Миф о вечной империи и Третий рейх - Васильченко Андрей Вячеславович - Страница 47

В связи со всеми этими упущениями социализм оказался виновен в ошибке, которая была самой страшной из всех, которые допускал марксизм. Он уклонился от проблемы, от решения которой зависела жизнь всех живущих на земле, жизнь народов, у которых имелся пролетариат, а в первую очередь жизнь самого немецкого народа. Речь идет о проблеме перенаселенности. Это в корне касается теории о добавленной стоимости. Марксистская постановка проблемы в ее классовых предпосылках избегает земли. В этом вопросе марксизм опровергается самой природой, одного дуновения которой достаточно, чтобы развеять все утопии. Марксизм не видел национальных различий, которые основывались на взаимоотношениях населения. Как социализм, опирающийся на классовую борьбу, он видел только суммарные массы, которые определялись значением пролетариата в той или иной стране. Немецкая социал-демократия не видела, что демократия коснулась непосредственно лишь перенаселенных стран. Имеются народы, которые имеют землю, пространство, сырье, запасы продовольствия и свободную возможность расширяться. А есть народы, у которых этого нет. Вследствие этого имеются народы, у которых вообще нет пролетариата, или же незначительный, созданный в рамках национального самообеспечения или же хищнической колониальной эксплуатации, когда существует индустрия, в которой занята незначительная прослойка населения. В данных случаях промышленность служит политике и является неким домашним хозяйством, не принося стране никакого избыточного продукта. А есть другие народы, чья естественная аграрная экономика искусственно заменена индустриальной. Население этих стран настолько плотное, что оно постоянно толкается и трется, напрасно разыскивая выход. Страны с малым населением могут жить, но перенаселенные страны не могут дальше существовать. Перед этим демографическим законом, который непреклонен, как и ошибочный «железный закон зарплаты», марксизм бессилен. Он даже не предпринял попытку справиться с ним. Он просто отбросил его. Социализм хочет установить справедливость, чтобы облегчить жизнь людей, он намеревается установить человеческое общежитие. Но не может быть справедливости для людей, если не установлена справедливость для народов. В самом начале социализм признавал, что имущественное неравенство народов является по меньшей мере проблемой. В начале, когда еще он не был национализмом, имелась фантазия, в которой нуждался политик, что он был в состоянии решить всю проблему, причем коренным образом. Тогда Прудон признавал, что вопрос собственности — это вопрос земли. Он говорил о «равномерном распределении земель» и требовал, чтобы по мере того, как возникали натянутые отношения, от поколения к поколению происходило перераспределение. Но Маркс очень быстро зачислил Прудона в «остроумные софисты», который сооружал «иногда скандальные, иногда блестящие парадоксы», прибавив к этому обвинения в «научном шарлатанстве и политическом приспособленчестве». Маркс также говорил о «законе народонаселения», но подразумевал не владение народов, а частную собственность, то есть обращал внимание не на причину, а на следствие. Маркс и Энгельс касались этого закона народонаселения, говоря о «резервной индустриальной армии», но срочно уходили в сторону. Они путали причину и следствие. Маркс категорически говорил о «перенаселенности рабочих» — «неизбежном продукте развития богатства на капиталистической основе». А также он говорил о «возникновении избытка рабочих», который благодаря индустриализации являлся результатом концентрации капитала. Для него это были «всегда готовые к эксплуатации людские ресурсы», «независимые от степени фактического прироста населения». Это место, в котором марксизм перевернул все с ног на голову и даже изменил собственную точку зрения — не индустрия сделала возможной перенаселенность стран, а перенаселенность сделала возможным появление промышленности.

