Таня Гроттер и птица титанов - Емец Дмитрий Александрович - Страница 57

• Предыдущая
• 57/66
• Следующая

– Тут нет неба. Тут подвал.

– В том-то и дело!

Ванька озабоченно протер свое кольцо свитером, чтобы боевые искры были ярче.

– Незаметно проскочить не удастся. Тут их целая толпа, а дорога одна. Заклинания от нежити не забыла?

– Да не вопрос!

Ванька все еще сомневался. В нем было столько заботливости, что Таню она раздражала. Ей казалось, что заботливость это не мужская, а родительская. Не хватало только, чтобы он вытирал ей нос тряпочкой.

– Ну смотри! Не перепутай ничего! С мертвяками не разговаривать, на их вопросы не отвечать, подарков от них не брать! Мотис-ботис-обормотис действует против обычных болотных хмырей, но не работает против харизматических…

– Слушай! Да знаю я все! Не читай мне лекций! – взорвалась Таня.

– Я о тебе пекчусь!

– «Пекчись» о ком-нибудь другом!

– Хорошо, – терпеливо согласился Ванька. – Просто я чаще твоего контактирую с этими товарищами и знаю, чего надо бояться. И самое важное! Не атакуй всю нежить подряд, а только ту, что на тебя нападает! Нам ни в коем случае нельзя бесить всю толпу! Нас тогда просто сметут! Я, конечно, буду любить тебя и с обгрызанными ушами, однако…

– Валялкин!

– Все-все, молчу!

Таня с Ванькой не решались расстаться с безопасной лестницей. Перед ними шевелилась плотная толпа нежити. Нежить переминалась на месте, сопела, ухала, бормотала. Неожиданно вперед выскочил плотный хмырь. Увидев Таню, он издал пронзительный вопль и прыгнул, распластавшись в воздухе. Молния, ударившая из статуи Древнира, лишь опалила ему щеку.

Хмырь летел на Таню. Готовая достойно встретить его, она отвела назад руку с ножом-невидимкой, но Ванька оттолкнул ее. В результате хмырь обрушился на Валялкина и вцепился зубами ему в ботинок.

– Ну и зачем ты это сделал? Чего ты добиваешься? – спросил Ванька тем терпеливым медицинским голосом, которым он обычно разговаривал с кусающимися животными.

– Ненавижжжу! Приперлиссссь со своей Танечкой! Чтоб вы сдоххххли! У вас вскипит мозг! Черви выпьют вам глазззза! – прошипел хмырь, не выпуская ботинка.

– Твоимус устамус! – с перстня у Ваньки сорвалась зеленая искра.

Глаза у хмыря стали быстро вращаться в орбитах. Хмырь отпустил ногу Ваньки, схватился за голову и с диким криком покатился по ступенькам. Из ушей у него валил пар.

– Что это было? Что за Твоимус устамус?

Ванька наклонился, озабоченно ощупывая ногу.

– Заклинание усиливающего возврата. Самое интересное, что заклинанию все равно что возвращать. Если бы этот хмырь пожелал мне ящик шоколада, заклинание выдало бы ящик шоколада. Только они никогда ничего хорошего не желают! – вполголоса сказал Ванька.

Тане вспомнилась Великая Гонка и увязший в болоте Юрсон, проклинавший всех, кто пробегал по насыпи. А ведь мог бы крикнуть: «Удачи!» Просто так пожелать, от всей души, погружаясь ноздрями в тину, и, плевать, помогут или нет.

– Qui nimium properat, serius ab solvit[6], – проворчал перстень Феофила. Таня поняла, что ее осторожный дед не горит желанием очертя голову кидаться в толпу нежити.

Она и сама с удовольствием вернулась бы, но рядом стоял Ванька, и, задиристо оглянувшись на него, Таня шагнула с последней ступеньки. Мгновение – и Ванька оказался рядом.

Они шли, прижимаясь друг к другу плечами. Пробирались в тесной толпе нежити, которая точно и не замечала их. Если не считать того первого бешеного хмыря, никто больше на них не бросался. Со всех сторон Таня слышала пыхтение, сопение. Ее цепляли локтями, бесцеремонно толкали, ругались. Кто-то икал, кто-то отгрызал кому-то пальцы. Кто-то упрямо глотал пуговицы, выпадавшие у него из дыры в животе. Здоровенный мертвяк сипло, забитыми глиной голосовыми связками рассказывал пошлый анекдот, а после сам же смеялся, откашливая кусочки земли.

