Портрет неизвестной в белом - Чудакова Мариэтта Омаровна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/42
• Следующая

При этих словах часовой вздрогнул, будто его ударило током, а у Тома сладко защемило в груди – тем более что смысл кликухи Харон образованный Том, в отличие от Сани, Леши и часового, хорошо понял.

– Что у тебя за причина? Ты ж боец был стоющий, – (Том механически отметил это Лешино отчетливое стоющий, через ю), – мы с Саней тебя помним. Почему с такой мразью связался? Что тебя сюда кинуло-то?

– А то, мужики, – неожиданно твердо заговорил часовой, – что у меня сестра на руках – церебральный паралич с рождения. Руки-ноги, считай, не действуют. Родители умерли. Куда я с ней? А он ее в больницу хорошую поместил, в санаторий министерства обороны Украины в Евпаторию каждый год посылает – это с условием, чтоб я у него работал и язык за зубами держал.

Часовой помолчал.

– А когда я на первых еще порах рыпнулся, хотел вырваться от них – сказал, что меня не тронет, а ее – прикончит. Понятно? Ему это – семечки. А Харону – тем более.

Теперь молчали его однополчане.

– Причина серьезная, – сказал наконец Саня. – Но это дело порешать можно. Правда, Калуга?

Леша мотнул головой утвердительно.

– Как вы его порешаете? – вздохнул часовой.

– Разведка зря не болтает – забыл, что ли?

И лицо часового впервые просветлело.

Видно стало, что в этот решительный миг он вдруг поверил своим давним однополчанам (сколько лет минуло? Пятнадцать, не меньше). И показалось ему, что его безрадостную жизнь еще можно переменить.

– Значит, говоришь, в городе все схвачено?

– Все, – убежденно сказал часовой и даже руки прижал к груди. – Все, братишки, честно вам говорю! Они и двух часов в милиции не пробудут – выпустят их. А там у них кодла – нагонят вас и пришьют…

– Ну что ж, – с непонятным облегчением сказал Леша. – Обстановка ясна. Тут выбора тем более нет. Кроме нас эту наркокартель-канитель кончать некому. Так, что ли, Санек?

– Похоже, так, – готовно отозвался тот.

– Вы что, мужики, убивать их будете? А потом за них же сядем? – испуганно спросил часовой.

– Утри слезы, сержант. Мы не расстрельная команда. Хотя пустить этих двоих в расход я вообще-то не отказался бы. Но так и быть, возьмем живыми. Используя фактор неожиданности.

– А денем-то куда? Я ж вам нарисовал картинку!

– Найдем куда деть. Ты, Сань, помнишь ведь, кто в Омске на округе? – непонятно спросил Леша.

– А то!..

– Ну, в общем, хватит лясы точить. Готовим операцию. – Леша взглянул на командирские часы на руке. На них было четыре двадцать. – По твоему раскладу, сержант, полчаса осталось?

Часовой мотнул головой.

– Они всегда точно подъезжают. Пока все спят еще.

– Как раз хватит, – Леша повернулся к Жене и Тому. – Все – в машину. Сейчас вас Саня оттянет в тыл – в тот вон переулок. Из машины – ни шагу! Услышите стрельбу – тут же падайте на пол, под сиденья. Уместитесь как-нибудь. Головы не подымать! Мячику своему голову пригинайте.

Литературным языком Леша владел хуже, чем рулем и Калашниковым.

И тут же пообещал:

– Вообще-то стрельбы не ожидается. Это я так, к слову – мало ли…

Вслед за Саней Том с Женей побежали к «Волге». Мячика еле оторвали от огромного лохматого черного пса. Тот в блаженстве лежал перед ним на спине, болтая всеми четырьмя полусогнутыми лапами, а Мячик чесал ему фиолетовое голое брюхо, что-то приговаривая. Он мог приворожить любого пса, от маленькой шавки до кавказской овчарки-волкодава.

Саня отрулил машину далеко вглубь заросшего травой переулка – приняв во внимание не только соображения безопасности, но и дальность полета звуков нецензурной речи. Неизвестно, как насчет стрельбы, но в том, что в предстоящей схватке такая речь прозвучит, причем на самой высокой ноте, он не сомневался.