Мышление можно исправить, только устранив логические ошибки. Немецкая социал-демократия даже не пробовала это сделать. Она зациклилась на теории концентрации, теории накопления и теории катастроф. Она слишком поздно, и то с трудом, решилась что-то проверить. После некоторого промедления она все-таки отказалась от теории обнищания. Она отбросила утверждение Маркса, что пауперизм развивается быстрее, нежели население и богатство. Она также сделала первые выводы относительно материалистического восприятия истории, выводы, которые сделали необходимостью перевести взгляд от классов к нациям. Она даже была вынуждена, но весьма неохотно, уделить внимание аграрно-социалистическому направлению. Нехотя пришлось признать, что существовала прослойка рабочих, которые не чувствовали себя пролетариями, но теперь, по крайней мере, социал-демократия приблизилась к проблемам национальной продовольственной базы. Но проблему перенаселения социализм не затрагивал никогда. Он, кажется, вообще не замечал тех социальных проблем, что проявились в Германии в 80-е годы XIX века. Он не видел массовой эмиграции и то, что немцы стали «народом без пространства» (так о немцах выразился Ганс Гримм). Немецкая социал-демократия с мальтузианскими рецептами, с отговорками о свободомыслии и свободе действий, с либеральными и совершенно несоциалистическими позициями умудрилась «справиться» со всеми трудностями перенаселенной страны, если же кто-то из числа несоциалистов вспоминал, что подобные трудности существуют. Та же немецкая социал-демократия, которая ухитрилась понимать дарвинизм в пацифистском духе, никак не могла признать, что в природе имеется борьба за существование, в которой правым является победитель. Она никогда не допускала мысли, что может иметь место борьба наций, из которой немецкий народ мог выйти побежденным, хотя имел все права на победу, так как являлся народом перенаселенной и самой трудолюбивой страны. Немецкие социал-демократы не допускали мысли о том, что для решения проблемы перенаселенности требовались предпосылки к социалистическому и не социалистическому регулированию национальной и международной жизни. Да, это решение являлось именно социализмом, если социализм предполагает возможность общежития. Немецкие социал-демократы могли открыть подобный социализм даже в империализме, если бы они наблюдали за ним так же, как за капитализмом. Но они устранились от любых изысканий, которые могли установить социологическую правомерность империалистической экономики. Они не спрашивали себя никогда, да они даже не поняли бы постановку вопроса: не был ли империализм системой, призванной урегулировать производство и потребление в перенаселенной стране? Социалисты лишь повторяли, что он был системой эксплуатации чужих земель, что он действовал подобно капитализму ради прибыли. А может, в действительности он действовал на пользу собственного народа? Не он ли создавал в своей же переполненной стране рабочие места для людей, гарантируя им тем самым жизнь?

И все же империализм породил теорию, которая, минуя марксизм, привела пролетариат к убеждению, что обладание территориями являлось реальной возможностью для существования народа перенаселенной страны. Практическая, живая, политически действенная теория, которая по каким-то роковым и абсурдным причинам всегда была доступна только рабочим опустошенных стран, — Англии и Франции, до пролетариата перенаселенной страны, немецких рабочих она дошла с изрядным запозданием. В Англии в народе особо ясно ощущали, что власть важнее экономики. И только из власти происходит экономика. Власть может стать экономикой, но экономика не может производить на свет власть. Это были те идеи, к которым немецкий социализм всегда относился предельно отрицательно. Когда в трагичный день прозвучит типично немецкое: «Поздно» — то пролетариат в Германии осознает, что немецкий империализм мог бы стать тем укладом жизни, который дал бы естественный и национальный ответ на тот «социальный вопрос», о котором мы всегда только говорили. Вместо того чтобы учесть все действительные возможности, обманутый социал-демократией пролетариат чистосердечно верил в историческое мгновение мирового масштаба, когда все страны станут одним государством, когда исчезнут противоречия между нациями и начнется исторический процесс складывания единой общности на земле, которая породит обслуживающую экономику и процветание масс. Чтобы обман, самообман и предвзятое мнение остались на одной стороне, а политическая действительность — на другой, немецкие социалисты не должны быть немецкими доктринерами. К ним принадлежали бы социалисты, которые смотрели вдаль и были бы выше на голову [нынешних социалистов]. Но у нас нет таких социалистов. Что удивительного в том, что немецкий социалистический народ оказался не готов к мировой войне, если социалистические вожди сами оказались не готовыми к ней.