Таня Гроттер и птица титанов - Емец Дмитрий Александрович - Страница 60
- Предыдущая
- 60/66
- Следующая
– Зачем они мне? Что за поезд, узнал?
– Москва – Архангельск, 7-й вагон.
– До Архангельска далеко?
– Часов десять… Мы до конца? – спросил Ванька.
– А я откуда знаю?
Таня тревожно оглянулась на мужчину с газетой. Тот не проявлял к их разговору интереса. Душа его бродила между газетных статей, послушно ужасаясь и радуясь там, где это предписывалось редакцией. Вскоре он свернул газету, положил ее на край стола, забрался на верхнюю полку и уснул.
Ванька выпил чай, отыскал в кармане пятирублевую монету и принялся терпеливо размножать ее клонирующим заклинанием. Вскоре к ним прикосолапил карапуз, сбежавший из соседнего купе от уснувшей мамочки. Карапуз соблюдал все ритуалы детского кокетства. Долго заглядывал из коридора и отворачивался, когда на него смотрели.
– Привет! – Ванька нахлобучил себе на голову подушку. – Ты меня не видишь? И я тебя не вижу!
Карапуз перестал прятаться, и затеялась бесконечная игра. Малыш бил Ваньку по колену игрушечной машиной, а Ванька закрывал лицо руками и повторял:
– Ой-ой-ой, как страшно! Какой ты сильный!
Карапуз ржал, отскакивал на два шага, а потом все повторялось в прежней последовательности. Таня подумала, что Ванька – единственный из всех известных ей молодых людей, который способен переносить чужого ребенка дольше полутора минут.
После того как Валялкин получил по колену в двадцать второй раз, а карапуз в двадцать второй раз услышал, что он очень сильный, Таня потеряла терпение.
– Тебе не приходило в голову, что бить человека по колену острым краем машины – это больно? – поинтересовалась Таня, ловя руку карапуза.
Спросила, как ей показалось, вежливо. Да и понять ее малыш, которому было от силы года два, едва ли смог. Но он неожиданно расплакался, бросил машину и выскочил из купе.
– Зачем ты это сделала? Он же радовался! – удивленно спросил Ванька.
Таня дернула плечом.
– Я сейчас отрежу ему голову и тоже буду радоваться!
– Я тебя совсем не понимаю! Ну просто совершенно! – беспомощно сказал Ванька, выглядывая в коридор, по которому, капая слезами и соплями, удалялся карапуз.
Таня испытала дикое раздражение. И на карапуза, и на Ваньку, но больше на саму себя.
– Так двинь меня! – предложила она.
– В смысле?
– Да без всяких смыслов! Мне кажется, если бы ты меня двинул – было бы лучше.
Таня вспомнила теорию Ягуна. Играющий комментатор утверждал, что перед тем, как связать свою жизнь с какой-нибудь девушкой, надо попросить девушку сделать что-нибудь очевидно бессмысленное, например, сварить суп из тряпки. Если послушается без лишних вопросов – будет хорошей женой. Если же будет крутить пальцем у виска или упрямиться – лучше расстаться сразу, пока не стало слишком поздно.
Помнится, Таню эта теория заинтересовала. Хотя бы потому, что Лоткова ни за что не стала бы варить суп из тряпки.
– А хорошая жена – это какая?
У Ягуна и тут нашелся ответ.
– Вариантов только два! Послушная или, на худой конец, умная! – моментально отозвался он.
Вот и сейчас, глядя на вздрагивающую природу в проплывающем завагонье, Таня размышляла, является ли она послушной или, на худой конец, умной.
– Что это он с собой тащит? – неожиданно спросил Ванька.
– Кто он?
– Дядька с газетой!
Таня задрала голову. На багажной полке лежал огромный медный круг, покрытый сложной вязью. Изредка по кругу, бликуя, пробегала искра.
– Есть у меня одно нехорошее подозрение!.. Что это кольцо Эвмеда! – сказала Таня.
Ванька озадачился.
– А кто такой Эвмед?
– Без понятия. Кто-то, кто любил маленькие колечки. Помоги его снять!
Ванька вспрыгнул с ногами на столик, но, едва он коснулся кольца, его отбросило. Ванька поднялся, отряхнулся и опять полез к кольцу. Упрямства ему было не занимать. Недаром Ягун шутил: «Как заставить Ваньку попасть под машину? Надо сказать: «Вань, вот пешеходный переход!» Может, и за Таней он ухаживал из того же упрямства.
На сей раз Ванька коснулся перстня скомканной газетой. Газета запылала. Ванька залил ее недопитым чаем и потянулся за подушкой. Подпалить подушку Таня ему не позволила. Она ненавидела запах паленых перьев.
