Тайна воцарения Романовых - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 35
- Предыдущая
- 35/141
- Следующая
Но поблизости рейдировал Сапега. В этот раз его бесчинства превзошли все прежние. “Усмиряя” страхом русский народ, сапежинцы не щадили никого. Зверствовали над каждым, кто попадется. Резали уши и носы, рубили руки и ноги, выжигали глаза, резали ремни из спин, детей жарили, заталкивая в печи. Мужчин и женщин сажали на колья, на горячие угли, баб вешали за груди, ради развлечения забивали в половые органы пороховые заряды и взрывали. Поголовной резне подвергли Александровскую слободу. Толпа женщин и детей заперлась в колокольне, ее обложили бревнами и подпалили, выкурив всех огнем и дымом на смерть и издевательства. Одна девушка, видя такое, взобралась на колокольню и, перекрестившись в виду у всех, бросилась вниз. Слободу сожгли. Сотни людей, раздетых донага и изувеченных, приходили и приползали потом в Троице-Сергиев монастырь.
Сапега подступил к Переяславлю-Залесскому, но был отбит высланным против него из-под Москвы атаманом Просовецким. Две недели продолжались стычки, на штурм поляки не решились. Их шайки опустошили окрестности Ростова, Суздаля, собрали обоз продовольствия и выступили обратно. Земское ополчение было ослаблено потерями в боях, часть ушла с Просовецким, а после убийства Ляпунова стали разъезжаться дворяне. Сапега ударил извне, гарнизон изнутри, и осаду прорвали, овладев Водяными, Чертольскими и Никитскими воротами. Обоз вошел в Москву. Но этот успех был последним в жизни Сапеги — он заболел и через 2 недели скончался. Его головорезов возглавил Будила.
После прорыва сапежинцев полной блокады Кремля и Китай-города больше не было. У Заруцкого не хватало для этого сил. Теперь казаки осаждали Москву только с восточной и южной стороны. Но попробовали другой способ овладеть столицей — 15 сентября установили батарею мортир и стали обстреливать Китай-город калеными ядрами. Одно попало в сарай с сеном, ветер разнес горящие клочья, и заполыхало. Поляки и оставшиеся жители, побросав пожитки, бежали в Кремль. Казаки полезли на стену, но и сами не могли продвинуться из-за моря пламени. А когда оно стало угасать, ударили кремлевские орудия — в руки оккупантов попала вся первоклассная московская артиллерия. Ополченцам пришлось отступить.
Но как выяснилось, выгорел Китай-город очень кстати для осаждающих. К Москве шел Ходкевич. Большое войско собрать он так и не смог, привел 4,5 тыс. гусар и пехоты, и гарнизон был сильно разочарован. Разочарован был и гетман — разместиться в Москве теперь было негде, все защитники и жители сгрудились в помещениях Кремля. Ходкевич задумал решить проблему одним махом — с сапежинцами и частями Гонсевского сила у него набиралась внушительная, до 10 тыс., и он вывел все войско, чтобы покончить с ополчением. Атаковал острожки у Яузских ворот. Однако разгромить русских не смог. Уклоняясь от рукопашной, они осыпали поляков пулями из укреплений, из-за торчавших повсюду печей. Развернуть для удара конницу на пожарище не удавалось, пехота в атаках несла потери. Мало того, когда Ходкевич стал отводить части, казаки нанесли контрудар, отсекли группу всадников, загнали в Яузу и перебили.
А гарнизон Москвы волновался, готовый взбунтоваться. Заявляли, что сидят тут довольно, требовали сменить их, заплатить жалование. Впрочем, нахапали они уже порядком, обчистив московскую казну. Наличности не было, и брали мехами, золотом, драгоценностями, причем роты выбирали депутатов, назначавших собственные цены. Например, золото оценивали вчетверо дешевле, чем оно стоило. И в результате было роздано денег и вещей на 160 тыс. руб. Хотя, по счету “рыцарства”, ему еще и были должны за службу. Ходкевич долго уламывал воинов, обещая, что после сейма король наверняка приедет и всех удовлетворит, умолял послужить еще. Все отвергалось. Говорили, пусть остаются вновь прибывшие, а мы уходим.
