Выбери любимый жанр

Таня Гроттер и птица титанов - Емец Дмитрий Александрович - Страница 39


Изменить размер шрифта:

39

Красная искра скользнула по листу, и он осыпался пеплом.

– Что ты сделала? Ты соображаешь, сколько там было полезного? – крикнул Бейбарсов.

Склепова озабоченно разглядывала ноготь. Он стал гораздо короче, но все же палец уцелел.

– Гуня! Тут на твою маленькую мышку повышают голос! – капризно пожаловалась она.

На Бейбарсова надвинулся верный Гломов.

– Она мне нравится в полном комплекте! Со всеми пальцами! – прорычал он.

Шурасик отвел Таню в сторону. Сразу к ним подошел и Глеб.

– Узнай, где можно найти и как убить птицу титанов! – велел Шурасик Тане.

– Как я это узнаю?

– Элементарно! См. питекантроп Тарарах! – веско произнес Шурасик.

Таня мгновенно сообразила, куда он клонит.

– Если Тарарах вылечил ее в прошлый раз…

– …то он знает, чем ранили птицу, не боящуюся ни огня, ни воды! Но тут и у меня, положим, есть кое-какие мыслишки. Но вот где искать птицу, для которой не существует ни времени, ни пространства? – напористо заявил Шурасик.

– Тарарах никогда не скажет!

Согнутым пальцем Шурасик почесал переносицу.

– Мне – да. Глебу тоже. А к кому Тарарах относится лучше всего?

– Конечно, к тебе, Танюша! К тебе просто нельзя относиться плохо! – уточнил Бейбарсов с самой милой, с самой ослепительной улыбкой из своей роковой коллекции.

– Да, но…

Глеб прищурился. Глаза у него стали холодными.

– Что «но»?

Тане захотелось боднуть его лбом в нос, чтобы он был не таким красивым.

– Хорошо, Глебушко, я узнаю! – пообещала она, передразнивая Абдуллу.

У Бейбарсова дрогнуло веко. Он был обидчив.

– Очень на это надеюсь. Это и в твоих интересах! – сказал он и, повернувшись, вышел.

За ним последовали Шурасик, вспомнивший, что он не окончательно указал Свеколт ее скромное женское место в структуре будущих семейных ценностей, и Гуня, спохватившийся, что в то время, как обед уже где-то там, он еще где-то тут.

В комнате остались Таня и Гробыня. Таня подошла к своей кровати и, перевернув забрызганное одеяло на чистую сторону, рухнула вниз лицом. Гробыня продолжала тревожно разглядывать палец. Если поначалу ей показалось, что она дешево отделалась и пострадал только ноготь, то теперь разглядела на коже крошечную, едва заметную ранку. Хуже всего, что в нее попали желтые брызги от взорвавшейся книги.

Гробыня промыла ранку и заставила себя выбросить тревогу из головы. А лучший способ выбросить из головы свою тревогу – забить ее чьей-то чужой тревогой.

– Унываешь, Гроттерша? – поинтересовалась она.

– Нет.

– А я думаю: унываешь.

– Ну да. Унываю. Он оказался не очень героическим героем! – пожаловалась Таня в одеяло.

Зрачки у Склеповой расширились и сразу сократились, как у кошки.

– То есть ты его действительно…

– Непоследовательно ненавижу! – признала Таня, еще глубже втиснув лицо в одеяло.

Удивить чем-то Гробыню было невозможно. Ну разве что сказать ей, что она не самая красивая.

– Ну и умничка! Глеб не худший выбор. Какая выгода тебе непоследовательно ненавидеть Валялькина?

– Он Валялкин!

– Какая разница? Он всю жизнь будет ковыряться со своими магическими зверушками. Какие перспективы могут быть у ветеринарного мага, сама подумай? Глеб, конечно, жестче и подлее, но он и пойдет дальше. С ним можно многого достичь… – заявила Склепова.

Таня повернула голову и одним ухом легла на подушку, чтобы лучше видеть Гробыню.

– Слушай! Ты все так правильно говоришь!

– Ну дэк! Это ж я! – самодовольно сказала Гробыня.

– А чего тогда ты своего Глома не бросаешь? Он же тоже, извиняюсь, тучки ножничками не стрижет?

Гробыня тряхнула головой.

– Ты права, Гроттерша! Не пальцем в бровь, а пяткой в нос! Что-то у меня со мной не сходится. Казалось бы, такая вся, что хоть стоп-кран дергай, а трясусь, чтобы мой Гломик не ходил в дырявых майках! Очуметь! Блин, у меня палец болит! Все, Гроттерша, отвянь! Остаток дня я буду себя жалеть!