– Уже ясно! Кольцо подпустит только меня! – Таня спустила перстень Эвмеда с полки. Поставленный боком на пол, он доставал Тане до середины груди.
Желая проверить, достаточно ли в перстне энергии, Таня стала припоминать какое-нибудь несложное заклинание. Самой безобидной магией, которую она знала, было заклинание для завязывания шнурков. Таня развязала шнурки и, убедившись, что они нигде не касаются друг друга, громко произнесла:
– Бантикус трибантикус!
По рунной вязи перстня Эвмеда пробежала крупная, с тыкву, искра, однако шнурки так и остались незавязанными. Не сработало! Таня уже открыла рот, чтобы повторить, но Ванька, кашлянув, коснулся ее локтя.
– Чего тебе?
– Да ничего. В окошко посмотри!
За грязным стеклом вагона медленно проплывали завязанные бантиком телеграфные столбы с болтавшимися проводами.
– Милое колечко! На пустяки не разменивается!
У переезда, покуривая выхлопным дымком, томились автомобили. Женщина в железнодорожной жилетке грозила им флажком. В окне за ее спиной полыхали герани. Поезд начал замедляться и, загибаясь гусеницей, подъезжать к станции. Прополз изувеченный щит «По путям ходить!». У щита стояли две лохматые собаки и внимательно читали. Потом одна собака залаяла на поезд и побежала за ним, а другая осталась читать.
На станции Ванька вышел, прихватив наволочку с начеканенными пятирублевками.
– Пирожков каких-нибудь! И газировку без газа! – крикнула ему вслед Таня, понимая бессмысленность этого указания. Газировка без газа – это как соленые огурцы без соли.
Лысоватый попутчик с несимметричными залысинами свесил с верхней полки ноги и спрыгнул. Таня поспешно натянула на лицо улыбку.
– Как спали?
– Плохо! Трость чесалась кое-кого прикончить! – пожаловался лысоватый и, точно маску, стянул с себя морок. Таня узнала Глеба.
Ей захотелось не то обнять его, не то швырнуть в него ботинком.
– Как ты меня нашел? Снова костяная булавка?
Глеб ласково погладил ее по щеке.
– Ну хорошо. Скажу ради разнообразия правду. Я порылся в вещах своего двойника. Запасливый был малый!.. Хотя почему был? Еще и сейчас во мне шевелится.
Таня быстро взглянула на него. «Шевелится во мне» – точно сказано. Ее ощущения были сходными.
Бейбарсов потянул молнию. У него на груди Таня увидела плоскую брошь, склеенную из множества костяных пластин. Одни были белые, другие – желтоватые с черными прожилками. Первые непонятно чьи, вторые – явно человеческие.
– Тебе не идет! Не люблю мужчин в украшениях, – сказала Таня.
Бейбарсов щелкнул ногтем по белой кости.
– Это не украшение. Звери глубин Тартара. Чем ниже – тем опаснее. Те, что живут выше, смертельно боятся тех, что под ними. Занятно, да?
– А человечьи кости зачем?
– Для контраста. Амулет работает на страхе. Все люди и животные, поделившиеся костями с моим амулетом, люто ненавидят друг друга… Слушай, а ты сердишься! Неужели на меня?
– С каких пор это тебя волнует?
– Пойми, я не мог оставить тебя одну! Вдруг птица титанов нападет, когда ты будешь сворачивать шею ее птенцу? Или защитник зверушек Валялкин окажется сентиментальным? И, кроме того, ты кое-что забыла!
Глеб разжал пальцы. На ладони у него лежал глаз Эринии. Круглый, со страшным распахнутым зрачком. Такой же, но не такой. На мраморе появились багровые прожилки.
Таня ударила Бейбарсова по руке. Он успел зажать пальцы.
– А если бы я его уронил? Соображаешь, что было бы?
Таня обрадовалась, что он испугался.
– Я тебя ненавижу! Ты опять подслушивал, подглядывал! – завопила она.
Глеб поймал летевший в него подстаканник.
– Славная девочка! Наконец-то хорошее, здоровое чувство! – похвалил он.
Таня схватила со стола новый подстаканник, замахнулась, но бросать не стала. Испытала внезапную усталость. Ну не скучно ли? Всю жизнь Бейбарсов будет вытирать о нее ноги, а потом, утешая, дарить себя как приз. Она же станет выходить из себя, требовать внимания, капризничать, пытаться пробить его невозмутимость, сделать ему больно – в общем, стулья летать будут часто. Только надолго ли хватит запала?
- Предыдущая
- 60/66
- Следующая