Таня Гроттер и птица титанов - Емец Дмитрий Александрович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/66
• Следующая

Квартиру дяди Германа она нашла под утро. Взломав запертую на ключ дверь прожигающей искрой, Таня вышла на лоджию и, не раздеваясь, растянулась на раскладушке. Она была гораздо удобнее того настила из досок, на котором ей приходилось спать до сих пор.

«Спокойной ночи, малышка Гротти! Я тебя ненавижу!» – сказала Таня сама себе и закрыла глаза.

Она спала, и ей снилось, что она спит и пытается проснуться, но немедленно увязает в следующем сне. Таня рвалась, но только еще больше запутывалась. Ей стало страшно. Она задыхалась. Мутные сны душили ее, точно наброшенное на голову жаркое одеяло.

– Ну кто там есть? Выходи! – крикнула Таня во сне, а быть может, и наяву.

Кто-то засмеялся. Из темноты бредовых видений выползла мать-опекунша Чумья, похожая на куль с мусором больше, чем настоящий куль с мусором сам на себя.

– Корона Дракулы! Укради ее! Возьми с собой! – прошелестела она.

Таня хотела ответить, что понятия не имеет, где ей взять корону Дракулы, но в памяти вспыхнул тонкий серебристый обруч на голове у дяди Германа. Да и спорить уже было не с кем. Старуха уползла в луковую шелуху снов.

А еще секунду спустя, в последний раз рванувшись, Таня обнаружила, что стоит на четвереньках на холодной дурневской лоджии и, оглушенная, вертит головой. Таня решительно поднялась и направилась в кабинет дяди Германа. Ей пришлось пройти через комнату Пипы. Та толкала круглыми коленями одеяло и сердито внушала кому-то во сне:

– Да не дуйся ты! Прямо не парень, а дутик какой-то! И вовсе я на тебя не орала, а просто громко разговаривала!

Техника в режиме ожидания смотрела красными и зелеными глазами. Таня хотела метнуть шип, но вовремя опомнилась. Ночь пробуждала в ней прежние привычки.

В темноте Таня наступила на валявшийся на полу айфон Пипы. Айфон громко хрустнул.

– Кто тут? – разбуженная Пипа начала привставать, хлопая глазами в темноту. Таня направила на нее перстень.

– Пундус храпундус!

От перстня оторвалась зеленая искра. Пипа, как застреленная, опрокинулась лицом в подушку.

В кабинете у дяди Германа Таня сразу увидела на письменном столе здоровенные кожаные сапоги. Сапогам не стоялось на месте. Они сердито подскакивали и звенели шпорами. Рядом с сапогами лежали шпага в ножнах и напоминавшая обруч корона.

Будь Таня новичком, она сразу схватилась бы за корону, однако артефакты просто так не похищаются. Ни в том мире, ни в этом. Артефактам нравится, когда их умыкают тщательно и последовательно. Если что-то не так, легко можно сократить свою жизнь настолько, что такса Полтора Километра окажется в сравнении с ней очень длинной.

Упорно не глядя на корону и делая вид, что ее интересуют исключительно висевшие на стене фотографии маленькой Пипы (Пипа на горшке, Пипа в Испании на дельфине, Пипа давится кашкой), Таня подошла к столу. Со спинки стула она схватила халат дяди Германа и быстро облачилась в него. Потом несколько раз негромко, но отчетливо пролаяла.

Со стороны это, конечно, выглядело слабоумно, однако у артефактов мозги заточены своеобразно. Артефакту всегда надо точно знать, кого он убивает, а то возникнет путаница. Конечно, трюк с халатом артефакт раскусит, но вот кто в халате? То ли собака, которая притворяется дядей Германом, то ли дядя Герман, который притворяется собакой. То ли это кто-то третий, но тогда кем он притворяется: собакой или дядей Германом?

Безусловно, рано или поздно артефакты поймут, что их надули, но все же несколько секунд в запасе есть. Не мешкая, Таня схватила шпагу за рукоять и, вытянув ее из ножен, ударила шпагой сапоги, неглубоко прорезав голенище. Потом отбросила шпагу и быстро нырнула под стол.

Как она и надеялась, сапоги вначале погнались за ней, но отвлеклись, чтобы боднуть шпагу шпорами. Шпага, не оставшись в долгу, отсекла от правого сапога каблук. Сапоги затряслись от злости и запрыгали на ножнах, отплясывая чечетку. Шпага вступилась за ножны и попыталась изрубить сапоги, но те отбивались шпорами, ухитряясь удачно пинаться.

Высунув из-под стола руку, Таня схватила корону и сунула под свитер, заменив ее трехдневным мороком. Едва ли Дурнев разберется сразу, а через три дня ее здесь не будет. Да и вообще проблемы дяди Германа волновали Таню мало.

Осторожно прикрыв дверь кабинета, Таня вновь пошла через Пипину комнату. Пундус храпундус погрузил дочку дяди Германа в сон столь глубокий, что можно было устраивать в спальне артиллерийские учения. Пользуясь этим, Таня включила свет и стала бродить, разглядывая безделушки и изредка машинально спуская что-нибудь в карман.

На столе у Пипы стоял очередной ноут. Удивительно, но он был даже цел. Обычно компьютеры у Пипенции долго не жили. То она по невнимательности заламывала у них крышку, пытаясь закрыть ее в другую сторону, то проливала кофе, то начинала барабанить ноутбуком по столу, когда обнаруживала, что в ответ на ее трехстраничное письмо, полное признаний в любви и состоящее в основном из восклицательных знаков, Гурий Пуппер отписался всего несколькими строчками. И, между прочим, купидоном мог бы прислать, а не лопухоидной электронной почтой! Но купидонам-то шоколадом платить надо, а англичане чем богаче, тем экономнее.

Разбив ноут, Пипа обычно успокаивалась и вспоминала, что для вытирания соплей у нее есть мамочка и Генка Бульонов, а на следующий день в новостях мельком передавали, что на Англию обрушился сильнейший град или ураганом сорвало крыши в таких-то и таких-то районах. Интуитивная магия есть интуитивная магия.

Сама не зная зачем, Таня остановилась возле Пипиного компьютера. Сам компьютер она видела впервые в жизни, но память двойника хранила необходимые навыки. Экран мерцал. На экране были карты из тех, что выкладывают сами посетители, создавая панорамы и указывая их точные координаты. Сейчас на мониторе ноута застыл один небольшой городок, в котором жила подруга Пипы.

Осторожно переключаясь мышкой, Таня пошла по карте, удивительно подробной. Ей казалось: она шагает по улицам южного города между домов и машин, одеревеневших в мучительном ожидании. В воздухе замерли голуби, в одном месте над асфальтом застыл летящий пакет. Случайно Таня зашла на улочку, дальше которой карт не было. Посреди дороги, свесив вдоль тела руки и опустив голову, стоял мужчина. Чувствовалось, что он попал в кадр случайно.

Сама не зная зачем, Таня несколько раз обошла вокруг него. В застывшей фигуре была пугающая, обреченная неподвижность, неспособность что-либо изменить.

Она подумала, что когда-нибудь умрет и будет отсматривать свою жизнь так, как отсматривает сейчас панораму. Увидит себя где-нибудь на унитазе с отупелым лицом или орущей на кого-то с выпученными глазами. И каждый такой миг будет мучителен своей неизменностью.

«Бред! Полезет же такое в голову!» – подумала Таня, с раздражением захлопывая ноут.

Она вернулась на лоджию и свернулась калачиком. Заснула она мгновенно. Мать-опекунша ей больше не снилась. Грядущие переживания дяди Германа, когда он поймет, что его любимая корона – морок, ее не волновали.

Позиция у Тани была простая. Она никому не нужна, и ей никто не нужен. Всем плевать на нее, и ей плевать на всех. Мир – война, которая начинается в день твоего рождения и заканчивается в день твоей смерти.

– Спокойной ночи! Я тебя ненавижу, малютка Грутти!

• Предыдущая
• 18/66
• Следующая