Леша тихо переговаривался с часовым, резал воздух ребрами больших ладоней, показывая предполагаемое направление движения своих немногих боевых единиц. И тот согласно кивал головой. В памяти обоих одновременно всплывали давние навыки ближнего боя. Потом часовой сбегал куда-то и принес моток крепкой веревки. Леша и Саня еще помахали друг перед другом руками, репетируя предстоящую сцену.

Вскоре все трое бесшумно исчезли в кустарнике.

Поселок продолжал спать. Словоохотливая бабка давно скрылась в доме и, скорее всего, тоже досыпала, утомленная своей политической лекцией. Только мальчик тихо играл в глубине двора с псом.

Вскоре в чаще послышался неясный шум. Через несколько минут к опущенному шлагбауму подплыл, покачиваясь, черный «форд», мрачно поблескивая тонированными стеклами. Погудел, подождал и еще погудел. Часового не оказалось на месте, и подымать шлагбаум никто не думал. Правая дверца открылась, из нее вышел (на это, заметим, и рассчитан был Лешин план операции) плечистый, очень коротко стриженный мужчина в черной футболке с длинными рукавами. Поверх футболки надета была черная же кожаная безрукавка со множеством молний, казавшаяся надутой. Под ней даже неопытным глазом угадывался бронежилет. Экипировку довершала расстегнутая кобура на поясе. Оттуда торчала ручка большого пистолета.

Плечистый сделал несколько осторожных шагов к шлагбауму.

– Эй! – крикнул он. – Ты где, козел?

Тут левая дверца машины слегка приоткрылась.

Если бы впоследствии нашлись очевидцы, наблюдавшие всю сцену с начала до конца (а таковых, мы вам ручаемся, не было), они поклялись бы на любом суде, что оказавшийся в тот же момент у левой дверцы Леша вырос из-под земли. Поскольку не имелось никакого другого варианта его внезапного появления у машины, отделенной от густого кустарника довольно обширной лужайкой.

Леша рванул дверцу, а левой рукой сдавил горло сидевшему за рулем человеку – и так, за горло, выдернул его из машины. (Своевременным будет пояснить, что Леша был левшой. Но и правая рука работала у него не хуже, чем у нас с вами.)

В тот же миг плечистый выхватил Макарова из кобуры и направил на два тесно сплетшихся и молча ломавших друг друга тела. Однако целиться в них в данный момент, как всякому ясно, было совершенно бессмысленно. И тут же из кустарника – из того самого места, что и несколько часов назад, – высунулось черное дуло Калашникова и голос часового крикнул:

– Не дергайся, Харон, – ты у меня на мушке!

Не успели эти слова отзвучать, как плечистый упал на землю и открыл огонь по кустарнику. И сразу же автоматная очередь взрыла фонтанчики земли перед его носом. В следующий миг, тоже неизвестно откуда, с диким криком выпрыгнул Саня и ногой выбил Макарова из рук плечистого.

Кувырнувшись через голову, плечистый пружинисто вскочил и присел на полусогнутых, широко расставив руки. Лицо его с ощерившимся ртом было страшно и очень мало напоминало лицо человека.

– Пор-рву! – прохрипел он.

В такой же точно позе напротив него оказался Саня.

В следующую секунду он кинулся на Харона с хриплым, тоже мало напоминавшим человеческий голос воем вперемежку с короткими выкриками.

Занятые друг другом, они не видели, что по ту сторону джипа Леша с часовым уже вязали Хозяина.

Саня справился с Хароном один.

Через пять минут оба негодяя были упакованы.

Все произошло даже немного быстрее, чем по расчету Леши.

А минут через двадцать, перекидав все продукты из джипа (это был, напомним, «форд» – с кабиной, отделенной от вместительного кузова) в будку часового, на дно кузова положили обоих связанных веревками пленников. Харон молчал, а Хозяин, не переставая, изрыгал страшные проклятия, поэтому пришлось залепить ему рот пластырем. И, расспросив Часового про дорогу, Саня с Лехой выехали на «форде» на тот самый проселок, по которому миновавшей ночью въезжали на «Волге» на территорию победившего социализма.

Часовой же вместе с «Волгой» (и наскоро написанной доверенностью на нее) и тремя путешественниками остался в поселке – до особого распоряжения. В Омске пока ему делать было нечего и, сказать честно, вообще появляться не стоило. Сначала Саня и Леша должны были, если употребить их любимое слово, порешать его судьбу. Ведь так или иначе – он на много лет оказался связанным с наркобизнесом, хотя и не по своей воле.

• Предыдущая
• 4/42
• Следующая