Старая дорога - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 16

• Предыдущая
• 16/37
• Следующая

— Вы забываете об Антуанетте Сент-Ив, — напомнил Клифтон.

Денис указал пальцем на маленькое черное пятно, почти в центре лаврентьевских концессий, на берегу реки.

— Готье Сент-Ив, отец Антуанетты и Гаспара, более четверти века был правой рукой Уильяма Дениса в его культурной работе в лесах. Потеряв жену, когда Антуанетте было шесть лет, а Гаспару — четырнадцать, он умер от горя два года спустя. За несколько лет до его смерти, ввиду его заслуг, Компания выделила ему участок в двести квадратных миль, обозначенный здесь черным. Гаспар вырос, и выяснилось, что он, как и отец, страстно любит лес и не мыслит себе жизни вне леса. Он стал сам вести разработку их участка, сам работал наряду с дровосеками и сплавщиками; лес, готовый к переработке, он продавал Лаврентьевской компании; много это ему с сестрой не давало, потому что Гаспар любит деревья, пожалуй, даже больше, чем людей, и соглашается срубать лишь перестой или деревья, покалеченные и пострадавшие от огня. Он держится системы, благодаря которой можно надолго сберечь наш запас лесных материалов, системы, которой с самого начала, но не с такой педантичной строгостью, держалась и Лаврентьевская компания. Теперь вам понятно, каким образом Антуанетта Сент-Ив оказывается втянутой в борьбу не на жизнь, а на смерть с Иваном Хурдом? Но главная опасность для нее — не в этом. Я перейду потом к другой стороне вопроса. Пока дорисую вам общую картину положения. Вам не надоело еще?

— Я — весь внимание. Продолжайте…

— Если припомните, затея колонизировать лесные угодья исходила от Хурда и его приспешников. За ваше отсутствие они выработали целую систему и проводят ее организованно. Согласно нашему договору, в любое время границы наших участков могут быть передвинуты «в интересах колонизации». Между тем вам прекрасно известно — много ли шансов у колониста просуществовать в наших диких лесах, где он легально может вырубать лишь по пяти акров в год? Заметьте — легально. Зато правительство разрешает ему вырубать весь лес, пострадавший от огня. И вот эти поп bona fide колонисты, устроенные Хурдом и ему подобными, поджигают лес и, спустя сорок восемь часов, в их распоряжении обширная площадь, которую они могут разрабатывать самым легальным образом. Они — лесные пираты, и не только обогащают мошенников вроде Хурда, доставляя им дешевый материал для переработки на бумагу, но и причиняют неисчислимые убытки своими поджогами.

Все это вам известно, Клифтон. Мы впервые узнали, что Хурд и его шайка протягивают лапы к Лаврентьевской концессии, когда нам сообщили четыре года назад, что от нас изъято двести квадратных миль «для целей колонизации». Явились «колонисты», нанятый народ, начались пожары; затем приспешники Хурда скупили у этих «колонистов» лес, по цене ниже той, которую мы давали, — и в результате Хурд спустил по Мистассини двести тысяч бревен, урезав наш сплав ровно на такое количество.

Потом одновременно нам нанесен был другой, сильнейший удар: правительство отказалось возобновить с нами арендный договор на два крупных лесных участка, из которых один расположен по течению Мистассини, ниже наших, и продало эти участки Хурду, который поэтому ближайшей весной спустил по Мистассини уже полтора миллиона бревен, отчего мы могли спустить всего три с половиной вместо прежних пяти миллионов. Производство наших фабрик упало на 30 процентов, что лишило куска хлеба сотни рабочих.

Голос Джона Дениса дрогнул; он побледнел от волнения и заходил взад и вперед по комнате, не глядя на Клифтона.

— Мы, разумеется, приняли вызов и предпочли разорение попрошайничеству и бесчестью, — продолжал он, помолчав. — В результате, два года назад производство сократилось до пятидесяти процентов первоначального, и мы вынуждены были порвать наш контракт с одним нью-йоркским издателем, который для одного воскресного выпуска своей газеты использует семьдесят акров леса. Мы искали поддержки, но против той коалиции политических величин, которую составил Хурд, ничего нельзя было поделать. Оставалось только закрыть самую большую нашу фабрику и перейти на уменьшенную продукцию, довольствуясь двумя миллионами бревен в год. Мы так и поступили. Но… но тут-то и выяснилась вся мерзость… Я подхожу к тому, что угнетало меня все это время так, что я и физически, и морально стал никуда не годен. Повторяю, не материальные потери угнетают меня, но унижение, но гибель дела, созданного моим отцом, но… Антуанетта. Я отдал бы полжизни за то, чтобы верить, как она, в благополучный исход.

