ДНЕВНИК КРИШНАМУРТИ - Кришнамурти Джидду - Страница 2

 "То, что вы говорите, крайне важно. Всё, что вы пишете и говорите, должно было бы издаваться и распространяться небольшой группой серьёзных и преданных людей. Мир рушится, но это проходит мимо вас".

 — Боюсь, вы опять не вполне осознаёте то, что происходит. Некогда небольшая группа приняла на себя ответственность за распространение того, что говорилось. И теперь небольшая группа несёт такую же ответственность. Снова, если позволено будет указать, вы не в курсе того, что происходит.

 Он высказывал различные критические замечания, но они опирались на предположения и случайные мнения. Без того чтобы оправдываться, ему было разъяснено, что именно в действительности имело место. Но…

 Как странны люди.

 Холмы отдалялись, а шум повседневной жизни царил вокруг — приезд и отъезд, горе и радость. В единственном дереве на бугре была вся красота земли. Глубоко внизу, в долине струился ручей, а рядом с ним пролегала колея железной дороги. Надо оставить мир, чтобы увидеть красоту этого ручья.

 В тот вечер на пути через лес было ощущение опасности. Солнце как раз садилось, и пальмовые деревья казались одинокими на золотом фоне западной части неба. На дереве баньяна обезьяны устраивались на ночь. По этой тропе почти никто не ходил, и лишь изредка можно было встретить человека. Было много оленей, пугливых и скрывавшихся в густых зарослях. Угроза опасности всё еще продолжалась, гнетущая и пронизывающая насквозь: она была совсем близко, и ты оглядывался через плечо. Тут не было опасных животных; они отсюда ушли, так как поблизости вырастал город. Радостно было выйти из леса и возвращаться по освещённым улицам. Но на следующий вечер обезьяны, как и олени, снова были здесь, и солнце так же скрылось за верхушками самых высоких деревьев; а ощущения опасности уже не было. Напротив, эти деревья, кусты и маленькие растения радушно тебя встречали. Ты оказывался среди друзей в полной безопасности, как желанный гость. Лес благосклонно тебя принял, и каждый вечер было приятно гулять в нем.

 Леса бывают разные. В них может быть опасно, и не только из-за змей, но и из-за тигров, если известно, что они там обитают. Как-то раз после полудня шёл лесом, и вдруг возникла необычная тишина: птицы смолкли, обезьяны замерли, и всё, казалось, затаило дыхание. Ты стоял тихо. И так же внезапно всё снова ожило; обезьяны снова играли и дразнили друг друга, птицы возобновили свою вечернюю болтовню, и стало ясно, что опасность миновала.

 В лесах и рощах, где человек убивает зайцев, фазанов и белок, атмосфера совершенно иная. Вы попадаете в мир, где побывал человек, с ружьём и с присущей ему жестокостью. Тогда леса утрачивают свою мягкость, приветливость; в них исчезает какая-то красота, смолкает счастливый шёпот.

 У тебя только одна голова; береги её, ибо это нечто удивительное. Ни машины, ни электронные компьютеры не могут с нею сравниться. Она так грандиозна, сложна, так потрясающе способна, искусна и плодовита. Она — хранилище опыта, знания, памяти. Всякая мысль исходит из неё. Совершенно невероятно, что она в себе соединила: зло, смятение, страдания, войны, развращённость, иллюзии, идеалы, горе и нищету, великолепные соборы, восхитительные мечети и священные храмы. Просто фантастично, что она уже сделала и что она может сделать. Одного только она явно не может: полностью изменить своё поведение в отношении к другой голове, к другому человеку. Ни наказание, ни награда, как видим, не могут изменить её поведения; не может изменить его, очевидно, и знание. «Я» и «ты» продолжают существовать. Она никогда ясно не сознаёт, что «я» — это «ты», что наблюдающий есть наблюдаемое. Её любовь — это её вырождение; её наслаждение — это её мука; боги её идеалов — это её губители. Её свобода — это её собственная тюрьма; она обучена жить в этой тюрьме, делая её только более удобной, более приятной. У тебя только одна голова, заботься о ней, не разрушай ее.

Так легко отравить[3 нажми] её.

 У него всегда удивительным образом отсутствовала дистанция между ним и деревьями, реками и горами. Это свойство не было в нём искусственно развито: вы не можете развивать подобные вещи. Между ним и другим человеком никогда не было стены. Как ни относились к нему, что ему ни говорили — это, по-видимому, никогда не ранило его, как никогда не коснулась и лесть. Так или иначе, он был этим совершенно не затронут. Он не был отстранившимся, отчуждённым, но был подобен водам реки. У него было так мало мыслей, а когда оставался один — мыслей не было вовсе. Его мозг был активен, когда он говорил или писал, в другое же время был спокоен и активен без движения. Движение есть время, а активность временем не является.

 Эта удивительная активность, без направления, по-видимому продолжается и во сне, и в бодрствовании. Он часто пробуждается с этой активностью медитации; нечто похожее продолжается большую часть времени. Он никогда не отвергал её и не призывал. Как-то ночью он проснулся полностью пробуждённым. Он сознавал, что в его голову, в самый её центр входило нечто, подобное огненному шару, некий свет. Он как бы со стороны наблюдал это в продолжение значительного времени, словно это происходило с кем-то другим. Это не было иллюзией, чем-то таким, что вызывает ум в своём воображении. Начинался рассвет, и сквозь неплотно сдвинутые занавески он мог видеть деревья.

 Это всё ещё одна из самых прекрасных долин. Она со всех сторон окружена холмами, покрыта апельсиновыми рощами. Много лет назад среди деревьев и фруктовых садов было лишь несколько домов, но теперь их стало много больше; дороги теперь шире, движение транспорта возросло, прибавилось шума, особенно в западной части долины. Но холмы и высокие пики всё те же, они не тронуты человеком. В горы ведёт множество тропинок, и можно бесконечно взбираться по ним. Там встречаются медведи, гремучие змеи, олени, а однажды встретилась рысь. Рысь оказалась впереди, она спускалась по узкой тропе, мурлыкая, тёрлась о скалы и стволы невысоких деревьев. Из глубокого ущелья дул слабый ветер, поэтому к рыси можно было подойти совсем близко. Она поистине наслаждалась собой, радуясь своему миру. Её короткий хвост торчал кверху, заострённые уши выпрямились вперёд, её желтовато-коричневая шерсть была блестящей и гладкой. Рысь совершенно не подозревала, что кто-то следовал за нею на расстоянии около двадцати футов. Мы спускались по тропе друг за другом почти целую милю, и ни один из нас не издал ни малейшего звука. Это было по-настоящему красивое животное, лёгкое, как тень, и грациозное. Перед нами бежал ручей, и, не желая испугать зверя при подходе к ручью, человек прошептал доброе приветствие. Рысь, даже не оглянувшись, — это было бы пустой тратой времени, — с быстротой молнии исчезла из виду. Всё же мы были друзьями довольно значительное время.

 Долина полна благоухания цветов апельсиновых деревьев, почти одурманивающего, особенно ранним утром и в вечерние часы. Этот аромат наполнял комнату, долину и каждый уголок этой местности, и благословение бога цветов веяло над этой долиной. Летом здесь бывало очень жарко, и это придавало долине какие-то особые черты. Когда ты приезжал сюда много лет назад, здесь была изумительная атмосфера; в меньшей степени она всё ещё здесь. Люди портят её, как портят они почему-то большинство вещей. Всё будет, как и бывало. Цветок может увянуть и погибнуть, но он вернётся снова в своей прежней прелести.

 Задавались ли вы когда-либо вопросом, почему люди сбиваются с истинного пути, становятся испорченными, недостойными в своём поведении — агрессивными, жестокими и коварными? Неправильно обвинять окружение, культуру или родителей. Мы хотим возложить ответственность за это вырождение на других или на какое-то событие. Находить объяснения и причины — это лёгкий выход. Древние индусы называли это кармой — вы пожинаете то, что посеяли. Психологи заявляют, что проблема зависит от родителей. То, что высказывают так называемые религиозные люди, основано на их догме или веровании. Но вопрос всё ещё остаётся.