Космонавт Сергеев - Шурлыгин Виктор Геннадьевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая

— Я уже произвел расчеты, — бесстрастно сказал Командир. — Пять и две десятых «ж». И никаких нарушений безопасности.

Разбор закончился. Саньке жали руку, тискали, обнимали, подбадривали. И он тоже кого-то тискал, обнимал, пока вдруг не натолкнулся взглядом на холодный взгляд Ропаева. Капитан стоял в стороне от всех, нервно курил, напряженно о чем-то думал, словно решал трудную математическую задачу. О чем думал капитан Ропаев? Еще на разборе Саня ждал, что вот сейчас поднимется его товарищ, все объяснит, коротко и ясно, как он умеет, расскажет об их давнем споре, о чувстве Ответственности и Долга, обо всем, чем жил старлей доблестных ВВС, мучительно рассчитывая сложный маневр по уничтожению пирамиды. Саня знал: Ропаев встанет на его защиту. Верил: протянет руку помощи. Но капитан почему-то угрюмо сидел, уперев глаза в стол, и даже в тот миг, когда закачалось все Санькино будущее, когда Санька висел буквально на волоске, когда все могло страшно измениться в его судьбе, — даже тогда капитан не вскочил, не поднял головы. Вместо него встал майор Громов, которому, в сущности, на Саньку наплевать — старлей не его подчиненный, знакомы они шапочно, разница в возрасте почти двадцать лет. Но майор Никодим Громов почему-то прикрыл Саньку своей могучей грудью, а не капитан Ропаев. Не капитан Ропаев, а майор Громов переломил ход собрания. Почему ничего не сказал Володя Ропаев, все умеющий точно просчитывать и наперед знающий результат?

— Товарищ капитан, — Саня вырвался из объятий летчиков, — с вас мешок трюфелей!

— Поздравляю! — Ропаев пожал ему руку, но как-то холодно, и сказал совсем не то, что хотел. Совсем не то — Саня это видел по его глазам. — Поздравляю, — повторил он. — Ты выиграл пари. Я действительно думал, что эти мишени разрушить невозможно.

— У тебя сегодня зона? — Саня попробовал переменить разговор.

— Да. И контрольный полет под шторкой.

— Пустяки. По приборам ты летаешь как зверь. А мне вот загорать целых три дня. Представляешь, Командир сначала разозлился, поставил гальюны драить. А потом передумал и отправил на СКП.

— Ты извини, — сказал Ропаев. — Мне пора.

И спокойной, уверенной походкой пошел по длинному, гулкому коридору. Саня растерянно посмотрел ему вслед, ничего не понимая, взгляд непроизвольно скользнул по крутой спине капитана, застыл на коричневых форменных ботинках. И Саня услышал шаги — четкие, выверенные, рассчитанные. Ропаев шел прямо, никуда не сворачивая.

— Володя! — Старлей сорвался с места. — Подожди, Володя! Слушай, — засмеялся он, догнав товарища. — Я дурак, стреляй мне в ухо. Совсем не подумал! Мешок трюфелей — это, наверное, очень дорого? Знаешь что? Купи мне лучше килограмм ирисок!

— Ты считаешь, моей зарплаты не хватит на мешок трюфелей? — брезгливо поморщился Ропаев.

— Да ну их, эти трюфели! — засмеялся Саня.

— У меня на сберкнижке — семь тысяч! — с какой-то внутренней гордостью сказал капитан. — Так что — будь спок.

— А, — нахмурился, внутренне холодея, Саня. — Я не знал. Думал — семья…

— Перебьемся.

— Тогда, будь добр, принеси в воскресенье мешок трюфелей к клубу. В двадцать часов тридцать минут. И пожалуйста, не опаздывай.

— Может, ты не будешь делать из меня козла отпущения?

— Ну, Володя, это ведь долг чести. Мы так договаривались. Ты играл и проиграл.

— Хорошо. В двадцать тридцать мешок будет у клуба.

— Желаю тебе хорошего полета.

— До свидания.

«Прощай» — хотел сказать Саня, но не сказал. Только снова посмотрел на удаляющиеся форменные ботинки и услышал четкие, выверенные, рассчитанные шаги. «Надо бы завести сберкнижку, — вяло, словно в полусне, подумал он. — Надежно, выгодно, удобно». И почему-то вспомнил недавнее воскресенье, когда в военторг привезли меховые импортные шубы: Саня глаз не мог оторвать. Сразу представил, как великолепно будет смотреться Наташка в мягкой снежной белизне — черные волосы, румяные щечки, розовые гранатовые губки, ослепительная улыбка, — и почти задохнулся от любви и счастья. Все нравилось ему — покрой шубки, цвет, размер. Вот только цена, восемьсот сорок рублей, несколько озадачила — у Саньки до зарплаты оставалась десятка. Сотню отправил маме, на тридцать рублей купил ребятишкам из их дома конфет и игрушек, пятьдесят одолжил лейтенанту Хромову. И всё. Денег не было. Санька помчался к Ропаевым.

