Свобода и евреи - Шмаков Алексей Семенович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/91
• Следующая

Если из презренного состояния, где они находились, евреев нельзя было сразу выдвинуть в первые ряды жрецов гильотины, то сами сыны Иуды отнюдь не зевали. Подрывая государственный кредит Франции, «блистательно» играя на бирже и наживаясь от подрядов всякого рода, грабежом «большой скорости», они постепенно перешли в роль факторов и кредиторов государств. Затем уже шаг за шагом они подготовили нынешнюю революцию в России, где, без всякого сомнения, явились запевалами и даже коноводами, впрочем, до первой встречи с несколькими казаками…

Разница этим не исчерпывается. Революция во Франции шла во имя любви к родине и под знаменем отечества. Еврейская же революция стремилась прежде всего опозорить нашу родину, объявляла себя вне отечества и топтала цвета нашего флага в грязь или разрывала его в клочья. «Знаменем» же для своих будущих рабов эта кагальная «музыка» избрала красный флаг как эмблему тех потоков крови, которыми завалила нашу истерзанную страну, дабы на её развалинах создать исключительно своё, еврейское, благополучие. «Сознательный же пролетариат», не в пример прочим, получить от благодарного еврейства и особое отличие зелёными тряпками в награду за содействие к подтасовке выборов, из которых «законодателями» русского народа повыходили в весьма ядовитой дозе ставленники всемирного кагала и ожидовелого масонства…

Соображая изложенное, позволительно, наконец, спросить, — неужели оккультизм и разврат, каббалистика и служение еврейству могут исчерпывать жизнь масонства, хотя бы для большинства его членов?

Очевидно, нет.

В виду факта, что под влиянием сложных причин на Западе душа убивает, и что католицизм не в силах удовлетворять современным требованиям жизни, протестантизм же с его бесчисленными сектами всё более и более индивидуализируется, т. е. производит скорее отрицательный эффект на естественную склонность людей к общению, масонство, двигаясь по пути к столь важной задаче, одним этим должно было в глазах своих близоруких адептов оправдывать своё raison d’etre.

С другой стороны, деятельность философов XVIII веке оказалась достаточной даже и в отрицательном направлении. Новых философских и политических идей Монтескье и Вольтер далеко не доводили до их конечных логических выводов и последствий. Недаром позднейшие, крайние политические деятели обвиняли их в том, что они гадили Люциферу, лишь бы скорее избавиться от Вельзевула.

Постепенно народы разочаровываются и в парламентаризме, потому что в глубину масс стал проникать взгляд на конституцию, представляющую нечто среднее между монархией и республикой, как на сугубую ложь. Действительно, не может быть ничего противнее власти большинства. Образуясь из незначительного числа сильных, передовых бойцов, а то и просто из мучимых завистью политиканов, такое большинство может быть сплочённым или случайным. В первом случае оно преследует своекорыстные цели, нередко деспотически, и злоупотребляет властью; во втором оно низводит государство до состояния штормующего корабля — с потерянным рулём и деморализованным экипажем. Коноводы приспособляются к обстоятельствам, а слабые поглощаются ими; вся же прочая челядь идёт вслед, обыкновенно не зная, чего она хочет и куда её ведут.

Дисциплинируя и дрессируя своих членов на один лад, масонство тем самым вновь приобретает практический смысл, но, конечно, способствует лишь развитию самой вопиющей из республиканских тираний. Стало быть, оно отнюдь не вправе претендовать на ореол паладина свободы.

Доверие же к конституции даже в теории обусловливается не надеждой, что облечённые властью сами перестанут злоупотреблять ей, а тем, что они будут лишены возможности делать это. Увы, опыт показал обратное. «Избранники народа» по условиям своей профессии могут в большинстве случаев сохранять власть не иначе, как злоупотребляя ею.

«Il a a la Chambre bien de bons gens, — mais le diable entre en eux des qu’ils entrent en seance», — справедливо заметил Мельхиор де Вогюэ.

Социальные реформы запутываются и, вопреки своей настоятельности, не находят решения. Отсюда естественно возникает стремление сплотиться. Масонство даёт к тому возможность. А так как проблемы реформ являются международными, то интернациональный и внерелигиозный характер масонства как нельзя более этому соответствует.

Давно сказано: «Chaque revolution est une revolution theologique», Это положение до такой степени верно, что и у нас «кадеты» насчитывают немало последователей именно в среде духовенства. Невероятность факта отнюдь не мешает его реальности. Здесь, быть может, наблюдается яркий пример справедливости парадокса, что консервативный народ создаётся либеральным правительством. Отсюда, впрочем, не следует, что вожаки «освободительного движения» станут либеральными министрами, как не следует и того, будто свобода есть удел масонства, кагала или социал-демократии.

Выше замечено, что Французская Революция шла под знаменем отечества. Вот почему её социальная сторона отступала на второй план и, во всяком случае, ничего не имела общего с красным флагом. Правда, в каждой революции льются слезы, подчас — крокодиловы, за сирых и обездоленных, как в каждую весну прилетают ласточки. Правда и в том, что наставления депутатам Национального собрания писались при участии 775 масонских лож Франции. Но тогда не было тех грозных социальных опасностей, за ликвидацию которых при благосклонном участии еврейства берутся сейчас ученики третьего класса…

Подготовляя разложение нынешнего строя, современное масонство увлекается на борьбу с тремя противниками: христианским клиром, магистратурой и войском.

Всё это до весьма странно! Сообществу, хотя бы и оккультистскому, раз оно мнит себя учителем государственных людей, не следовало бы, кажется, вызывать на бой столько врагов одновременно…

Руководствуясь принципом избирать прозелитов не из тех, кто может протянуть руку за помощью, а, наоборот, ради целей борьбы, стараясь заручиться людьми влиятельными, масонство, как и еврейство, без сомнения, органически чуждо мечтаниям демократии, хотя и заигрывает с ней. В XVIII и начале XIX в. аристократия, дворянство и армия открыто служили масонам этикетом и рекомендацией. Иные же коронованные особы и теперь не отказываются от высших масонских званий. В 1810 г. из 678 лож Франции 65 были военными, а в 1814 г. из 905 лож — 73. Тем не менее, всё это прошло и быльём поросло. Скандал Дрейфуса и система доносов, организованная при военном министре Андрэ, отнюдь не способны, разумеется, привлечь войска на сторону масонов, хотя бы и никому не было известно, что именно в армии, как оплоте власти и порядка, евреизированное масонство не может не видеть своего врага. Клевета на верных сынов родины — казаков равным образом питается той же застарелой кагальной ненавистью к армии, независимо от революционных, до крайности наивных, хотя и предательских, домогательств об удалении казаков, равно как об учреждении милиции накануне террора в самой Москве.

Отрицание религии, мечты о новой, «рабочей» юриспруденции и о всеобщем вооружении, в связи с национализацией земли и социализмом производства создают, следовательно, ожидовленному масонству невылазные задачи. Разрешить их, без сомнения, могла бы разве мудрость веков. Тем не менее, масоны и евреи готовы ликвидировать их завтра.

Что на это сказать?

«Чудесный невежда» Вольтер говорит в своём философском лексиконе:

Виллиам Шекспир свидетельствует, в свою очередь (Король Генрих VI):

В наши дни, увы, такие почтмейстеры и Джеки Кэды бегают стаями, «пошаливая» дальнобойными браунингами из подворотен либо «апельсинчиками» из-за угла, хотя, подобно римским авгурам, не должны бы, кажется, смотреть друг на друга без смеха… Едва ли только они засмеются последними!..

• Предыдущая
• 44/91
• Следующая