Ученик демона - Сухов Александр Евгеньевич - Страница 25

Следующим на очереди был капитан. Его Охотник приложил крепко кулаком по голове и, заткнув пасть куском простыни, связал без членовредительства.

Все, главные виновники гибели сотен жителей Кайхат-Кахр обездвижены и отдыхают до поры до времени в своих кроватках. С остальными пиратами можно не церемониться. По натуре Глан эр-Энкин не был кровожадным человеком, но на этот раз, раскраивая череп цепом или перерезая горло ножом очередной своей жертве, он чувствовал пьянящую первобытную радость. Он мнил себя Воплощением Высшей Справедливости, Карающей Десницей Единого и одновременно Демоном Ада, Диким Зверем. В какой-то момент он не выдержал и громко по-звериному зарычал. Пару раз очнувшиеся ото сна моряки попытались организовать отпор. Но куда там, один лишь дикий вид мечущегося по кораблю окровавленного демона приводил людей в душевный трепет, заставлял леденеть кровь в жилах, лишал способности к какому-либо сопротивлению.

Через полчаса в залитых кровью кубриках, коридорах, на палубах и в каютах не осталось ни единой живой души. Разошедшийся Глан не пощадил никого, даже подвернувшуюся под горячую руку судовую собачонку, посмевшую на него оскалиться, придушил голыми руками и выбросил в распахнутый иллюминатор. Впрочем, он тут же пожалел о своем поступке и остыл также резко, как завелся. Никакой радости от содеянного не осталось, лишь пустота в душе и ноющая боль как от гнилого зуба, которую не вырвать никакими клещами и не залечить никакими микстурами, и которую отныне ему предстоит носить в себе до скончания дней своих.

Прикончив последнего негодяя, он прошел на пушечную палубу и с помощью найденной у одного из орудий кувалды сбил замки с трюмных решеток.

— Народ, выходи по одному! Свобода! — громко крикнул в темноту.

В ответ послышалось шевеление, затем приглушенный гул, наконец, какая-то девушка радостно заголосила:

— Люди, это же Глан, наш Глан, муж Марры ведуньи! Я его по голосу узнала.

— Действительно Глан, — из люка высунулась взлохмаченная мужская голова и удивленно уставилась на залитого с ног до головы кровью Охотника. — А что с этими?

Мужчина не пояснил, кого он имел в виду, но этого и не требовалось.

— Эти практически все мертвы. Оставил семерых главных негодяев, пусть немного поживут.

— А где остальные наши? — продолжал допытываться любопытный мужичок, вылезая из трюма на палубу.

— Остальные мертвы, а те, кто не умерли, в лесу прячутся.

— Я не про то, Глан, — продолжал любопытствовать мужичок. — Где все прочие? Ну те, которые помогали тебе нас освобождать.

— А нет больше никого.

— Ты хочешь сказать… — абориген запустил пятерню в лохматую шевелюру и озадаченно почесал темя, — что в одиночку прикончил всю эту банду?

— Не сложно было, — пожал плечами Глан, — пережрали они дармовой выпивки, бдительность потеряли. Ну я на борт незаметно поднялся. А дальше — дело техники.

Выбравшаяся из трюма к тому времени толпа одобрительно загудела. Сотни глаз уставились на Охотника с обожанием и страхом. Что бы там он ни говорил, но для того, чтобы положить в одиночку сотню крепких мужчин, нужно быть либо демоном, либо героем. Вот каждый и решал для себя, кто перед ним: демон или герой.

Наконец страх ушел. Люди все-таки решили, что перед ними герой-освободитель. Разве демон станет заботиться о каких-то людишках? Народ расслабился и в лице все того же лохматого мужчины обратился за советом:

— Глан, а нам-то чего теперь делать?

— На корабле масса полезных вещей. Берите, что понравится — хотя бы какая компенсация. А я еще какое-то время здесь побуду.

— А вообще, как жить дальше? — не унимался мужчина.

— На вашем месте я бы построил новую деревню подальше от берега. Адову Клоаку мне… нам с Шуршаком удалось закрыть на веки вечные, так что насчет регулярных нашествий нежити можете забыть…

— А сам-то ты, что станешь делать? — спросила одна молодая женщина, сообразившая каким-то своим женским чутьем, что Глан не собирается далее оставаться с обитателями разоренной деревни.

Юноша не ответил, лишь с тоской в глазах посмотрел на девушку и горестно вздохнул.