— Володя! — прямо с порога выпалил он. — Там такие шубы привезли — мечта! Моя Наташка сразу становится Снегурочкой!

— Рад за тебя, — сдержанно сказал Ропаев.

— Только мне восемьсот тридцать рублей не хватает. Одолжи на четыре месяца.

— Где же я возьму такие деньги? — засмеялся Ропаев. — Свободных денег у меня сейчас нет. Вообще нет.

— А, — сказал старлей доблестных ВВС. — А… — и осекся.

Через час, весь взмыленный, Саня влетел в магазин. Пятьсот рублей он нахально одолжил у Командира, остановив его прямо на улице, остальные наскребла молодежь. Но шуба уже исчезла. «Ее жена капитана Ропаева купила, — объяснила продавщица. — Мы же с вами на полчаса договаривались». — «А, — только и сказал Саня. — Извините». И почувствовал себя нехорошо. Ужасно нехорошо и неуютно. Но унывать было не в его характере. «Ладно, — сказал он себе. — Ерунда. Другую шубу привезут. Еще лучше». И вечером, когда капитан Ропаев зашел поинтересоваться контрольными работами, которые уже надо было отправлять в академию, Саня отдал ему готовые контрольные и с удовольствием сыграл три партии в шахматы — старлей доблестных ВВС не придавал значения мелочам в дружбе. Умел быть щедрым и добрым. Тогда отчего же, глядя на коричневые форменные ботинки, он слышит четкий, выверенный, рассчитанный шаг и вспоминает историю с шубой и десятки других, таких же скверных, но, казалось, давно забытых историй? И что так пронзительно холодит и тревожит его душу? Он ведь сегодня — Победитель!

Саня всегда считал Командира эталоном справедливости. Непревзойденным асом воздушного боя. Наставником и покровителем молодых летчиков. Непогрешимым авторитетом. Восхищался им, копировал походку, манеру говорить; как подарок, как высшую благодарность, принимал из уст Командира замечания и пожелания. Даже три внеочередных дежурства — три дня отлучения от неба — принял с сердечным трепетом и ликованием! А что оказалось на поверку? Никакого благородства, жалости, сострадания!

Три дня назад, как положено, Саня явился на СКП, наивно считая, что отбывать наказание ему придется в кресле дежурного штурмана. Так было всегда. Проштрафившийся летчик дополнительно, попросту — вне очереди, отрабатывал на СКП одну-две смены и возвращался в строй. Плановое дежурство за штрафником сохранялось. А тут вдруг новые порядки! Офицера, первоклассного военного летчика сделали мальчиком на побегушках! Подсобным рабочим! Посмешищем всего полка! Всей авиации!

— Вот что, Сергеев, — бесстрастно сказал Командир, когда старлей доблестных ВВС доложил, что прибыл отбывать наказание. — Я тут подумал и решил: вам будет полезно узнать всю кухню и технологию Стартового Командного Пункта. Увидеть его жизнь как бы изнутри. Назначаю вас офицером для разных поручений. Это означает: вы будете выполнять все мои просьбы и приказания. Кроме того, подмените заболевшую официантку Клаву и обеспечите доставку и раздачу на СКП летных завтраков. Будете следить за чистотой помещения и влажностью воздуха. Вам все ясно, старший лейтенант Сергеев?

— Так точно, товарищ полковник, — уныло ответил Саня. — Все ясно.

И началось.

— Сергеев, кальку!

— Сергеев, к перископу!

— Сергеев, на крыше флаг задуло, сходи расправь!

— Сергеев, отгони ворон от антенны!

— Сергеев, свежести не хватает, вымой пол!

— Сергеев, отнеси окурки!

— Товарищ старший лейтенант, принесите, пожалуйста, воды из холодильника!

Сергеев!.. Сергеев!.. Сергеев!..

И он отгонял ворон, расправлял авиационный флаг, по четыре раза за смену проветривал помещение, выносил горы окурков, чистил пепельницы, таскал из холодильника запотевшие бутылки «Боржоми», привозил из столовой летные завтраки и полдники — крутился как белка в колесе. За смену так умаивался, что, возвращаясь домой, трупом падал на кровать и сразу засыпал тяжелым, тревожным сном.

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая