Родовой кинжал - Руда Александра - Страница 60

• Предыдущая
• 60/66
• Следующая

Только под вечер больные начали как-то приходить в себя. Хуже всего пришлось Персивалю. Отравленной пищи он съел больше всех, а вот эльфийское противоядие на него подействовало слабее.

— Что, Ярик, едем дальше догонять твою невесту или останемся здесь на ночь? — спросил Драниш, держа в руках чашку чая. Ему было непривычно чувствовать себя таким слабым, поэтому он литрами пил чай, сгорбившись около костра, не шутил, не улыбался и только иногда бросал на меня грустные взгляды. — Остаемся? Это правильно.

Я старалась не обделять его вниманием, однако такое количество больных и от этого очень капризных мужчин требовало от меня огромного терпения. Тиса, едва пришедшая в себя, отправилась на речку стирать одежду.

— Физический труд — лучшее лекарство, — буркнула она в ответ на мое предложение помощи. — Ты вон этих развлекай.

Честно говоря, иногда мне очень хотелось к ней присоединиться, чтобы больше не терпеть рядом парней, которые как будто сговорились дружно играть на моих нервах.

Даезаэль беспрестанно ел, восполняя утраченные силы. Заэ-инн он берег, поэтому потребовал от меня, чтобы я сварила кашу с кусочками сушеного мяса. Пока каша варилась, Сын Леса сожрал почти все наши запасы меда, который я собиралась класть в чай: после отравления нужно было как можно больше пить. В итоге каждому досталось по маленькой ложечке, и чай мы пили с сушеными яблоками.

Кипяток в котелке быстро заканчивался, и я постоянно таскала воду с речки; утешала гнома, которого тошнило, улыбалась троллю, угождала капитану, который каши не хотел и требовал супа, ругалась с эльфом, который записал себя в главные страдальцы и поэтому ныл и причитал больше всех. Когда я перепаковывала его сумку, Даезаэль довел меня до бешенства своими придирками и требованиями запомнить большинство снадобий.

— Еще один вопрос, и я сброшу тебя с крыши! — наконец не выдержала я. — Я тоже себя очень плохо чувствую, но мне никто чаю не принес и кашки не сварил. А ты еще и издеваешься надо мной! Поэтому заткнись, прошу тебя!

— Чего ты возмущаешься? — разобиделся эльф. — Ты же женщина! А женщины сильнее мужчин и быстрее восстанавливаются. Поэтому ты должна быть рада, что мы позволяем о себе заботиться, так ты забываешь о собственных проблемах.

— Если бы еще проблемы забыли обо мне, было бы вообще замечательно, — пробурчала я.

Чувствуя, что еще немного — и сорвусь самым постыдным образом, чего доброго, начну кричать и кидаться вещами, я схватила одеяло и ушла в густой ивняк, росший на берегах речушки. Каким-то чудом смогла продраться поглубже в кусты, завернулась в одеяло и устроила там себе пречудесное ложе из ветвей, гибкое, покачивающееся, нежно массирующее мое тело, в котором ныла каждая косточка, а каждая мышца отдавалась стоном при любом движении. Это убежище было именно тем, что мне нужно.

— Котя! Котя! — позвал меня тролль. Сквозь сплетение ветвей было видно, как он стоял на берегу, почесывая грудь и не глядя в мою сторону.

Конечно, Драниш мог меня найти без труда, но, видно, желания у него такого не возникло. Поэтому он ограничился тем, что еще раз лениво крикнул «Котя», вызвав в ответ возмущение эльфа: «Чего ты орешь? Что, девушка уже в одиночестве побыть не может? Если тебе нечем заняться, дров лучше наноси!» Привычное переругивание моих товарищей, к которому подключился даже Персиваль, далеко разносилось по пустынному берегу, действуя на меня как колыбельная. Первые комары вяло зудели над ухом, но активных попыток атаковать не предпринимали. Наверное, им не нравилась кровь, приправленная эльфийскими лекарствами.

Меня разбудили тихие голоса. Я открыла глаза. Уже смеркалось, видны были только смутные темные силуэты. Я попробовала было подняться, но поняла, что если участники разговора узнают, что я их подслушала, то не простят этого никогда.

— …хотела поговорить? — холодно спросил Волк.

— Я… хотела… о нас… — Тиса смущалась и заикалась.

— Что? Что значит о нас? — удивился капитан.

— Ну… не о нас… обо мне… Капитан, что будет со мной, когда вы найдете свою невесту и женитесь?

