Час «Д» - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 48

• Предыдущая
• 48/74
• Следующая

Поняв, что на их долю все-таки еще что-то осталось, ведомые магической жаждой, четверо новичков с энтузиазмом присоединились к своим товарищам в их благородных стараниях увидеть дно во всей имеющейся посуде и быстро дошли до нужной кондиции.

Скоро в караулке стало совсем тихо, раздавалось только еле слышное отрывистое бормотание. Вяло шевелились и снова замирали тела в темно-серых балахонах на скамьях и полу, словно гигантские разжиревшие крысы. Караул Очищающих — все десять жрецов — был выведен из строя коварными чарами Лукаса. Мужчины полностью лишись способности воспринимать окружающую действительность, не говоря уж о том, чтобы активно в ней функционировать. Они впали в странное забытье, практически полностью перестав реагировать на происходящее.

— Странно, — выгнул бровь Рэнд, подходя ближе, чтобы разглядеть отключившихся алкашей и попинать носком сапога ближайшего, который никак не отреагировал на столь бесцеремонное обращение с лицом духовного сана. Никаких признаков жизни, кроме дыхания, жрец не подавал, — чего это они так быстро отключились?

— Значит, именно так действует коил в больших дозах, — меланхолично ответил Лукас.

— Ты заставил их самих выпить эту отраву?! — восхитился Макс.

— Почему же заставил, мосье? — не на шутку обиделся маг. — Я лишь пробудил их жажду и превратил вино в то зелье, которым здесь потчуют оборотней. А пили жрецы сами! Разве кто-нибудь видел, чтобы я насильно влил в них хотя бы каплю?

— Так им и надо, — заявила Мирей с неожиданно мстительной для столь тонко чувствующей натуры радостью. — Тот, кто издевается над другими, должен быть готов к тому, что однажды сам будет жестоко наказан. Равновесие всегда восстанавливается!

— Будем надеяться, что оно избрало нас своими орудиями, мадемуазель, — задумчиво согласился Лукас, окидывая коротким взглядом затихшую караулку, мимо которой теперь можно было бы без помех провести и целое стадо громко топающих и радостно трубящих слонов.

Отвесив на прощанье упившимся коила жрецам издевательский поклон, Рэнд развернулся и двинулся в темноту коридора. Засветив большой магический шарик, Лукас быстро присоединился к приятелю. Наверное, впервые со дня постройки глубокие казематы озарились по-настоящему ярким светом, безжалостно высвечивающим все, что пытались скрыть глубокие тени. Грязь и сырость подземелья, маленькие зарешеченные камеры, в которых на грязных гнилых подстилках, когда-то бывших охапками соломы, скорчились грязные, оборванные узники. Самые опасные преступники королевства, вся вина которых заключалась в проявившейся принадлежности к роду драконов-оборотней. Когда-то яркие радужные глаза заключенных были исполнены безнадежной тоски и подернуты пленкой дурмана. Руки несчастных сковывали кандалы, длинная цепь, одетая на ногу, крепилась к стене, еще больше стесняя движения.

В первой камере, сильно смахивающей на клетку из-за забранной решеткой стены, выходящей в коридор, сидел давно не бритый, изможденный мужчина в лохмотьях когда-то бывших добротным камзолом темно-серого цвета. Рядом с камерой на железном крюке висел ключ от железной двери и жестяная табличка с небрежно нацарапанной углем надписью: Франц Лабье, странствующий лекарь.

— Будто звери в зоопарке, — протянул опешивший Макс, никогда близко не сталкивавшийся с тюремной действительностью. — Даже надпись есть и клетка.

— Как вы можете обращаться так со своими сородичами? — пораженная не меньше Шпильмана, выдохнула Мирей. — Какой кошмар!

— Ну ты даешь, "как вы можете?", я что ль его сюда посадил, подружка? Я вообще против тюрем! Сроду никого никуда не сажал, если не считать одного излишне прыткого хозяина милого замка из Йола, — возмутился Рэнд — Было дело, я его в погребке на ночь закрыл, чтоб осматриваться не мешал! Но слугам записочку оставил, велел утром толстяка выпустить. Ох, искали меня тогда! Можно сказать, знаменитостью стал.

