Тыквенное семечко - Шипилова Инесса Борисовна - Страница 6

• Предыдущая
• 6/84
• Следующая

** ** ** ** ** ** ** ** ** ** **

Если пойти по тропинке от озера на север, то минут через пять можно попасть на небольшую поляну, окруженную высоким кустарником. Вокруг этой поляны тропинка делала большую петлю, после чего, извиваясь, исчезала в густом ельнике. Среди множества деревьев, растущих там, выделяется ольха с широким стволом, который к середине дерева раздваивается. Живут там сестры-двойняшки, древесницы — Роффи и Лерр, точнее было бы сказать, только Роффи, потому что Лерр уже целый год путешествует.

Утреннее солнце заглянуло в восточный ствол, как обычно, около семи. Роффи проснулась оттого, что весенний ветер распахнул створку окна, ворвался в комнату и перевернул рамку с фотографией. Роффи села в кровати потягиваясь и обвела взглядом комнату. Кружевные занавеси плясали в порывах ветра, комната была наполнена золотистым светом нового дня.

— Доброе утро! — сказала Роффи сама себе и встала с кровати. Зевая, она подняла фотографию и аккуратно поставила ее на место. Этот снимок она получила совсем недавно. Лерр посылала ей фотографии почти каждую неделю, и Роффи могла лицезреть путешествующую сестру во всех ракурсах. На последнем снимке сестра стояла на какой-то площади с раскинутыми руками, вся облепленная голубями. Ее счастливое лицо как бы утверждало, что домой возвращаться она не торопится. Роффи вздохнула и поставила рамку к другим снимкам, с которых отовсюду улыбалась сестра. На долю секунды ей показалось, что в ее комнате живет целая армия счастливых веселящихся Лерр и это, пожалуй, многовато для нее одной, задумчивой и тихой. Роффи сгребла в охапку фотографии, все, кроме последней, и, шлепая босыми ногами по полу, пошла в западный ствол — резиденцию Лерр.

Она прошла коридор, украшенный нацарапанными черными картинами в изящных рамах и распахнула тяжелую дверь в гостиную. Комната была небольшая, но уютная и обставлена со вкусом. В центре стоял рояль, накрытый чехлом, диван и кресла прятались под покрывалами. Повсюду на стенах висели картины, написанные сестрой. Лерр очень любила импрессионизм, поэтому картины ее были немного странные, но, в общем-то, красивые. Знатоки говорили, что ее работы отмечены печатью индивидуальности и изысканной гармоней красок. Особенно приводил в восторг всех портрет отца, которого Лерр нарисовала с синим лицом. Кроме того, на голове у него вместо шляпы был цветочный горшок. Несмотря на все это, его узнавали и даже шутили, что видимо, показаны масштабы синяка на лице, если вдруг свалится горшок на голову. Так и звали его почти целый месяц — Господин Большой синяк.

Прошли те времена, когда сразу после отъезда сестры она не знала, куда себя деть. Тогда Роффи не могла ни есть, ни спать. Она часами ходила по лесу, так как возвращаться в пустой дом ей было страшно. Когда они жили вдвоем, в доме всегда было шумно, такой уж характер был у ее сестры. У нее были бесконечные приемы и вечеринки. Лерр всегда любила быть в центре внимания, поэтому развлекала гостей пением и игрой на фортепиано. А сейчас во всем доме стояла такая гнетущая тишина, что Роффи лихорадочно стала придумывать себе развлечение на свежем воздухе.

Первое, что пришло ей в голову — взять этюдник сестры и отправиться подальше от дома. Рисовать она любила, но все как-то руки не доходили. Роффи стала рисовать пейзаж, старательно выводя серые голые стволы, которые длинной цепочкой тянулись к озеру. Получилось так себе — пейзаж напоминал длинную очередь болотных оборванцев, что стоят в харчевню Вурзеля за элем. Зато второй пейзаж вышел куда лучше, и вдохновленная Роффи забиралась с этюдником все дальше и дальше от дома.

Вот и сегодня, обрадовавшись, что нет дождя, Роффи завтракала, поглядывая в окошко. Она надела свое любимое платье в зеленый горошек с кружевным воротничком и фетровую шляпку с сухими маргаритками, потом посмотрела на свое отражение в зеркале и, немного подумав, отогнула поля шляпы вверх. Ее лицо тут же осветилось утренним солнцем, и у Роффи возникло ощущение, что она сняла с себя густую вуаль. Вчера в горах она промерзла до костей, поэтому сегодня решила одеться проще, но потеплее. Она достала с антресолей сапоги и старенький плащ на теплой подстежке и взглянула на себя в зеркало. Отраженный в зеркале, плащ выглядел еще хуже. Четко было видно крупную заплатку, прошитую для надежности жирным крестиком посредине, отчего она скорее напоминала аппликацию-окошко — не хватало только горшка с геранью в углу.

Вот уже целый месяц Роффи рисовала горный пейзаж. Она выбрала уединенное место, далеко, почти у Северных гор. Наспех собрав бутерброды в холщевую сумочку, Роффи двинулась в направлении гор, напевая тихонько незатейливую мелодию. По дороге ее догнал аптекарь Фабиус. Он шел в сторону болот с сачком и большой стеклянной банкой. Какое-то время они прошли вместе, обсуждая праздник весеннего равноденствия, который все с нетерпением ждали. Потом Фабиус свернул на северо-восток, и дальше Роффи продолжала свой путь в одиночестве.

Когда через сорок минут она добралась до места, солнце уже поднялось высоко над горизонтом. Роффи поставила этюдник, который сильно ей натер плечо, на склоне горы, посмотрела вокруг, и в ее груди даже дыхание перехватило от восторга. Высокие горы, поросшие густым ельником, были залиты золотым солнечным светом, при этом ели казались красными, а небо зеленым. Как будто картина Лерр, весело подумала Роффи. Она в восторге раскинула руки, и, как обычно, крикнула во весь голос:

— Доброе утро, горы!

И застыла, готовясь услышать эхо. Это был ее ритуал, обмен приветствиями с природой. Но вместо этого вдруг услышала:

— Доброе утро, Зеленый горошек!

Глаза Роффи стали круглыми от удивления, она обернулась и увидела перед собой высокого ливнаса, стоявшего у самого обрыва.

— Грелль! — Он приветственно протянул ей руку.

Роффи смущенно подала свою ладошку и почувствовала приятное тепло от ладони Грелля.

— А я Роффи, — тихо сказала она и зарделась, так как Грелль был чрезвычайно хорош собой: смуглый, с большими черными глазами и тяжелыми прядями темных волос. Она с ужасом вспомнила, что на ней надета старомодная шляпка с сухими маргаритками, которые собрали, должно быть, еще в прошлом столетии. К тому же практичный теплый плащ ловко спрятал достоинства ее фигуры, сделав ее похожей на бочонок для засолки капусты, а сапоги были полностью покрыты рельефной грязью, зрительно сливаясь с грунтом — словно она была совсем без ног. Так что неудивительно, что незнакомец назвал ее горошиной. Очень тонко подметил, подумала Роффи, сгорая от стыда.

— Роффи — Зеленый горошек… — задумчиво произнес Грелль, внимательно рассматривая девушку. — Что занесло вас в такую глухомань, любовь к живописи, горам или уединению?

— Все вместе, — ответила Роффи, открывая этюдник и аккуратно раскладывая тюбики с краской.

В руке у Грелля она заметила объемный пучок мать-и-мачехи.

— А вы собираете травы? — девушка поставила подрамник с холстом на этюдник и, сняв перчатки, достала кисти разного размера.

Грелль посмотрел на пучок травы в руке и утвердительно кивнул.

— В горах травы особенные… кстати… вам мильверис не попадался?

— Мильверис? А не рановато? — Роффи стала выдавливать краску на мольберт, отшвыривая ногой камушки.

Грелль смотрел, прищурив глаза на картину Роффи.

— Бог мой, какая красота… — тихо сказал он, разглядывая полотно.

Роффи так разволновалась, что ни с того ни с сего вдруг смешала охру золотистую с кобальтом зеленым, получив увесистый комочек грязи.

'Ну вот, что мне теперь с тобой делать? — обратилась она мысленно к колористическому абсурду, в растерянности повесив руки.

И в этот момент порыв ветра подхватил ее фетровую шляпку и понес вниз. Шляпка с достоинством сделала прощальный круг и, шелестя сухими маргаритками, понеслась навстречу неизвестности, в ущелье.

— Моя шляпка… — прошептала Роффи, глядя на то, как гордо удаляется ее головной убор.

— Не волнуйтесь, я сейчас ее достану! — закричал Грелль, устремляясь вниз, и прежде чем Роффи успела что-то ответить, скрылся за утесом.

• Предыдущая
• 6/84
• Следующая