Выбери любимый жанр

Родишься только раз - Юрца Бранка - Страница 15


Изменить размер шрифта:

15

Я надулась и отошла в сторону.

Сестра Стана поинтересовалась, перешел ли мой брат к орлам. Я сказала, что не перешел и никогда не перейдет. Он сокол, и никаких гвоздей!

По правде говоря, к этому времени монахини меня сильно разочаровали.

Я перестала ходить на гимнастику, а потом перешла к соколам.

С ними я участвовала в ежегодных физкультурных парадах.

Публичные выступления соколов были нашим праздником, праздником всего города. Мы шли колонной. Впереди в полной парадной форме соколов гарцевали на рослых вороных жеребцах наши вожаки. На их фуражках развевались соколиные перья.

Мы громко пели наш гимн:

Взвейся знамя соколов,
Все вперед пойдем,
Бой еще не кончился
За отчизну вольную
И родимый дом…

И дальше:

Горица, Триест, Риека,
Были нашими от века!

В то время до нас доходили худые вести. Итальянские фашисты сожгли в Триесте словенский Народный дом. Непокорных словенцев затаскивали во дворы и подъезды и вливали им в рот керосин и касторку. В Крапиве всех школьников обязали учить итальянский язык…

Между орлами и соколами росла, развивалась, цвела и давала плоды огромная вражда, темная, как вода в марте.

Примерно в это же время немцы и их подпевалы основали в Мариборе спортивный клуб „Рапид“, который стал в нашем городе первой организацией гитлеровцев.

Как мы собирали каштаны

Каждую осень мы с нетерпением ждали, когда созреют каштаны. Мы радовались им ничуть не меньше, чем белки и сурки. Именно каштаны скрашивали нам долгую унылую осень.

День, когда мы всей семьей ходили на Похорье за каштанами, был для нас праздником. Брат и родители брали сумки, а я освобождала для каштанов свой школьный ранец. Уже у подножия нам встречались могучие каштаны, растущие среди кривых буков и тонких трепетных берез. Солнце уже высушило оболочки на их плодах.

— Созрели! — говорил отец. — Мы пришли как раз вовремя.

Мы поднимались по лесистому склону, пробираясь сначала сквозь заросли папоротника, потом шагали по ковру из рыжих игл, вдыхая крепкий запах смолы, вытекавшей из царапин на коре, и отшвыривая валявшиеся там и сям шишки, и наконец шли по шуршавшим под ногами сухим листьям.

Дувший над лесом ветер стряхивал с веток последние листья, сгибал верхушки сосен и гнал по небу облака. Но каштаны не роняли своих колючих шишек.

Отцу не нравились каштаны, которые мы подбирали по пути. Нам же не терпелось поскорее начать сбор.

— Этот оберем! — предлагала я.

— Смотрите, какой он толстый! — подхватывал брат.

— И красивый!

— И каштаны на нем уже поспели!

Но папа только головой качал.

— Из-за такой мелочи я не полезу на дерево! Пошли дальше! Найдем получше! Чтоб хоть капельку походил на настоящий!

Наш папа знал толк в каштанах. Ему в жизни довелось видеть настоящие, те самые, что родом из Италии, и поначалу он хотел во что бы то ни стало отыскать их здесь, на Похорье. Но сколько мы ни бродили по здешнему лесу, на эти настоящие так ни разу не набрели.

— Этот горох пускай грызут белки и сурки, барсуки и кабаны — ведь и они хотят жить, — ворчит себе под нос папа и наконец останавливается у каштана, достойного его благосклонного внимания.

Он разувается и по шершавому стволу лезет на самую верхушку. За ним карабкается Кирилл. Мы с мамой задираем голову и смотрим на крону, на раскидистые ветки с длинными резными листьями, на каштаны, еще не скинувшие свои оболочки, и на отца, который кажется нам снизу великаном.

Папа трясет ветки, посыпая каштанами и землю, и нас с мамой.

Кирилл тоже тряс ветки, но с его веток каштаны сыпались не столь обильно.

Мама трепетала от страха — как бы они не упали с дерева и не расшиблись, я же об этом совсем не думала.

Кончив дело, папа спускался вниз, садился на пригреве, раскуривал трубку и ждал, пока мы соберем каштаны. Он сидел и курил, как господь бог, а мы втроем собирали каштаны и освобождали их от колючих оболочек, орудуя при этом и руками и ногами.

Радостные и довольные, возвращались мы домой!

Дома мама жарила каштаны и ссыпала их прямо на стол. Мы вооружались ножами, очищали их от кожуры, и начиналось настоящее пиршество, потому что каштаны мы запивали сладким виноградным соком. Так проходили наши лучшие осенние вечера.

Много лет спустя я ела и настоящие каштаны, но таких сладких, какие мы собирали на Похорье, на всем белом свете не сыщешь. Настоящие каштаны просто ничто в сравнении с ними.

Не быть тебе артисткой

Как-то сестра Клементина в разговоре с мамой похвалила меня. Но мама нашла эти похвалы чересчур восторженными и не ошиблась.

Я была сама не своя от счастья, когда сестра Клементина сказала, что я буду выступать на прощальном вечере сестры Фелицианы.

Сестра Фелициана учила нас пению. Мы не знали, почему она прощается с нами, и строили на этот счет различные догадки. Может быть, она уходит по болезни! Или орден посылает ее в другую школу? Ведь орден, к которому принадлежат школьные сестры, большой и могучий, и настоятельница монастыря имеет над монахинями полную власть.

Мы все загрустили, когда узнали, что скоро расстанемся с сестрой Фелицианой. Как жаль, что она больше не будет учить нас пению. Каждый ее урок начинался с песни Сломшека:[6]

О буйная радость, кто тебя выдумал,
Ой, кто тебя выдумал?

Взволнованная, спешила я домой. Дойдя до своей улицы, я припустилась бегом, вихрем взлетела по лестнице, распахнула настежь дверь, и — какое разочарование! — мамы нет. Не теряя времени, кинулась я искать ее по всему дому. Она была у Першонов.

— Мама, мама, скорей! — крикнула я с порога и, подбежав к ней, потянула ее за рукав.

— Имей терпение, детка! — ласково сказала Першониха.

Мама встала и направилась к двери — она видела, что я хочу сообщить ей нечто очень важное.

— Бранка, мы тоже хотим знать! — не унималась Першониха. — У тебя хорошие новости?

Но я продолжала тащить маму и притащила ее на кухню, чтоб начать наш доверительный разговор.

Нет, я не могла так сразу выпалить новость. Мама понимала мое состояние и ни о чем не спрашивала.

— Мама, слушай, я должна тебе что-то сказать!

— Ну говори. Хорошее? Плохое?

— Хорошее, хорошее, только ты сама угадай! С трех раз!

Мама посмотрела на меня долгим взглядом и спросила:

— Получила единицу?

Единица в то время была самой высокой оценкой.

— Не угадала! Еще раз! Еще!

— Получила картинку?

Вероучитель, который учил нас молитвам и готовил к первому причастию, за успехи награждал своих учениц цветными картинками с изображениями святых. Мы особенно радовались, когда получали ангела-хранителя. Этот ангел-хранитель, охранявший нас днем и ночью, был на картинках писаным красавцем. В юбке до пят и с длинными крыльями, на которых он мог в одну минуту пролететь любое расстояние.

— Опять не угадала! Еще раз!

Я вся горела от возбуждения. Тайна так и рвалась наружу — ведь мама все равно никогда не угадает!

— Ты несла тетради сестре Клементине?

Каждый день одна из девочек помогала сестре Клементине нести наши тетради. Они шли по школьному двору, переходили через дорогу и останавливались у монастыря, находившегося напротив школы. Там у монахинь была часовня, где они молились, там они жили и там сестра Клементина проверяла наши работы.

вернуться

6

Антон Мартин Сломшек (1800–1862) — словенский писатель и поэт.

15
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело