Родовой кинжал - Руда Александра - Страница 43

• Предыдущая
• 43/66
• Следующая

Мирик это знал, но все равно настаивал, чтобы мы ее пели только вдвоем — насколько мне было известно, он никогда и ни с кем, кроме меня, не исполнял эту балладу. Спрашивать, почему это так, мне не хотелось. Наверное, боялась услышать то, что мне никак не понравится и усложнит и без того мою запутанную жизнь.

Сегодня мы собрали неожиданно — для таких слушателей — богатый эмоциями отклик. Персик плакал, не скрываясь, Тиса вообще ревела в три ручья — ну, с ними все было понятно. Но вот то, что прослезится циник Даезаэль, я никак не ожидала.

— Какая красота! — плакал он. — Они умерли! Что за песня! Вот умели же раньше сочинять! Я уверен, что последний куплет про совместное посмертие — это поздняя вставка. Потому что все должно заканчиваться плохо. Но какая песня, какая песня! Я запишу слова!

Даже Ярослав выбрался из фургона и сидел на заднике, прислонившись к стене. Лицо его было в тени, и разглядеть, что он чувствует, я не могла. Однако его взгляд так колол мне между лопатками, что я непроизвольно ежилась.

А вот Драниш смотрел на меня так тепло, что мне стало не по себе. Неужели черноволосый тролль начал находить лазейку в мою душу? Что же делать? Как все это прекратить? И нужно ли вообще это прекращать? Может, побаловать себя, пока есть возможность?

После «Сердечка» мы какое-то время молчали, каждый думал о своем. А потом Чистомир заиграл шутливую песню про ловкого котенка, который то и дело что-то вытворяет, оставляя виноватым то дворового пса, то любимую комнатную собачку хозяйки и даже горластого петуха. К концу песенки настроение поменялось, лица озарились улыбками. Вот за что я всегда восхищалась другом, так это за то, что он в несколько минут был способен кардинально изменить настроение окружающих, как правило, в свою пользу, и делал это виртуозно.

Как только у Мирика заболели пальцы, тролль сурово заявил, что пора заняться физическими упражнениями, и до темноты гонял нас бегом, заставлял отжиматься и подтягиваться. Выполнения упражнений не избежал даже Персиваль, правда, со скидкой на ранение. Дуб тоже не отлынивал, сняв одежду, которую ему пожертвовал Волк — только у него была подходящая фигура и размер, — и оставшись лишь в гномьих подштанниках. Смотрелся он очень потешно, и я веселилась до вечера, и только усевшись готовить ужин, заметила, как ощутимо дрожат после нагрузки руки.

После такого насыщенного дня эльф поручил мне следить за состоянием капитана, а сам завалился спать, посоветовав остальным заняться тем же самым. Упрямую Тису он ткнул пальцем в лоб, отчего она тут же заснула, тряпичной куклой рухнув на пол.

— Завтра под вечер приедем в замок к Сычу, — сказал тролль, волоча девушку на ее место и укрывая одеялом. — Надо явиться на встречу в надлежащем виде, завтра будем драить фургон, пока кто-то из магов его вести будет. Ярик не захочет упасть в грязь лицом перед другом детства, это как пить дать.

И вот теперь я сидела рядом с Ярославом и прислушивалась к происходящему за стенами фургона. Здесь никто, кроме Чистомира, не знал, что грозы для меня опасны, но друг детства спал, широко раскинув руки, приоткрыв рот и мелодично похрапывая. Как бы он ни храбрился, но последние дни выдались для него слишком тяжелыми. Поэтому мне было стыдно будить его в поисках защиты и утешения. Я решила терпеть до последнего и только тогда, когда ситуация станет критической, просить о помощи. Пусть Чистомир еще немного поспит, он это заслужил. А потом ему придется возиться со мной всю ночь.

Очередной порыв ветра так ударил в стенку фургона, что он закачался. Я поежилась и подвинулась поближе к капитану, так, чтобы тело чувствовало его тепло.

Вдалеке ударил гром. Я подскочила на месте, зажав руками рот, чтобы не закричать. Как же я ненавидела ту беспомощность и утрату контроля над собой, которые всегда ждали меня во время грозы! Все еще усугублялось тем, что, потеряв способность здраво размышлять, я могла причинить ущерб фургону и окружающим своим магическим даром. Но нужно еще немного потерпеть, держать себя в руках и сопротивляться безумию до последнего.

