Gaudeamus igitur - Быкова Мария Алексеевна - Страница 45

• Предыдущая
• 45/67
• Следующая

Рассевшись обратно по местам, мы назвали свои номера, и магичка в юбке прошлась по рядам, раздавая нам маленькие карточки. Начала она от двери, так что ко мне подошла в последнюю очередь; я взяла карточку, поблагодарила и начала читать список тем.

Было их целых десять штук, и все довольно интересные. Я быстро пробежала их глазами; шестая называлась «Свобода и вседозволенность», и я мигом вспомнила, как морщил нос на эту тему магистр по магриту. «Тренировочная тема, одна из самых простых…» Ну уж нет, я, Яльга Ясица, не хожу проторенными путями! Если уж прокладывать тропу, то только свою.

Что у нас имеется дальше?

«Гений и злодейство несовместимы»… ага, несовместимы, Т'ари аунд Велленсдар так от несовместимости и помер… «Жизнь и творчество Кар Амза — гения лыкоморской историографии»… «Поспорить с судьбой»… «Мрыс вам, а не споры, сказала судьба, подкладывая эльфу даму пик»…[4] Так, а вот это уже интереснее!

Я машинально постучала отросшим ногтем по теме номер девять. «Короли уходят, а народы остаются». Интересная фраза — особенно интересная тем, что понять ее можно двояко! И вот он, первый смысл, лежащий на поверхности, — власть недолговечна, и не стоит за нее цепляться. Наверняка мои главные конкуренты — те, кому тоже понравится эта тема, — увидят в ней только этот слой. Хотя… в конце концов, магичка с челкой права и в этом кабинете наверняка собрались равные. Но все равно — вот второй смысл, понятный лишь тому, кто в свое время хоть немножко читал про драконов. Правитель уходит, но государство его остается; а вот то, каким оно останется, — догадайтесь с трех раз, чья это задача?

Я посмотрела в окно — зимнее солнце просвечивало сквозь морозные разводы. В голове у меня было на удивление ясно; слова с готовностью складывались в мысли, и вскоре я уже поняла, как именно будет начинаться моя речь.

Я окунула перо в чернила, стряхнула с отточенного кончика тяжелую черную каплю и не торопясь вывела на верхнем листе формулировку своей темы.

Двадцати минут, отведенных на написание речи, мне хватило с лихвой. Текст написался, что называется, на одном дыхании; я почти не правила его, спеша записать мысли, одна за другой возникающие у меня в голове. Возникали они на удивление последовательно, вытекая друг из друга донельзя логично, и от меня, по сути дела, требовалось только занести их на пергамент.

Перечитав текст — вслух, еле слышно, просто чтобы понять, как именно оно прозвучит, — я исправила несколько слов, заменив их на чуть более точные. Подумала с пару секунд, не переборщила ли я с аргументами; да нет, синонимов среди них вроде не было, у страха глаза велики.

Вспомнив уроки боевой магии, я зажмурилась и расслабилась, стараясь дышать максимально ровно и глубоко. Дыхание почему-то частило: я нервничала, хотя и отказывалась себе в этом признаться. Ага, и пальцы что-то трясутся… Так, Яльга, это не дело, быстренько берем себя в руки!

Из распахнутой двери доносились какие-то осторожные звуки: мимо проходили адепты, которым уже наверняка сообщили о важном ковенском мероприятии и о том, что будет с нарушителями порядка. Мне вдруг стало очень обидно, потому что Хельги и Генри, вкупе с Келлайном, Снорри, Келефином и Куругормом, сейчас наверняка сидят на какой-нибудь лекции (отсюда казавшейся мне верхом блаженства) и думать не думают о чести школы, о силе риторики и о собственных дрожащих пальцах. И о том, есть ли у меня в речи хотя бы кусочек того, что называется гордыми словами «риторический канон».

Полин, высунув кончик языка, просматривала написанное. Длинноволосая девица партой дальше сидела, сильно сутулясь, и дописывала свой текст. Обмундированный студент номер два чесал в затылке, явно пытаясь сочинить своей речи подходящий зачин. Адепт, сидевший сразу за ним, поправлял съехавшие на нос очки и, как-то странно передергивая шеей, опять углублялся в речь.

Словом, все сидели и работали, одна только я уже закончила и теперь совершенно не знала, чем заняться. Возможно, от этого в голове и появлялись всевозможные депрессивные мысли: на некромантической олимпиаде я не думала ни о чем подобном, ведь тогда событие шло за событием, практически без перерыва. А сейчас… солнце просачивалось через голубоватые узоры, я рисовала на полях сначала цветочек, потом стебелек, потом листики и горшок…

— Заканчиваем, — наконец приказала Вирра Джорджовна, и адепты стали ускоренно завершать труды. Я поставила последнюю закорючку, украшавшую собой горшок, и подняла глаза на судей.

— Вызывать мы вас будем по списку. — Магичка с челкой постучала длинными ногтями по пергаментному листу. — Вы станете выходить вот сюда, к доске, и рассказывать свой текст. Лучше рассказывать, чем читать, — но, принимая во внимание, что времени у вас было немного, за чтение баллы мы снимать не будем. Так… я все сказала?

— Про вопросы уточни, — тихо напомнила ей вторая.

— Верно, вопросы… Вопросов всего можно будет задавать три каждому оратору, и спрашивать нужно, если вы чего-то не поняли. То есть уточнять, а не дискутировать. Дискуссий нам здесь открывать не надо, на старших курсах наспоритесь. Всем все ясно?.. Тогда поехали. Первым будет выступать… та-ак, кто здесь у нас… ах да, Эжени Лендрэ!

Я вежливо поаплодировала; кажется, получилось довольно заразительно, потому что многие подхватили.

Длинноволосая девица, сидевшая за Полин, прошла к доске, на ходу заправляя за ухо русую прядь.

— Добрый день, — сообщила она, поудобнее перехватывая свои листочки и обводя аудиторию взглядом. — Моя тема «Свобода и вседозволенность». Я…

— Подождите, — перебила ее магичка в юбке. — Назовите ваше учебное учреждение, факультет и полное имя научного руководителя.

Девица запнулась.

— Н-ну… Школа Высшей Магии имени Эллендара Четвертого, факультет общей мантики. Магистр — Кира Блэйкворт, маг второй ступени…

— Замечательно, — качнула челкой другая чародейка. — Можете продолжать.

— Спасибо. — Девица (Эжени, верно?) улыбнулась в зал, но мне отчего-то показалось, что улыбка — смелая и в то же время просительная — адресована не нам, а конкретно жюри. — Итак, дорогие друзья, я выбрала эту тему, потому что она конечно же близка каждому из нас…

Я подперла щеку кулачком и стала слушать.

Когда девица закончила и под аплодисменты заняла свое место, я пребывала в самой настоящей растерянности. Здесь собрались равные — разве не так? Самые сильные, самые способные… ну или самые везучие, если говорить обо мне. Так почему же эти самые-самые несут такую несусветную чушь?!

Чисто технически девица говорила… ну, наверное, все-таки неплохо. Правда, складывалось впечатление, что свою пламенную речь она обращает к листочку, страстно сжимаемому в руках: на аудиторию она так ни разу и не взглянула. Но вот по содержанию… мама, кто ж ее готовил?! Нет, я отнюдь не великий оратор, и не мне, наверное, судить, но если уж у тебя есть мысль, так потрудись сформулировать ее конкретно! Для чего размазывать кашу по тарелке?

Впрочем, уже на втором выступающем я поняла, что Эжени — это еще ничего. Вторым номером выступал как раз адепт из К-Детского корпуса; по нему было отлично видно, что настоящий мужчина должен быть молчалив, как бревно. Может быть, там и учили воевать, но научить их разговаривать определенно никто не смог. Изъяснялся К-Детец короткими рублеными фразами, которые выходили из него с заметным трудом, закончив же свою речь, он с явным облегчением смахнул со лба трудовой пот. Сдается, не без сочувствия подумала я, К-Детец предпочел бы что-нибудь полегче. Отжаться там или подтянуться — разиков сто.

После него в центр кабинета вышла Полин. Очаровательно смутившись, она залилась нежным румянцем, назвала свое имя, фамилию и наставника и лучисто улыбнулась аудитории. Народ чуточку воспрянул духом, даже кактус на окне расправил пыльные колючки.

О чем Полин говорила — было, собственно, не слишком-то важно. Главным было то, что она ничуточки не боялась, активно — но в меру — жестикулировала и не забывала улыбаться студентам мужского полу. Под конец ей похлопали гораздо громче, чем прочим; поблагодарив аудиторию нежным «бальным» голоском, алхимичка быстренько заняла свое место.

• Предыдущая
• 45/67
• Следующая