Они пробирались все дальше по лабиринтам, по идущим вниз лестницам. Потолки становились ниже. Сырой воздух казался густым, как кисель. Порой Таня едва разбиралась: пьет она или дышит. Сознание атаковали смутные образы – должно быть, от простейшей, потерявшей сущность нежити, которой встречалось здесь немало.

Заблудившийся лешак, невесть какими судьбами оказавшийся в этой толпе, прикладывался к бутылочке с удобрениями и поскрипывал от удовольствия. На деревянном подбородке проклевывались зеленые почки щетины. Это был, кажется, самый милый персонаж, которого Таня здесь встретила.

– Не поднимай глаз! Смотри себе под ноги! Авось проскочим по-тихому! – одними губами прошептал Валялкин. – Пока ты не встречаешься с ними взглядом, нежить не понимает, что ты живая.

Ванька не знал, что любое «нельзя» действует на Таню как тряпка на быка. Шагов десять она держалась, а потом из противоречия вскинула голову и встретилась взглядом с маленьким и кислым, похожим на сморщенный гриб хмырем. Хмырь был в синем писарском кафтане, с висевшей на шее чернильницей-непроливайкой. За ухом – гусиное перо.

Хмырь равнодушно моргнул. Глазки у него были красные, сонные, слезящиеся.

Таня отошла немного, а потом что-то заставило ее обернуться. И снова она увидела того же хмыря. Хмырь был уже в прыжке. Таня торопливо присела. Хмырь перелетел через нее и, как жаба, плюхнулся животом об пол. Не успел он вскочить, как Таня атаковала его Мотис-ботис-обормотисом. Этим она мгновенно закончила бой.

Таня вскочила, отряхивая ладони.

– Я выиграла! – азартно крикнула она и удивилась, как далеко и гулко разнесся ее голос.

Шорохи и писки, до того непрерывные, разом стихли. По подвалам Тибидохса разлилась грозная, страшная, сосущая тишина. Слышен был только затихающий скулящий вопль удирающего хмыря.

– Выиграла! – мрачно подтвердил Ванька. – Да поднимай глаза! Дальше можно не скромничать!

Таня оглянулась и поняла, что он имеет в виду. На них смотрела абсолютно вся нежить, даже та ее относительно мирная часть, которая прежде занималась исключительно дрязгами и поисками по карманам собственного потерявшегося носа.

В каждой паре красных глаз тлела ненависть. Но это было далеко не все. Новая и новая нежить лезла из подвальных глубин, карабкаясь на спины тех, кто стоял впереди. В одно мгновение все пути к отступлению были отрезаны. Но все же нежить еще ждала чего-то.

– Убери перстень! Зажми его ладонью, чтобы не мерцал! Держись левого прохода! Там будет лестница! – плечом оттирая Таню, Ванька стал проталкивать ее вперед.

Спрыгнув с прогнивших балок, два хмыря набросили на Таню сырую, с прозеленью тряпку, в которой она узнала гробовое покрывало. Таня мгновенно сожгла покрывало Дрыгус-брыгусом и тотчас сгоряча атаковала толпу нежити двойным Искрис фронтисом, который отчего-то вышел у нее с красными искрами.

Две крупные алые искры прокатились в толпе нежити, прожигая ее насквозь. Послышались вопли, приглушенные проклятия. Ноздри Тани атаковала невообразимая вонь.

– Я же тебя просил! Не нападай на всех сразу! Теперь держись! – отчаянно крикнул Ванька.

Поток нежити подхватил их и понес по коридору. Они сопротивлялись как могли. Перстни выбрасывали искры так часто, что раскалились. Тане казалось: палец ей стянуло раскаленной проволокой. Увидев перед собой тихий затончик, образованный заложенным кирпичом аппендиксом коридора, Таня прорвалась туда. Здесь их и разлучили с Ванькой. Жирный мертвяк, плюхнувшийся сверху, чуть не сломал Тане шею и тотчас участливо спросил: «Больно?»

Таня едва удержалась от ответа, зная, что его мертвяк и ждет. Ванька пытался пробиться к ней. Таня видела зеленые вспышки его перстня, но кто-то, подобравшись сзади, повис у Ваньки на свитере. Худые плечи вывалились из растянувшегося ворота, а сам спущенный свитер стянул ему локти. На белой коже Ваньки появились четыре кровавые полосы – нежить не теряла времени даром. Непрерывно выпуская искры, Ванька сделал несколько шагов. Нежить висла на нем гроздьями. Он покачнулся, вскинул подбородок и, попытавшись ободряюще улыбнуться Тане, упал.

• Предыдущая
• 57/66
• Следующая