— А что с тобой случится? — Судя по голосу, благородный искренне не понимал ни причины этого разговора, ни переживаний Тисы.

— Я… капитан… нет, господин Ярослав, я же люблю вас! — Девушка почти выкрикнула это признание, каждое слово как будто жгло ее горло.

— Я знаю. — Голос Волка смягчился. — Я знаю, ты меня любишь, и очень тебе благодарен за это. Думаю, если бы не это обстоятельство, я бы не терпел тебя рядом с собой так долго.

— Не… не терпели? — ахнула Тиса.

— Да. — В голосе Ярослава прозвучало легкое раздражение. — Иногда ты бываешь очень надоедливой.

— Я… но я просто старалась сделать вашу жизнь как можно более комфортной!

— Тиса, я ведь не должен напоминать, что делать мою жизнь комфортной — это твоя обязанность, а не привилегия? — спокойно спросил капитан.

— Нет, простите меня. Но все же… что будет со мной, когда вы женитесь?

— Я не понимаю, что может с тобой случиться! — Кажется, в голосе капитана было не раздражение, а… беспомощность. Да, точно! Он чувствовал себя в разговоре о чувствах совершенно беспомощным и прикрывал свою растерянность суровостью. Ну конечно же! Да и где он мог научиться говорить о чувствах, если его детство было таким, как его описала мне Тиса?

— Но ведь рядом же будет она, ваша жена! А я?

— Тиса, неужели ты думаешь, что моя жена будет служить мне адъютантом? — поразился Волк. — Стирать мне рубашки и следить за состоянием оружия? Что ты такое говоришь! Ведь она же чистокровная благородная. Ты разве забыла об этом?

— Нет! — крикнула Тиса. — Я не забыла об этом! Я все понимаю! Я понимаю, что Ясноцвета Крюк даже не знает, с какой стороны подойти к постирочной лохани или как ухаживать за вашим мечом. Только я не понимаю, как я буду смотреть на то, как вы целуете ее! Как вы уходите с ней в спальню!

— Дрыхли бы тебя взяли! — вышел из себя капитан. — Она же будет моей женой! И я очень хочу детей, знаешь ли.

— Я люблю вас, Ярослав! Я люблю вас! И я не могу потерпеть рядом с вами другую женщину! Я, я хочу быть вашей женой! Все эти годы я была рядом с вами не потому, что мне нравилось прислуживать вам, а потому, что я люблю вас! И на войну я пошла только потому, что я люблю вас! Все, что я делала в своей жизни, — это только потому, что я люблю вас так, как никого никогда не любила и уже не полюблю!

— Подожди… — умоляюще попросил Волк. — Сейчас, сейчас я попробую разобраться. То есть, если я правильно понял, ты любишь меня не как своего господина, а как мужчину?

— А… а вы только сейчас это поняли? — изумилась Тиса и засмеялась. Смех ее был страшным, меня просто мороз пробрал, и я с трудом удержалась, чтобы не поежиться. Любой шорох мог меня выдать, и что тогда бы сделали со мной собеседники, пребывающие в таком накале страстей, я даже боялась подумать.

— Прекрати, — приказал Волк. — Тиса! Прекрати!

Он снова, как в ту грозовую ночь, пытался решить проблему криком, и опять у него ничего не получилось. Интересно, пойдет ли ему прошлый опыт на пользу. Кажется, да, судя по звукам истерического смеха, которые стали тише, он прижал девушку к себе.

— Тиса, Тиса! — Я никогда не слышала, чтобы Ярослав говорил таким нежным и мягким голосом. — Прости, я никогда этого не замечал. Твое присутствие рядом было для меня таким привычным, что я никогда и не задумывался, что ты испытываешь. Я всегда думал, что наши отношения — это просто отношения благородного и его верной… мм… подчиненной.

Тиса продолжала плакать. Капитан молчал, и только иногда под его ногами похрустывал песок — видно, он переступал с ноги на ногу, так и не придумав, что еще сказать или сделать.

— Ну, — наконец не выдержала девушка, перестав всхлипывать, — скажите же что-нибудь!

Волк несколько раз начинал что-то говорить, но останавливался на полуслове. Наконец, откашлявшись, он сказал:

— Разве ты не знала, что у нас никогда ничего не могло получиться? Разве ты не видишь разницу в нашем происхождении? Тиса, я ведь рожден править, меня учили этому всю жизнь. А чему учили тебя? Мы такие разные, Тиса.

• Предыдущая
• 60/66
• Следующая