Россия суверенная. Как заработать вместе со страной - Чернышев Сергей - Страница 12

• Предыдущая
• 12/13
• Следующая

Корпоративный уровень. Необходимы ясные критерии, отличающие тех, кто «пилит поток», от настоящих управляющих стоимостью активов. Сегодня их деятельность парализована сопротивлением номинальных собственников. Опасаясь лишиться нажитого в любой момент, те стремятся выжать из активов все возможное любой ценой, нимало не заботясь о будущем.

Уровень страны. Куда провалилась (по историческим меркам – мгновенно) страна, чей ВВП был больше половины американского, и откуда возникла эта, где, по данным Всемирного банка, он меньше в 25 раз? Каким образом и почему при переходе к рынку вместо обещанного роста эффективности произошел провал в трясину коррупции? Как эта странная ситуация связана с историей, традициями, особенностями нашего общества?

Глобальный уровень. Насколько российская ситуация уникальна, как проблемы с нашими просевшими активами вписываются в мировой мейнстрим? Почему идущая с рыночного (якобы) Запада чума Balanced Scorecard до боли напоминает систему плановых социально-экономических показателей советского предприятия?

Знаковый уровень. Откуда этот заговор молчания в нашем обществе вокруг нервного узла, сплетения его проблем? Похоже, немота имеет глубокие культурные корни. Необходимо разобраться, какие существуют символы, образы, понятия и теории, отражающие эту проблему в зеркале знания, как об этом говорить на русском языке.

Трансцендентный уровень. Разорвано какое-то жизненно важное звено в «духовной вертикали», соединявшей повседневную деятельность со сферой смыслов и ценностей. Ни в ветхих, ни в новых скрижалях не сказано ничего о фьючерсах и «золотых парашютах». Управленец обращает к небесам вопрос: чего хочет от него Господь? Не является ли хозяйствование, предпринимательство аморальной и бессмысленной игрой? Или в том, что происходит с ним, его собственностью, предприятием, сообществом, страной, есть некий глубокий замысел, поучительный опыт? И без их освоения невозможно двигаться вперед, оставаться человеком.

Когда приключилась беда со стоимостью активов? Недвусмысленный звонок прозвенел по ходу великой комбинации с ваучерами. Новые менеджеры государства российского сыграли в бесплатное IPO, раздав населению титулы собственников всего национального богатства в форме приватизационных чеков. Впиаривая согражданам приватизацию, они верховными устами озвучили ожидания, что ваучер будет стоить две «Волги». Грубо говоря, десять штук зелеными.

А рынок цинично оценил его в 27 долларов.

Здесь две стороны вопроса. На чем основывались ожидания двоеволжья? И почему в итоге не наскреблось и на один самокат?

Расчет мог быть такой: взяли оценочную стоимость экономики США, уменьшили в четыре-пять раз (не избыточная ли скромность?) после чего поделили на поголовье граждан РФ.

Невидимая голова рынка посчитала почему-то иначе, причем погрешность оказалась не в разы и не в десятки, а в сотни раз. Вышло, что стоимость активов всей страны равна 27 долларам, умноженным на 150 миллионов, то есть чуть больше четырех миллиардов. Это взамен и без того скромно обещанных полутора триллионов…

Но процесс-то пошел! Никто не тормознул аукционы в ожидании, покуда рынок одумается и отслюнит за приватизационный чек толстую стопку гринов. На одну чашу весов сложили основные материальные активы страны, на другую – ваучерную массу, скупленную у населения за указанный бесценок. А куда денешься? Предполагается, что считать рынок умеет. Индустриальные гиганты сбыли по цене ларьков.

Тем самым по факту было признано: из общенародного достояния безвестно сгинули 1 триллион 496 миллиардов долларов. Щепки делят – лес горит.

Где-то между 1990 и 1994 годами неслышно грянула глобальная катастрофа, на вторую по размерам экономику мира обрушился невидимый астероид, и 99,7 % ее стоимости испарилось.

Не шарьте по общакам и офшорам. Такое не по плечу ни солнцевским, ни березовским. Скажем больше: им перепали жалкие крохи. Когда под эгидой свежевылупившихся олигархов заводы зашевелились и выдали обороты в сотни миллионов долларов, у всех настолько защемило в налоговых органах, что как-то подзабылось: на деле аналогичные активы на Западе способны генерить десятки миллиардов.

Гражданское общество самозабвенно качало права мелких вкладчиков. Исчезновение национального достояния сверхдержавы, нажитого десятилетиями каторжных свершений, впечатлило его не более, чем северное сияние крота. Народ и партия безмолвствовали.

В поисках способа обеспечить многократный рост стоимости активов не уйти от ответа на вопрос, куда она подевалась.

Положим, по оценке рынка мы просели в среднем в 400 раз. А как же мы ухитрялись раньше так много стоить? Раз у нас не было рынка, что означала эта старая стоимость? В частности, сколько стоил завод в СССР?

Ответ простой. В Советском Союзе он, как правило, выпускал все 10 тысяч тракторов, как и полагается. Активы работали, они не стояли, загрузка основных фондов была близка к проектной. Капитализация завода, рассчитанного на выпуск 10 тысяч тракторов и загруженного работой под завязку, и такого же, чьи мощности не используются и на десятую долю, – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Более широкий ответ состоит в том, что в СССР существовала нормативная экономика – один из вариантов неоинституциональной управленческой надстройки, возникшей в результате прорыва ряда стран в постиндустриальную фазу развития в период между мировыми войнами. Система плановых, нормативных и регулирующих органов просчитывала цикл воспроизводства стоимости каждого производственного звена, целенаправленно организовывала распределение каждой производимой единицы продукции. Существовали нормативные параметры эффективности, фондоотдачи, амортизации, нормативные цены и деньги. Я сейчас не хочу разбираться в методологических и практических недостатках этой нормативности, просто факт остается фактом: производственные мощности использовались не на 1/10, а на /10, трактора производились, доставлялись потребителю и в большинстве своем пахали. Некоторые, естественно, ржавели, другие гробились пьяными безынициативными трактористами, третьи простаивали из-за нехватки запчастей – не собираюсь агитировать за советскую власть. Все эти факторы надлежало бы принять во внимание, решая вопрос, почему советские активы стоили в два раза меньше, чем аналогичные европейские. Но не в 400!

Да, у нас была нормативная экономика – так и что с того, у нас и политика была нормативная. Не существовало политических партий, отсутствовало гражданское общество, однако была куча разнообразных квазиобщественных организаций и довольно интенсивная социальная жизнь. Так же, как нормативная экономика обеспечивала нам равновесие в военной мощи даже не с США, а со всем западным миром, нормативная политика обеспечивала стабильность, безопасность, «морально-политическое единство» и статус политической сверхдержавы в мировом масштабе. Все это, безусловно, при ближайшем рассмотрении часто выглядело удручающе и дурно пахло – как и всякая политика, нормативная и тем паче ненормативная.

Называя вещи своими словами – что это было? Что такое нормативная экономика и нормативная политика в современном мире? Мы, что, единственные в этом роде? Ничего подобного, речь идет о частном случае повсеместно возникавшего в XX веке общественного устройства, именуемого пустыми, но многозначительными терминами «постиндустриальное», «постэкономическое», «пострыночное». А присущую ему управленческую надстройку столь же бессодержательно именовали технократией, техноструктурой (видимо, по созвучию с нашей номенклатурой). Для обозначения надрыночных управленческих этажей американского и других западных обществ сегодня иногда используется политкорректный эвфемизм «трансакционный сектор».

• Предыдущая
• 12/13
• Следующая