— Ты это, не расстраивайся, паря, — подал голос лохматый. — Смерть Марры и Шуршака была легкой. По ним пальнули их толстой железной трубы. Хуже было деткам малым да старикам. Перед тем, как их убить эти демоны во плоти поиздевались над ними вволю. Что творили, язык не поворачивается рассказать. А старую Холуэйн… — Комок в горле помешал мужчине высказаться до конца, он лишь махнул рукой и убрал рукавом горькую слезу с небритой щеки.

Тут и все прочие вспомнили о потере родных и близких. Женщины зарыдали в голос, мужчины помрачнели и опустили головы.

Однако век горе горевать невозможно. Постепенно люди начали приходить в себя. Группа энтузиастов принялась спускать шлюпки на воду, остальные разбрелись по кораблю. Через час на верхней палубе высилась внушительная гора добра. Брали все, что могло пригодиться в хозяйстве: инструмент, посуду, ткани, даже пушки умудрились снять с лафетов и все парусное вооружение с мачт. Некоторые предлагали разобрать корабль, мол, хорошая доска в хозяйстве пригодится, но, подумав, решили этого не делать — займет слишком много времени, а дел и без того выше крыши.

Сначала переправили на берег женщин и подростков, затем занялись транспортировкой трофеев.

Тем временем Глан занялся пленными. Шестерых основательно покалеченных магов он выволок на палубу. Возмущенные люди хотели тут же растерзать негодяев, но Охотник не позволил этому свершиться. Он приказал развязать чародеев и посредством толстых гвоздей с широкими шляпками лично распял их на палубных надстройках. При этом он не чувствовал себя изувером — око за око, зуб за зуб — принцип талиона, единственный принцип, признаваемый его Учителем эр-Энкином. По большому счету, эти выродки должны быть ему безмерно благодарны, что так легко отделались.

Пришедшие в чувства маги лишь пучили глаза и мычали. Глан не собирался избавлять их от кляпов.

В одной из кают он нашел проклятый мешок с сокровищами и посохом, изъятыми из крипты Древних. Глан хотел было сразу же выбросить его за борт, но в его светлую голову вовремя пришла удачная мысль: если для магов настолько важны эти вещи, так, может быть, и он сможет найти им достойное применение. Во всяком случае, избавиться от мешка никогда не поздно. Юноша прекрасно понимал, кто виноват в гибели Марры, Шуршака, его не родившегося ребенка и прочих жителей Кайхат-Кахр и всей душой жаждал отомстить одному пауку, раскинувшему свои ловчие сети по всему Хаттану. Да, да, он слабый одинокий человечишка решил замахнуться на всемогущего мэтра Захри. И плевать, что за Магистром ордена Огненной Чаши стоят легионы адептов и мощная государственная машина, он должен найти способ встретиться с негодяем с глазу на глаз, чего бы это ему ни стоило.

После того как цели и задачи были определены, на душе Охотника стало немного легче. Когда у человека голова занята делом, о плохом как-то не думается, или думается, но значительно меньше.

Пристроив магов, Глан вернулся в капитанскую каюту. Стреноженный командир корабля пришел в чувства и со страхом в глазах пялился на страшного незнакомца, силясь языком вытолкнуть кляп изо рта.

— Ну что, пообщаемся? — плотоядно ухмыльнулся юноша и, не обращая внимания на работорговца, извлек из ножен свой нехилый ножичек.

Сразу кромсать свою жертву он не стал. Для начала привязал за руки и за ноги к спинкам кровати и вытащил кляп изо рта. Как следствие капитан "Парящего облака" разразился грубой бранью в адрес своего мучителя.

Но ожидаемой ответной реакции не последовало, вместо того, чтобы заткнуть мерзкую пасть крепкой зуботычиной, юноша схватил один из стульев и треснул им о палубу. В результате стал обладателем крепкой дубовой ножки. Завладев означенной деталью мебели, он пристроился на другом стуле и, не обращая внимания на вопли мужчины, принялся расщеплять деревяшку на лучины. Когда лучин набралось более двух дюжин, он старательно заточил конец каждой и лишь после этого воззрился равнодушным взглядом на капитана. Процесс пытки обязывает палача быть бесстрастным иначе можно перестараться и раньше времени уморить жертву. Глан же всей душой желал, как можно сильнее омрачить последние мгновения жизни этой мерзопакостной твари, не достойной называться человеком.