного следователя располагался прямо напротив входа, и Петя, когда его ввели в кабинет, меня не увидел. Он спокойно сел на стоящий у стола табурет и вежливо сказал:

– Здравствуйте, Михаил Аполинарьевич. Позвольте мне объясниться…

Михаил же, не поднимая головы от лежащих перед ним бумаг, казенным голосом задал вопрос:

– Фамилия?

– Чья?

– Ваша фамилия, задержанный.

– Э-э-э… Макаров. Петр Александрович Макаров.

– Возраст?

– Шестнадцать лет. Михаил Аполи…

– Вероисповедание?

– Господин следователь, неужели вы меня не признали?

– Может, и признал. На память еще не жалуюсь. Однако обстоятельства требуют от меня соблюдения формальностей, заполнения протокола и допроса вас по всей форме. Вот из ваших ответов на мои вопросы и станет ясно – узнаю я вас или не пожелаю узнавать.

– Ну вы же не полагаете, что я совершил преступление? – потихоньку Петя начал терять спокойствие и уверенность.

– Вы задержаны в ходе облавы на опасных преступников и в компании таковых. Так отчего мне не предположить, что вы сами из их числа?

При этих словах Михаил Аполинарьевич не сдержался и бросил взгляд в мою сторону. Петя заметил это и повернул голову. Минуту он созерцал меня, потом смутился, сильно покраснел, но после этого обернулся в сторону следователя и развязно сообщил ему:

– Православные мы, ваше благородие.

– Э-э-э… В каком смысле? – растерялся Михаил.

– Так вы, ваше благородие, про наше вероисповедание спросить изволили. Вот я и отвечаю: православные мы.

Мы с Михаилом не выдержали и дружно рассмеялись. Артист из Пети получался не самый превосходный, но последние его реплики наверняка сорвали бы аплодисменты, будь они произнесены со сцены.

– Ну что, господин сыщик? Испугались?

– Честно? Еще нет, но уже начал пугаться.

– Ладно, давайте присядем на диван и послушаем, как вы до такой жизни докатились.

– Да, к сожалению, особо и рассказывать нечего, – сказал гимназист, усаживаясь рядом со мной. – Накануне утром я прочитал в газете заметку. Да я и пересказывать не стану, она у меня с собой, так я прочту.

Он достал из кармана свернутый номер газеты «Сибирская жизнь» и начал читать:

– «В среду, ближе к вечеру, на окраине Томска произошло событие, способное заинтересовать наших читателей своей несуразностью. Имеется на Песках печально известное заведение «Белая харчевня и чайная». Когда-то подле ее крыльца произрастало дерево, но так как за ним никто не присматривал, дерево захирело, засохло и обломилось, оставив после себя пень высотой в аршин[22]. Этот пень, мешающий проезду, известен едва ли не каждому извозчику и лихачу в нашем городе. Но, как оказалось, не каждому.

Второго дня, как уже сказано, ближе к вечеру, когда начало смеркаться, к харчевне подкатил возок. Пассажир его благополучно покинул, а сам возок тронулся было в дальнейший путь. Но вот беда – лошадь никак не могла сдвинуть его с места! Кучер для начала дергал поводья, размахивал плетью, но результата не достиг. Как сказано классиком: «А воз и ныне там!» Вездесущие мальчишки стали насмехаться над незадачливым кучером, но тот вместо поиска причины приступил к уговорам своего животного и даже угостил лошадь горбушкой хлеба. Однако и это не заставило ее тронуться с места. Вконец обескураженный кучер, едва не плача, обратился к своим насмешникам, и те, сжалившись, указали ему на причину его злоключения. Возок, будучи спереди выше, чем в своей задней части, благополучно наехал на не замеченный возницей пень и при попытке продолжать движение за него уцепился.

Впрочем, даже зная о находившемся под возком препятствии, кучер еще долго не мог сдать назад и освободить свое транспортное средство.

Для нашего города, с древних пор славящегося конным извозом, такое происшествие выглядит полным конфузом».

– Я сразу вспомнил, что нам рассказывали о кучере того возка, который мальчик Степка видел возле монастыря в день убийства, – сказал Петя, свертывая газету. – Михаил Аполинарьевич, вы же знаете, о чем речь, Даша вам рассказывала? Так вот, я позвонил в редакцию господину Вяткину и поинтересовался, почему эта харчевня «печально известная»? Он сказал, что это самый настоящий воровской притон. Вот я и решил его навестить, притон то есть, а не господина журналиста. Вдруг, думаю, удастся что-то важное услышать или увидеть? Я, конечно, не с бухты-барахты туда сунулся, а все тщательно обдумал. В каком виде идти, о чем спрашивать, что отвечать, если меня самого спросят. Вот и все.

– Так. Ну и удалось вам что-то важное услышать? – спросил Михаил.

– Это как сказать.

– Да уж рассказывайте как есть! – потребовала я.

– И со всеми возможными подробностями, – согласился с моим требованием Михаил.

Петя вздохнул, обреченно на меня поглядел и начал повествование о своих приключениях.

Район, где расположена харчевня, глухой и мало застроенный. О фонарях здесь и помину не было. Весной и осенью все вокруг утопало в непролазной грязи, а по зимнему времени улица была так заметена сугробами и становилась столь узкой, что два экипажа с трудом на ней разъезжались.

Сама «Белая харчевня и чайная», как было написано белым по синему на изрядно потрепанной вывеске облупившейся во многих местах краской, представляла собой одноэтажный дом с мезонином. Мезонин[23] служил хозяину заведения квартирой, а само заведение занимало всю нижнюю часть дома. Ко входу вело крыльцо в три ступеньки, некогда огражденное перильцами, от которых к настоящему времени остались лишь пазы в досках.

Пройдя через крохотные сени, посетитель оказывался в небольшой зале. Даже при дневном свете любому посетителю требовалось некоторое время, чтобы начать видеть хоть что-то в царившем здесь полумраке. Небольшие оконца, не мытые со дня постройки, свет с улицы почти не пропускали. Разглядеть через них снаружи, что происходит внутри, также не было никакой возможности, и это служило единственным оправданием слоям грязи, скопившимся на стеклах.

• Предыдущая
• 22/58
• Следующая