— Не ударяйтесь в сентиментализм, Джон. Хурд испортил вам нервы, но вы ведь не собираетесь выкидывать белый флаг, и опускаться на дно еще рано. Бодрее!

Джон хотел было ответить, как вдруг зазвонил телефон, стоявший на столе.

— В такое время! Только Антуанетта и Сент-Ив знают, что я здесь!

Он взял трубку. Клифтон видел, как постепенно менялось выражение его лица. Бледные щеки вспыхнули, и на лбу проступили капли пота. Закончив разговор, он обернулся к Клифтону. Он улыбался, но было что-то жесткое в этой улыбке.

— Антуанетта Сент-Ив, — объяснил он. — Иван Хурд в городе и только что говорил с ней. Будет у нее через полчаса. Вот он — взрыв, Клифтон! Хурд поставит ультиматум — у Антуанетты готов ответ. После этого начнется сущий ад!

Переданное ему по телефону известие заметно повлияло на Джона Дениса: исчезла напряженность, которая все время чувствовалась в нем; глаза холодно и ясно, почти с улыбкой, смотрели на Клифтона.

— Довольно неожиданно, — сказал он. — Но я отчасти рад. Хурд ставит вопрос ребром. После сегодняшнего вечера все пути, кроме одного, будут отрезаны. Мне это по душе. Не люблю идти ощупью. Антуанетта постарается внести ясность в отношения. Однако мне надо вернуться к тому месту моего повествования, на котором меня прервал телефонный звонок. Вы поймете тогда, что происходит сейчас на улице Нотр Дам.

Он снова указал пальцем на маленькое черное пятнышко на карте.

— Когда мы расквитались с большинством наших кредиторов и сократили продукцию, Хурд недоумевал. У нас оставалось предприятие сравнительно небольшое, но здоровое. А нашими концессиями он мог воспользоваться, только в буквальном смысле слова приперев нас к стене. Он стал искать другие способы достижения своей цели и обратил внимание на субконцессию Сент-Ива. Он понял, что овладеть этим участком, расположенным в самом центре наших разработок, — значит схватить нас за горло.

Он предложил Гаспару Сент-Иву за его двести квадратных миль столько же, сколько предлагал нам за две тысячи. Целое состояние! Но предложение, разумеется, было отклонено. Тогда-то Хурд в первый раз и увидел Антуанетту Сент-Ив. Вы легко можете представить себе, что произошло. С этой минуты мерзавца охватила страсть, отодвинувшая на второй план все остальное. Он был настолько умен, что повел себя пристойно, если, впрочем, можно считать пристойным, что он сделал предложение к концу второй недели знакомства…

Клифтон усмехнулся.

— Должен вам заметить, Джон, что я не выжидал двух недель, чтобы сказать мадемуазель Сент-Ив то же самое, что сказал ей Иван Хурд.

— И я до сих пор удивляюсь, как вы уцелели. Очень уж хорошего мнения о вас, вероятно, Антуанетта. Положим, разница ей, конечно, ясна. Хурду же она определенно дала понять, что видит его насквозь и презирает.

Но Хурд не такой человек, чтобы отказываться от того, что он наметил. Он привык брать препятствия, как танк, который минует проволочные заграждения и окопы. Отказ Антуанетты лишь сильнее разжег его страсть. Он не рассчитывал на то, что она может полюбить его: видел, что она его ненавидит, но это только распаляло его желание. Он хочет обладать ею, и, я думаю, сейчас, на улице Нотр Дам, готов половину своего состояния сложить ради этого к ее ногам. Предлагал он вместе со своим именем и состоянием и другое: предлагал прекратить борьбу против Лаврентьевской компании, вернуть нам все отобранные участки. Это предложение было сделано через меня, в надежде, что я повлияю на Антуанетту. Когда он окончательно осознал, что она ни во что не ставит все, что он может предложить ей, он перестал маскировать свою подлинную сущность — сущность зверя джунглей. Он решил загнать ее в угол, как загнал нас, вынудить ее отдаться ему. И начал с того, что с этой целью провел одно из самых подлых гражданских законоположений нашей провинции.

• Предыдущая
• 16/37
• Следующая