Чингисхан. Книга 3. Солдаты неудачи - Волков Сергей Юрьевич - Страница 29

Когда четвертый диверсант падает в траву, двое оставшихся поворачивают и бегут обратно. Что ж, семь патронов на четверых — не так уж и плохо для незнакомого оружия.

Начинаю выцеливать и «гасить» огневые точки хорватов на лугу. «Интербригадники» соображают быстро — вскоре их пули начинают с сочным чавканьем впиваться в ветви платана, сбивать листья рядом со мной. Я стараюсь успеть первым. Конь со мной. Он всегда помогал мне в подобных ситуациях — и на точке в Афгане, и в Махандари, и в долине Неш, и в квартире у Нади. Помогает и сейчас.

Азарт боя опьяняет, делает все движения молниеносными. Прицел, выстрел, снова прицел.

Богумир начинает атаку. Его бойцы поднимаются из травы и бегут вперед, на ходу поливая противника из всех стволов. Хорваты не выдерживают натиска — и начинают отступать вверх по склону. Я отстреливаю их как в тире — одного за другим.

Когда четвертый опустошенный магазин летит вниз, выясняется, что все, патроны кончились. С трудом спускаюсь с дерева, аккуратно прислоняю «Заставу» к стволу — раздается шипение раскаленного металла — и сажусь рядом. Бой удаляется, очереди «калашей» звучат все реже, а потом вдруг раздается мощный залп и тут же — несколько гранатных взрывов.

И наступает тишина…

Мне вдруг вспоминается песня Высоцкого с длинным и печальным названием: «Песня про снайпера, который через пятнадцать лет после войны спился и сидит в ресторане»:

«А ну-ка бей-ка, кому не лень.

Вам жизнь копейка, а мне мишень.

Который в фетрах, давай на спор:

Я — на сто метров, а ты — в упор…»

- Друже Метак! — хлопают меня по плечу сербы.

Они веселы, смеются. Каждый старается как-то поблагодарить странного русского, что еле выдержал короткий марш бросок по горам, а потом оказался удачливым снайпером, решившим исход боя.

- Братан! — Шпала сует мне банку тушенки. — На, похавай. Не ожидал, в натуре, вот! Мастер, вот!

Кол, в горячке боя оказавшийся далеко от нас, кривит узкие губы.

- А уж думал — все, хана!

Я зажмуриваюсь, а перед глазами — прорезь прицела и падающие фигурки людей на лугу. «Вам жизнь копейка, а мне мишень»…

После боя у Стрмицы проходит неделя. Нас, всех троих русских, вызывают к майору Предрагу Благотичу. Он сообщает, что командование армии Сербской Краины приняло решение перебросить русских военных специалистов под Грачац. Там будет создаваться новый русский добровольческий отряд. Таких отрядов в сербских формированиях было несколько — легендарный РДО-1, РДО-2 «Царские волки», «Белые волки». По слухам, в Боснии действует РДО-3 и несколько казачьих подразделений.

Собираем мешки, сдаем оружие и грузимся в кузов «Газ-66». Военных машин советского производства тут много. Дорога до Грачаца занимает несколько часов. Водитель, перед тем как тронуться, объясняет нам, что есть хорошая дорога, но она проходит слишком близко от дислокации хорватских частей. Чтобы не попасть под обстрел, мы едем по каким-то узким и извилистым козьим тропам. Слева пропасть, справа скалы, из-под колес летит щебень. Мне такие поездки знакомы по Афгану, Шпале, похоже, тоже, а вот Колу приходится несладко. Он старается не смотреть по сторонам и судорожно сжимает поручень.

В Грачаце есть железнодорожная станция, что делает этот городок важным стратегическим узлом обороны Краины. Наша новая часть находится в нескольких километрах от города, неподалеку от деревеньки Ясенар. Местность тут тоже гористая, вокруг леса. Позиции сербского батальона оборудованы из рук вон — окопы отрыты кое-как, блиндажей практически нет. Личный состав живет в отапливаемых палатках. Нам тоже достается десятиместная палатка цвета хаки. Внутри — складные армейские койки, стол, стулья.

- После приедут еще руски. Казаки, — говорит встретивший нас офицер. — Добро дошли[18]!

Нашего нового командира зовут Горан. С сербского это переводится просто — «житель гор», «горец». Горан немолод, в волсах седина. Черные глаза кажутся двумя углями, спрятанными под кустистыми бровями. Высокий, сутулый, с большими руками, он похож на сельского учителя, почему-то оказавшегося на войне.

Горан спокоен и терпелив. По-русски он говорит очень хорошо, что опять же наводит на мысль об учительском прошлом этого человека. Но о себе Горан рассказывает неохотно. Мы все чувствуем — там, в памяти, у него есть что-то такое, о чем он сам вспоминать не хочет, а окружающим про это и вовсе лучше не знать.

У снайпера очень много времени для размышлений. Когда сидишь «в гнезде» и часами ждешь прохода вражеской разведгруппы, мысли кружатся в голове, как осенние листья в ветреную погоду.

Я в последние дни чаще всего думаю о войне. Об этой — и о других. За те месяцы, что мы воюем, я неплохо узнал сербов. Видел хорватов, босняков, черногорцев, македонцев, словенцев, даже албанцев. Они все очень похожи. Тут, на Балканах, вообще все похожи — пятьсот лет турецкого ига даром не прошли.

Мне, человеку из далекой России, жители бывшей Югославии вообще кажутся на одно лицо. Но при этом тут каждый каждому готов перерезать глотку. Готов — и режет. А в перерывах между смертоубийствами сидит в кафане, ест мясо и овощи, поет песни и выглядит довольным собой и жизнью.

Большая по европейским меркам и богатая по меркам славянским страна Югославия развалилась на части летом девяносто первого. Словения и Хорватия смотрели в рот Германии и ловили каждое слово, звучащее из Берлина, только-только ставшего вновь столицей германского народа.

Запад тут же признал хорватов и поддержал их право иметь свое государство. А сербы, жившие в Хорватии, превратились в быдло, людей второго сорта. Их выгоняли из домов, убивали, насиловали — безнаказанно. Но это было только начало…

Теперь сербы воюют. Сербская Краина — маленькое государство между Хорватией и Боснией. Узкая полоса земель, протянувшихся от Книна на юге до Пакраца на северо-востоке. Есть еще анклав Восточная Славония с городом Вуковар. Краина изогнута, как серп.

Диспозиция жуткая: с запада республику давят хорваты, на востоке — мусульмане-босняки. Коренная Сербия помогает, но больше оружием, боеприпасами и советами. В Белграде своих проблем хватает — идет борьба за власть, политические интриги вяжут сербскую армию по рукам и ногам. Запад чутко держит руку на пульсе этой войны. Поэтому воюют в основном ополченцы.

Однако не это главная беда. Со временем и из ополченцев могут получиться неплохие бойцы. Но в Сербской Краине, как и в коренной Сербии, тоже больше двадцати политических партий. Все тянут одеяло власти на себя. Понятно, что при таком раскладе очень трудно руководить страной. А проблем в Сербской Краине столько, что их перечень может занять несколько страниц. Одна из основных — беженцы. После того, как Хорватия объявила о независимости, оттуда хлынул поток сербов — десятки тысяч человек бежали, чтобы спасти свои жизни и жизни близких. Люди уезжали, уходили пешком, неся на себе пожитки.

Это не укладывается у меня в голове: конец двадцатого века, Европа — и война между народами, долгие десятилетия жившими вместе. Правда, очень странная война. Во-первых, позиции противоборствующих сторон прослоены миротворцами ООН. Кого тут только нет! От канадцев до непальцев, от норвежцев до иорданцев. Где-то в Боснии даже стоит «русбат» — русский миротворческий батальон, состоящий из десантников.

Во-вторых, кафаны. Так тут называют ресторанчики, в изобилии встречающиеся повсюду. По-моему, у сербских мужчин в кафанах проходит половина жизни. Клетчатые скатерти, глиняные кувшины, запах жареного мяса, свежей зелени, овощей — и кофе.

Так вот: сегодня бойцы «интервентных четей» стреляют в босняков на перевале у Вышеграда, а завтра они сидят в кафане, хохочут, размахивая кружками и обнимают грудастых темпераментных подружек. Не знаю, говорят, в чужой монастырь со своим уставом не лезут, но по мне, если уж ты начал воевать, так воюй до победы, без перерывов на ресторанчики, пьянки и девок.