-Отныне, Петр, будешь слеп ты тридцать дней. За то, что не увидел кто перед тобой… После истечения же этого срока, жду тебя. Великие дела ждут тебя.
После этого я развернулся и ушел. Мои ученики шли за мной. Люди Павла так и остались сидеть на своих лошадях, оцепенев от произошедшего. Лишь погодя они помогли взобраться Павлу на свою лошадь и отвезли его домой…
Ходил я в окрестностях Иерусалима еще много. Исцелял людей от хворей разных, приказывал слугам своим – бесам покидать тела несчастных людей. Много тогда люду ходило за мной. Слушали мои учения, ели хлеб со мной пили вино.
В один день подошла ко мне красивая женщина, лицо ее было бело как молоко, и с румянцем. Волосы русы… Глаза блестели. И я уже плавал в их голубых озерах. Понравилась она мне очень. Совершенная среди женщин.
Она завела разговор со мной. Мы говорили. Мне было очень приятно с ней. Да и всем моим ученикам она понравилась. Мы ласкали друг друга, любили друг друга. Я входил в нее во все ее дыры. Она так блаженно стонала. И любовь наша с ней была до самой моей смерти. Должен сказать, что я также входил и в своих учеников, но она… Она была совершенна! Она и сейчас со мной и мы всегда с ней вместе. Тогда я понял, что мы с ней вместе всегда и были. « И создал всевышний Адама и из ребра его создал Еву»… Да… Я за нее благодарен всевышнему. Впрочем как и за все… Зачала она от меня, и по смерти моей родила сына. Хороший был человек. Но весь пошел в мать. У него была своя дорога, своя судьба… Впрочем, каждый сам творит свою судьбу. Всевышний дарит нам лишь цели и желания.
По истечении же тридцати дней, пришел Павел ко мне. И вот как это произошло: в тихий вечер, когда сидел я с учениками своими (а были тогда они: Петр, Андрей, Фома, Матфей, Лука, Мария, София) постучался некто в двери. Андрей открыл дверь и увидел Павла. Андрей посмотрел на меня, я увидел гостя и жестом руки дозволил пришедшему войти. Павел поздоровался, сказал, что его слепота прошла, и он пришел ко мне служить мне. Идти за мной и учиться у меня мудрости и умениям. Я принял его. И ели мы хлеб и пили мы вино. И спросил Павел меня:
-Учитель, как делаешь чудеса ты такие?
-Силой мысли.
И ночевал Павел у нас, и познал я его, а он меня, была между нами и Магдалина. Но Магдалина любила меня.
На следующий день пошли мы с учениками в Иерусалим. Но пошли мы тайно. Не хотел я раньше времени распускать слухи и славу о себе иметь в столице раньше времени.
Встретил я человека, он был очень красив, высок, строен, аккуратный. Он понравился мне. Я понравился ему. Я почувствовал это. И позвал я человека этого в ученики себе. И полюбил меня он очень. И пошел за мной. И любил меня он сильнее всех учеников моих, сильнее и Марии Магдалины. И имя было ему Иуда.
Когда ели мы и все ученики мои, посмотрел я на Иуду. И он посмотрел на меня. И был этот взгляд полон сильнейшей любви. И мне было так хорошо с ним. Он нагнулся ко мне и поцеловал меня. И знал я, что выражает этим он свою любовь мне.
Хотел он славы моей. И один он знал, как оставить имя мое на вечно. Что бы помнили люди меня и боялись и восхищались. Он хотел мне лишь добра, поэтому и сдал меня разыскивавшим меня и приговорившим меня насмерть. Ведь только так я нашел бы свою славу. И благодарен я ему по сей день. А те тридцать серебренников, которые заплатили ему – не значили для него почти ни чего. Один серебренник он оставил лишь себя, как память о тех временах и как знак о моей грядущей славе в сердцах. Я очень благодарен всевышнему за него, и люблю его. Когда должен был я умереть, он уехал за пределы Иерусалима и прожил долгую спокойную жизнь. А я продолжил свое дело. Но об этом чуть попозже.
И были ученики со мной мои, вот они: Петр, Андрей, Фома, Матфей, Лука, Мария, София, Павел, Иуда, Николай, Александр, Димитрий. Двенадцать их было. И был я тринадцатый – учитель их.
И приплыли вместе мы на место, где возвышался холм огромный. И пошли мы с учениками на этот холм, вокруг холма же собралось множество людей, шедших за мной… И хотел я рассказать проповедь людям тем. И вот, поставил Лука мне стол и взошел я на него и начал говорить:
-Люди, всем кто сейчас в беде – не бойтесь, так будет не всегда. Как день сменяет ночь, так и ваше горе сменит радость. Я пришел, что бы стать царем Иудейским, вы со мной?
-С тобой! – раздался рев толпы.
-Я исцелю каждого от хвори, я возрадую сердце каждого обратившегося ко мне. Мои ученики уже многих исцелили и поврачевали сердца! Я всех вас люблю очень-очень. Всем вам хочу добра! Идите за мной, поддержите меня! Не убивайте никого, научите других любви и люди сами вас полюбят. Любите других. Любите себя. Заботьтесь о себе!
Слушайте душу свою. Как она скажет так и делайте.
И накормил я их хлебами и рыбой. И все были сыты и довольны.
И вошел я в Иерусалим с учениками своими. И окружило нас войско императорское. И взяли меня. И привели к Пилату. И освободил меня Пилат, за сто золотых, а вместо меня распял разбойника.
И убили Петра. И стал я тайно называться с тех пор Петром, что бы не нашли меня и не осудили опять. И продолжил я дело свое. И написал книгу эту.
Билли сделал последнюю затяжку и бросил обугленный бычек в урну. В комнате было накурено, чистый воздух лишь немного проветривал комнату из открытой в окне форточки.
– Ну что едем? – сказал Сэм.
– Поехали… – ответил Билли.
Двое мужчин вышли из квартиры, Билли запер дверь. Вместе они подошли к лифту, вызвали его, и через пять минут уже спускались в холл. С утра в холле было не много людей. Да и все человек пять , шесть были какие-то вялые, как будто не живые. Лишь одна буфетчица была бодра как будто никакая беда, никакая усталость не была ведома ей.
Билли и Сэм подошли к приемному столику, за которым и сидела эта женщина. Девушка им приветливо улыбнулась:
-Доброе утро мистер Билл и мистер Сэм! Как прошла ночь?
-Доброе утро Барбара! – сказал Сэм.
-Здрасте… – пробурчал Билии.
-Вы уходите господа? – спросила Барбара.
-Да, детка. – Ответил Сэм. – Но мы еще вернемся! Хочешь, что бы вернулись, малышка?
-Я буду очень рада снова вас видеть … – ласково улыбнулась девушка.
Она начала что-то писать в тетради, опустив взгляд с парней на лист бумаги. Сэм улыбаясь посмотрел на слегка кислого Билли, который за все время пока проронил еле еле лишь пару слов.