Все же гетман нашел способ заинтересовать воинов — указав на сокровищницу русских царей. И “рыцарство”, так и быть, согласилось послужить. В Польшу ушел на отдых и переформирование полк Струся, с ним было отправлено новое посольство от бояр во главе с Михаилом Салтыковым. В его грамотах выражалась уже готовность присягать разом Сигизмунду и Владиславу, а религиозные проблемы опускались, будто их и не было. В Москве Ходкевич оставил гарнизон из 3 тыс. отборных бойцов (еще раз напомню, имеется в виду только “рыцарство”, а с вооруженной челядью надо умножать втрое-вчетверо) и ушел с остальной армией к с. Рогачево ставить зимний лагерь и обеспечивать гарнизон продовольствием.
В западных уездах шли бои. Сперва Лжедмитрий III с казаками осадил вдруг Псков. Его не пустили, он захватил городское стадо и расположился у стен. Но вскоре резко снялся и исчез — приближалось войско Горна, 4,5 тыс. шведов и присоединенные к ним отряды “Новгородского государства”. Явились присоединить и Псков к оному “государству”. Однако новгородская история не повторилась. У псковичей к “немцам” издревле было отношение сугубо отрицательное, и с Горном даже не стали разговаривать. Он подготовил приступ. Шведы взорвали Взвозные ворота, атаковали и были отражены. Осаждали Псков 5 недель. Горожане не сдавались, а без осадных орудий и многочисленной армии взять такую крепость не представлялось возможным. Наступали холода, и интервенты ушли искать более легкой добычи. Подступили ко Гдову, где засел самозванец Матюшка, пообещали ему дать поместье за “отказ от своих притязаний в пользу шведского принца”. Но и он предложение отверг. А когда противник пошел в атаку, казаки со своим “царем” сделали вылазку, прорвались и ускакали в Ивангород.
В Польше тем временем гремели торжества. 29 октября Сигизмунд, наподобие римских императоров, устроил триумфальный въезд в Вильно. В процессии везли в открытых тележках пленного царя Василия с братьями, Шеина, послов — Голицына и Филарета, тащили под восторженные вопли трофейные пушки, повозки с награбленным барахлом. На состоявшемся затем сейме короля пожурили, что начал войну без одобрения Речи Посполитой, но в целом одобрили. Он провозгласил задачу окончательно “покорить грубый московский народ, который иначе может быть опасен Речи Посполитой, если усилится”. Это тоже поддержали. Когда подняли вопрос, что делать с послами и продолжать ли переговоры, подканцлер Криский толкнул речь: “С кем вести переговоры? От кого эти послы? Какие тут переговоры, когда и столица, и государство Московское у нас в руках! Должны они принять такое правление, какое даст им победитель. Рабский дух только страхом может обуздываться”. Хотя едва речь зашла о финансировании войны, депутаты зажались. Согласились выделить 100 тыс. злотых для участников смоленского похода, остальным же довольствоваться “из московских доходов”.
Ну а с утверждениями о том, что государство у них в руках, поляки несколько поспешили. Сведения о развале первого ополчения по тем же земским каналам быстро распространялись по Руси. В городах поднялось возмущение — почему убит полководец, одобренный “всей землей”? Почему плохо обращаются с ратниками и не уважают командиров, которых эти города отправили в ополчение? Доходили и последние вести от заточенного Гермогена, он заклинал не призывать на царство иноземцев, “воров” и “воренка”. И русская земщина начала предпринимать решительные меры. Инициатором на этот раз выступил в Нижнем Новгороде Козьма Минин. Для спасения Отечества ему не требовалось, подобно Жанне д`Арк, сверхъестественными явлениями убеждать кого-либо в своем предназначении. Он был земским старостой, какие и до него, и после него избирались. И действовал в рамках своих полномочий.
В октябре, примерно в те же дни, когда Сигизмунд праздновал триумф, в Нижний пришла очередная грамота Троице-Сергиева монастыря о бедственном состоянии страны и необходимости мобилизовать все силы. Был созван общий сход, где Минин предложил формировать второе ополчение. Получил от “мира” согласие и начал реализовывать принятый “приговор”, энергично возглавив сбор средств. Стали искать предводителя — “честного мужа, которому заобычно ратное дело, кто б был в таком деле искусен и который бы во измене не явился”. Подходящей кандидатурой явился стольник Пожарский, пользовавшийся безупречной репутацией и лечившийся от раны неподалеку, в своем селе Мугреево. А при переговорах он поставил необычное условие — дать ему в помощники “посадского человека”. И сам назвал Минина, чья деловитость и ум ему понравились. То есть, выбрал себе толкового “начальника тыла”. Кстати, это было новым в военном искусстве. В европейских армиях органов снабжения еще не существовало.
- Предыдущая
- 35/141
- Следующая