Началось!

Судя по тому, что я чувствовала — а в этом я никогда не ошибалась, — гроза приближалась к нам полным ходом. Вот-вот молнии будут бить прямо над нашими головами.

Бабах! Гром как будто вбил раскаленный гвоздь в мой череп.

Я не выдержала и, наплевав на обязанность поменять мокрую тряпку на лбу у капитана, свернулась в комочек, спрятавшись под одеяло. Этот нехитрый детский прием совершенно не помог — было все так же страшно и больно.

Раздался очередной раскат грома, казалось, прямо у меня над головой. Я содрогнулась всем телом и не смогла подавить вскрик. Паника была уже готова захлестнуть меня с головой, и я проскулила, наплевав на гордость и свою решимость терпеть:

— Помогите! Ай!

Зарождавшийся в горле крик прервало крепкое объятие.

— Тихо, — сказал капитан. — Всех разбудишь. Где у тебя тут голова?

Он помог мне выпутаться из одеяла и скептически оценил мое состояние:

— Да, что-то совсем невесело. После твоих утренних подвигов не думал, что ты чего-то боишься, и уже тем более — обычной грозы. Я думал, их только манерные девицы боятся. И то только потому, что хотят в постель к кому-то забраться.

Клацая зубами и схватившись за голову, я ждала, когда в очередной раз прогремит гром.

— Не бойся, — спокойно и уверенно сказал капитан. — Я не позволю, чтобы с моей подчиненной что-то случилось.

Бабах!

Я пискнула и вцепилась в рукав Ярослава.

— Слабое утешение, да? — пробормотал он. — Знаешь, я никогда не утешал девушек, которые чего-то боятся. Все эти писки по поводу мышей и обмороки при виде лягушки мне казались несусветной глупостью. Ты боишься мышей, лягушек или темноты?

Я помотала головой, что должно было означать: «Нет, конечно!»

— Ты мне казалась такой смелой, неужели я в тебе ошибся? Ну-ка, соберись! Мила! Я кому сказал? Взять себя в руки!

По крыше застучали первые крупные капли. Я схватилась за рукав капитана уже обеими руками, но смогла подавить горячее желание залезть к нему на колени и засунуть голову под мышку — в такой позе я всегда спасалась от грозы. Пока я еще держалась, но что будет дальше? И как я потом смогу смотреть в лицо Волку? А если кто-то проснется и увидит это? Особенно Тиса! Она же возненавидит меня, и жизни тогда совсем не будет.

— Погоди-ка, это ведь не обычная боязнь грозы, да? Это грозовое безумие? — озабоченно предположил капитан, не делая попыток освободиться от моего захвата. Может быть, он решил, что так ему будет проще. — Я слышал о таком, но никогда не сталкивался. Тебя, наверное, в детстве громовицы похищали?

Я кивнула.

Он вздохнул, понимая, что мы уперлись в тупик. Да, бравый капитан, Сиятельный, никогда не оставался с паникующей и способной потерять разум девушкой один на один, когда ни холодный взгляд, ни приказ, ни окрик не поможет.

Гроза усиливалась. Я зажмурилась так крепко, что перед глазами поплыли разноцветные круги. Меня начало трясти крупной дрожью. Ярослав осторожно, словно на горящие угли, положил мне ладонь на голову и неумело погладил.

— Ярик! — раздался яростный шепот Чистомира. — Что ты, как пацан малолетний, сидишь? Действовать надо. Сейчас она вообще с ума сойдет, тогда кошмар начнется, поверь мне!

Волна радости пробилась сквозь панику. Мирик! Мой драгоценный друг! Он проснулся и сразу понял, что меня нужно спасать.

— Ложись, — приказал Дуб то ли мне, то ли капитану.

Я раскрыла глаза и с удивлением увидела, что капитан повиновался.

— Давай веревку, потом падать в обморок будешь, — шипел Мирик, спеленывая меня одеялом. — Так, хорошо. Держи ее покрепче. Мила, это же твоя первая гроза в этом году, да? Я так и думал. Да держи ее, Ярик, прижимай к себе покрепче! Ты справишься или тролля будить?

Друг детства обвязал меня так крепко, что я с трудом могла дышать, несколько раз перепроверил узлы при свете огонька и уложил меня между собой и Волком.

• Предыдущая
• 43/66
• Следующая