Глава 11

Гуляй, Таня, жуй вопилки!

Есть две жизненные установки: «все хорошо» и «все плохо». Все внешнее многообразие человеческого поведения определяется этими установками. Люди делятся на тех, кому нравится все, и на тех, кому не нравится ничего. На вторых вообще не имеет смысла делать ставку: что бы ты ни предпринял, им это заведомо не понравится.

Акад. Сарданапал Черноморов

Сентябрь в Тибидохсе всегда считался тяжелым месяцем, этот же сентябрь вообще бил все рекорды. Сарданапал был чем-то серьезно озабочен. Великая Зуби чаще бывала Сердитой Зуби. Готфрид Бульонский не расставался с копьем даже в столовой.

Обленившиеся за лето второкурсники, все на свете позабывшие, всемером зажигали одну спичку, после чего обнаруживали, что спичка невредима, а ближайший лес пылает. Призраки отбивались от могил, а хмыри от рук. Из подвалов лезла нежить, напуганная появлением титанов. Ослепленная ярким светом, нежить кучковалась в темных углах, что-то бурчала и тыкалась лбами в стены. Днем она бывала относительно безобидна, ночью же охотно пускала в ход зубы.

Поклеп, в обязанности которого входило расселить всех по комнатам, обеспечить постельным бельем, формой, магическими кольцами и решить мильон бульонов всяких мелких проблем, которые и перечислить невозможно, тихо зверел. Точнее, тихо он зверел лишь поначалу. Уже через несколько дней о Поклепе можно было сказать, что он звереет громко.

И, наконец, новички. Лопухоиды, еще вчера спокойно проживавшие с папами и мамами, теперь были либо ошарашены непривычной обстановкой и искали себе жалельщиков, либо ночами шатались по школе в поисках приключений и легко находили их, о чем свидетельствовали регулярно повторяющиеся вопли.

Раздирало, Карачун и Деревянная Баба отрывались по полной, пользуясь тем, что заклинаний от них никто не успел выучить. Каждое утро сердитая и заспанная Медузия отлавливала Гробовое Покрывало, в котором оказывалось от двух до четырех учеников. Доцент Горгонова отряхивала их от мелкого мусора и белых червячков и, выстроив попарно, отправляла к Ягге лечиться от заикания.

Безглазый Ужас, маленький жуткий призрак в заляпанной кровью рубахе, читал первому курсу историю потусторонних миров. Лекции он начинал с того, что долго разыскивал по классу свою оторвавшуюся черепную крышку. Обнаруживал ее под партой у какой-нибудь слабонервной девочки и, позванивая кандалами, просил приставить ее на место. После того как грохнувшуюся в обморок девочку выносили на ветерок, Безглазый Ужас грустно говорил:

– А теперь, друзья, давайте помедитируем! Примите позу лотоса! Закройте глаза! Вибрируйте диафрагмой! Вы – утлые лодчонки обособленных сознаний, путешествующие в Космосе Вселенского Разума! Отпустите вашу душу созерцать! Я буду вашим проводником!

Но, увы, вибрации диафрагмой обычно не удавались, потому что у Ужаса опять отпадала вконец расшатавшаяся голова, вываливалась грыжа или он обнаруживал, что забыл в подвале мозги, и торопливо мчался за ними, беспокоясь, что их раньше него отыщет поручик Ржевский.

В последние месяцы Ржевский распоясался и потерял уважение к главному призраку Тибидохса.

– Мне надо пораскинуть мозгами! – говорил он, после чего начинал разбрасывать мозги Безглазого Ужаса по подвалу.

Утром, вскоре после завтрака, Ягун подвел кого-то к Тане и дернул ее сзади за рукав.

– Ку-ку!

– Взаимное ку-ку! – хмуро отозвалась невыспавшаяся Таня.

– Танюх, знакомься, это Маша Рыбкина! Знаешь, какой у нее дар? Она оживляет все, что жалеет! А жалеет она все подряд! И другой дар: у нее плодятся все – жучки, хомячки, букашки! Достаточно только в руки взять!

Таня с интересом разглядывала большеглазую робкую девочку с нелепой челочкой до середины выпуклого лба.

– В столовой я тебя не видела! – приветливо сказала она.

Девочка смутилась, а Ягун захохотал.

– Еще бы! Ее кормят теперь после всех! Маша, зачем ты оживила рыбу в супе? А куриные окорочка? А костяные пуговицы Поклепа? А лисье манто Пипы?

39
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело