Че Гевара. Книга 1. Боливийский Дедушка - Шаинян Карина Сергеевна - Страница 30

– Вам помощь нужна? – раздраженно спросил Рафаэль. – Или развлечься больше нечем?

– Нужна, нужна, – покаянно ответил Сергей.

– Не употреблять спиртное и не есть ничего, кроме сухарей, – сухо продолжил шаман. – Запивать водой.

– Ничего себе, – опешил Сергей. – А как-нибудь попроще нельзя? Без истязания плоти?

– Это как раз чтобы обойтись без истязания. Не, я могу тебе список запрещенных продуктов дать, но лучше – ничего не есть, это проще. Слушай, оно тебе надо – вникать? Я могу лекцию по биохимии прочитать, а ты ее поймешь? Короче, инсульт хочешь?

– Не хочу, – мрачно ответил Сергей. Затея нравилась ему все меньше.

– Тогда делай, как я говорю. Послезавтра устроит? Встречаемся в одиннадцать. Вечера, вечера. Битцевский парк.

– Почему?!

– Место силы, – сухо объяснил Рафаэль. – Войдешь со стороны Балаклавского…

В половине одиннадцатого Сергей вошел в черный ельник на окраине парка. Фонарик выхватывал из темноты голые стволы, раскисшую тропинку под ногами и сплошной ковер рыжей хвои, усыпанной пакетиками из-под чипсов, обертками мороженого и прочим мусором. Страшно хотелось есть. Перед выходом из дома он сжевал почти целую буханку бородинского хлеба, но это не помогло. Очень хотелось мяса. Или яичницы с колбасой и помидорами, посыпанной зеленым луком. И запить ее не водой, а сладким крепким чаем. А еще лучше – хорошим пивом.

Кажется, именно это называется потерей критики – пойти ночью в лесопарк, чтобы выпить сомнительного наркотического зелья в компании незнакомца, рекомендованного приятелем с «напряженной духовной жизнью». Надо было все-таки к психиатру, подумал Сергей. И, наверное, еще не поздно. Он остановился, раздумывая, и в этот момент его снова накрыло. Сергей пошатнулся, едва удержал равновесие, цепляясь за шершавый еловый ствол, чувствуя, как щеку царапает сухая кора…

…Очнулся от тяжелого, мутного сна, трясясь от промозглого холода под отсыревшим одеялом. Лагерь обступала бархатная тьма сельвы, бледное свечение древесных стволов. Здесь все было мокро, все гнило, и, разлагаясь, испускало белесое сияние. От рубашки несло потом и плесенью. В близкой реке плеснуло: какое-то животное нырнуло в воду – то ли капибара, то ли кайман. Художник сел, охватил руками колени, пытаясь унять озноб и понять, что его разбудило.

Тихие шаги, шепот. Сергей понял, что в лагерь вернулись разведчики – один из боливийцев, Инти и Макс Морено. Осторожно ступая, разведчики прошли к гамаку, в котором спал Че.

– За нами идут лесные индейцы. Мы приближаемся к их территории, – боливиец говорил еле слышно, но в его голосе прорывались панические нотки. – Еще немного и – они начнут стрелять. Это не солдаты, от них не укрыться, их не найти… Они смазывают стрелы ядом, вы знаете?

– Потенциальные союзники… – задумчиво проговорил Че.

– Союзники? – вмешался Инти. – У вас уже были такие союзники, вспомните Конго!

– Ты прав.

Команданте отвернулся. Его плечи ходили ходуном, воздух со свистом прорывался в легкие – близился новый приступ астмы.

– Надо возвращаться к людям, – тихо сказал Макс. – Нам нужна пища. Нам нужны лекарства. Вам нужны…

– Если расчеты Тани верны, до монастыря осталось не больше двух дней ходу. Мы должны дойти.

– Это всего лишь легенда. Миф. Вы же сами обвиняли меня в мистицизме! Весь ваш план строится на палеонтологическом курьезе.

Че Гевара внимательно взглянул на парагвайца.

– Как легко вы меняете свое мнение, товарищ Морено, – с горькой иронией проговорил он. – Совсем недавно вы относились к Чиморте намного серьезнее, чем я.

Макс отвел глаза.

– Мы все устали, – пробормотал он. – Я ошибался тогда.

– Мнение вы поменяли, однако не цель: вы по-прежнему пытаетесь отговорить меня от этой попытки. Хотел бы я знать, отчего вы вдруг передумали. Но это не так уж важно. Я уже говорил вам и повторяю, товарищ Морено: если для революции нужно обратиться к мифу – я так и сделаю

– Надо возвращаться, Че, – вмешался боливиец.

– Возвращаться некуда – крестьяне нас не поддержат, пока…

– Да есть же куда! – воскликнул Инти. – Мы можем прорваться на Кубу. Фидель простит…

Стало так тихо, что Сергей услышал, как где-то в глубине древесной кроны переступила с ноги на ногу какая-то пичуга. Он вздрогнул, когда безмолвие нарушил натужный вдох команданте.

– Ты устал и не понимаешь, что говоришь, – ледяным голосом сказал Че. – Ложись спать. Завтра у нас тяжелый день.

Голоса затихли. Какое-то время на самой грани восприятия Сергей еще слышал, как перешептываются испуганные боливийцы, но потом постепенно начал задремывать. Краем сознания он понимал, что стоит в ельнике на окраине Битцевского парка, что ему надо идти, чтоб не опоздать на какую-то важную встречу, и запах хвои и выхлопных газов с Балаклавского проспекта мешался с тяжелым духом гнилой болотной воды и прелых листьев.

На рассвете на дерево, под которым Сергей растянул свой гамак, прилетела пара туканов. Сварливо перекрикиваясь, они сбивали своими огромными клювами плоды и шумно перелетали с ветки на ветку. Пора было идти: если партизаны не заблудились, сегодняшний переход должен был стать последним на пути к башне, где монахини сторожили душу Чиморте.

Толстые деревянные столбы с лицами идолов. В темноте сухая трава отливает серебром, и серебряными кажутся стволы берез… Сергей потряс головой. Большая поляна посреди парка была ориентиром, точкой, у которой нужно было свернуть под углом налево и найти диагональную тропинку, еле заметную в подлеске, перегороженную ветвями… Сергей со вздохом достал мачете.

Четверть часа спустя он стоял посреди ночного лесопарка, шаря под ногами желтым лучом фонарика в поисках тропинки. Батарейки садились. Еще немного – и он останется в темноте, самым глупым образом заблудится в московском парке. Сергей сделал несколько шагов вперед, тихо ругаясь и раздраженно отмахиваясь от веток кустарника.

Впереди мелькнул огонек костра. В этом было что-то очень понятное и невероятно древнее, отзывающееся в самой глубине души – смотреть из леса на языки прирученного пламени, которые мерцали за деревьями, обещая тепло, безопасность и пищу. Сергей ринулся напрямик и вскоре вышел на мыс, образованный тремя сходившимися здесь оврагами. Где-то внизу еле слышно причитал ручей, тихо потрескивали угли, и языки костра метались и дрожали, отраженные в очках Рафаэля.

Зеленовато-коричневая жижа, разлитая из термоса по двум кружкам, исходила паром. От нее пахло прелыми листьями и еще чем-то острым, почти животным – незнакомый, тревожный запах. Сергей поерзал на сыром бревне, стараясь сесть так, чтоб его многочисленные сучки и выступы поменьше врезались в зад. Рафаэль все вещал в том отточенном поколениями эзотериков стиле, который дает ощущение великой мудрости и при этом не несет ни капли конкретной информации. До сих пор Сергей сталкивался с такими текстами только в письменном виде и теперь с изумлением обнаружил, что некоторые слова Рафаэль умудряется произносить так, что сразу понятно – написаны они были бы с большой буквы. Энергия, Сила, Путь… Сморщившись, Сергей отхлебнул из кружки. Рафаэль на секунду смолк, маниакально поблескивая очками, приложился к своей порции и снова заговорил. Теперь речь шла об Очищении – духовном и телесном. Горячая травяная жижа подкатывала к горлу, и от проповеди начинало тошнить уже в буквальном смысле.

– Что ты имеешь в виду под Очищением? – осторожно спросил Сергей. – И чего ты мне все эти салфетки пододвигаешь?

Рафаэль слегка смутился.

– Понимаешь, из тебя будут выходить шла… нет-нет, темная психическая энергия. Все дурное, что накопилось за жизнь… Выходить будет.

– Каким образом выхо… Твою мать! – сдавлено вскрикнул Сергей, перегибаясь через бревно.

– Бородинский хлеб, несомненно, просто олицетворение мирового зла, – процедил он через несколько минут. Рафаэль серьезно кивнул. – А предупредить нельзя было?