— Я что-то слышал о дерзком ограблении и нанесении тяжких оскорблений кузену короля Йола в летней резиденции. За голову, руки или интимные части вора назначалась награда в двадцать тысяч монет, — припомнил Лукас один из громких скандальных слухов, гулявших по мирам.

— Нет, ну про голову и руки это понятно, но на кой они про интимные части написали, можно подумать я с этим жирным боровом что непотребное сотворил, чуть репутацию мне не испортили, — оскорблено заявил Рэнд и, игнорируя ключ, мимоходом вскрыл извлеченной из поясного кошеля отмычкой чуть подзаржавевший замок. Распахнув дверь в камеру, вор широким жестом пригласил Лукаса заходить.

Пробужденный от дремы резким скрежетом узник, с трудом приподняв опущенную на колени голову, повернул к яркому свету магического шарика свои радужные глаза, которые, не щурясь, могли бы смотреть и на солнце, и улыбнулся магу странной улыбкой человека, перешагнувшего грянь между жизнью и смертью:

— Ты все-таки пришел, Дориман!

Лукас, никак не ожидавший столь оригинального приветствия, сконфуженно кашлянул.

— А мы-то старались, Гала красили, все выходит зазря. Гляди-ка, тебя за Доримана и без грима приняли, — хихикнул Рэнд, толкнув Лукаса кулаком.

Компания уже успела понять, что такова особенность характера вора: чем мрачнее становилась окружающая действительность, тем более был склонен к саркастическим шуткам Фин.

— В данном случае мы и выполняем его работу, — совершенно серьезно ответил мосье Д" Агар. — Кто, как не бог, должен был бы прийти на помощь своим гонимым верующим, если жрецы его стали гонителями?

— Сейчас мы с тобой разберемся, парень, только не убегай пока никуда, — усмехнулся вор и, оглядев оковы узника, достал из кошеля другую тусклую, намеренно зачерненную, чтобы не блеснула в неурочный час, выдавая владельца, отмычку, аккуратно вернув первую на место.

Пренебрежительно бормоча себе под нос, что с такими оковами и спящий младенец справится, Рэнд взялся за работу. Провозившись с кандалами заключенного секунд на десять больше, чем с замком на двери, вор отомкнул их и сбросил на пол глухо звякнувшие цепи.

Мужчина, сидевший неподвижно все время, пока вор освобождал его от оков, поднял исхудавшую свободную руку к лицу и с каким-то тихим удивлением принялся разглядывать свое натертое до кровавых ссадин и синяков узкое запястье.

— Нам пора, господин, — вежливо прервал эту странную медитацию Лукас, понимая, что жертва еще не пришла в себя после настойки коила. — Как твое имя? Как тебя зовут?

— Франц…. - ответил мужчина, немного подумав, и добавил после короткой паузы: — Франц Лабье.

— Проверяешь, того ли освободили, кто в табличке значится? — поинтересовался Рэнд, пока Лукас почему-то совершенно не брезгуя помогал подняться пошатывающемуся лекарю.

— Мосье, это необходимо. Если вы еще помните, — все-таки маг остался самим собой и сохранил присущую ему иронию, — нам необходимо поместить вас и мадемуазель Мирей в камеры, где находятся единственные супруги из числа арестованных жрецами. Не хотелось бы допустить оплошность, перепутав камеры или заключенных.

— Ну да, это я помню, — фыркнул вор и не менее ехидно привел только что пришедший ему в голову, но весьма резонный довод. — Только на этом парне брачного браслета нет, а знак союза, освященного церковью, даже здешние жрецы снимать бы не стали.

— Ах, не верится мне в благородство здешних служителей Доримана, — скривив губы, возразил маг, чтобы не признаваться в том, что за всеми хлопотами начисто позабыл о брачных браслетах. — Предлагаю вам, мосье Фин, заняться пока следующим заключенным, а я доставляю мосье Франца к лорду Дрэю. Свет вам оставляю, как знать, не примет ли следующий узник за Доримана вас?

Лукас, покрепче перехватил истощенное тело одурманенного лекаря, так и норовившего сползти на пол, и нажал на камень перстня. Как только маг исчез, Мирей, в глубокой задумчивости созерцавшая происходящее закусив губку и накручивая на палец длинный черный локон, вскочила с кресла. Эльфийка бросила "Я быстро вернусь!", передала спящего Рэта Шпильману и выбежала прочь из комнаты.

• Предыдущая
• 48/74
• Следующая