Волшебник Хуливуда - Кемпбелл Роберт - Страница 8

• Предыдущая
• 8/64
• Следующая

– Ты такое видывала и раньше. – Мы с Кении дружили. Мы познакомились на панели.

– А я и не знала.

– Иногда он носил красные платья и сандалии из крокодиловой кожи. – Вспомнив об этом, она хохотнула. – И, приодевшись в женское платье, называл себя Гарриэт Ларю. Он так и не мог для себя понять, кем был. – Она слегка нахмурилась. На лице у нее можно было прочитать любую мысль и малейшую эмоцию. – Мужчины и женщины, мальчики и девочки, собаки и кошки, – он любил все и вся просто потому, что ему хотелось, чтобы все его тоже любили.

Каждый норовит приписать свои слабости и пороки другому, подумала Мэри. И у всех имеются на то причины. И слишком большая потребность в любви И способность любить – первая среди таковых.

– Эта-то неразборчивая любовь его и сгубила, – сказала Мэри, сказала круто и прямо, не выказывая осуждения, а всего лишь констатируя факт. Такими сентиментальными песенками она была сыта по горло. – Надо бы тебе отправиться домой.

Свистун блаженно ухмылялся с закрытыми глазами, а ветер сквозь раскрытую дверь доносил запах далеких соленых морей и экзотических цветов, благоухающих на их берегах.

– В дверь пахнуло ветром семидесятых, – по-прежнему не открывая глаз, сказал Свистун.

– Нет, то Майк Риальто в зеленом больничном халате с чужого плеча, – возразил Боско.

Свистун живо раскрыл глаза. Риальто уже подсел к столику.

– А мне плеснете? – спросил Риальто, жадно посмотрев на кофейник.

Боско придвинул к нему собственную чашку, к которой не успел прикоснуться.

– Похоже, тебе это нужно.

Риальто обеими руками схватил чашку и выпил ее залпом. Кофе был черен и обжигающе горяч, но он этого даже не заметил.

– Это благодеяние. Я никогда не забуду об этом, – сказал Риальто.

– Я не особенно любопытствую, – начал Свистун, – но даже это рубище представляет собой существенный шаг вперед по сравнению с тем, что ты носишь обычно. Хотя фасон, должен признать, несколько неожиданен.

– Я только что из лос-анджелесского хосписа, где умер человек, предварительно захаркав мне кровью все лицо.

– Ну-ка, еще раз, – сказал Боско.

Он сидел рядом со Свистуном напротив от испуганного и обливающегося потом Майка Риальто.

– Выхаркнул мне, говорю, в лицо предсмертную кровь.

Свистун и Боско сочувственно поморгали.

– Но и это еще не самое худшее, – сказал Риальто.

– А что же тогда самое худшее?

– Этот несчастный сукин сын умер от СПИДа. Свистун и Боско отпрянули на какой-то дюйм, словно сам звук этого слова напугал их.

– Кто-нибудь из знакомых? – спросил Боско.

– Время от времени фланировал здесь по панели. В последние семь-восемь лет. Да вы его, наверное, помните. Парень по имени Кении Гоч, иногда надевавший платье и называвший себя в таких случаях Гарриэт Ларю.

– Красные платья и сандалии из крокодиловой кожи? – спросил Свистун. – Вот именно.

– Значит, эта курочка была петушком? – Кении Гоч. Родом из Чикаго. – А это важно? – спросил Свистун.

Только в том смысле, что он умер вдали от Родного дома.

Вы с ним дружили? – спросил Боско.

– Впервые встретились, – пояснил Риальто и тут же добавил: – И он сразу заблевал меня кровью.

Казалось, его самого удивляет, какие нелепые и диковинные номера отмачивает с ним судьба.

– Но с тобой все в порядке?

И Боско, задав этот вопрос, вновь наполнил чашку Риальто.

– Мне все растолковала сиделка. Насчет того, что у меня нет ни порезов, ни царапин. И его кровь никак не может вступить в контакт с моей. И миллион шансов против одного, что я останусь целым и невредимым. Правда, потом сказала, чтобы я через шесть месяцев сдал кровь на анализ.

– Это очень сложный анализ, – заметил Боско. – Период формирования, промежутки негативной реакции, и тому подобное. А может случиться и так: анализ ничего не покажет, а ты все равно будешь вич-инфицированным.

– А что это такое? – спросил Риальто таким тоном, как будто Боско только что подписал ему смертный приговор.

– Вирус иммунодефицита. Сперва подцепляешь его, а уж потом заболеваешь СПИДом. Представляющим собой целый комплекс болезней, причем весьма сложный.

– Что-то я не усек, – сказал Свистун.

– Я только что объяснил, что болезнь эта носит комплексный характер, она делает смертельными множество вполне невинных заболеваний.

Риальто смотрел на однорукого буфетчика так, словно тот был внезапно обретшей дар речи Валаамовой ослицей. Даже помня о том, что Боско постоянно что-то читал – и многие из читаемых им книг требовали и предварительной подготовки, и углубленного понимания, – люди, в том числе и хорошо знающие его, часто терялись, когда им доводилось сталкиваться с его разносторонней и разве что не феноменальной эрудицией.

– Напомни мне, чтобы в следующий раз я не обращался к тебе за утешением, – сказал Риальто.

– Я ведь только так, к сведению.

– Ладно, расскажи нам лучше, чего ради ты решил навестить в больнице незнакомого человека, – сказал Свистун, пытаясь отвлечь Риальто от обуявшего его ужаса и, действительно заинтересовавшись тем, что тот совершил столь несвойственный ему альтруистический поступок.

Риальто изложил последовательность событий, приведшую его к постели умирающего как раз в то мгновенье, когда тому приспичило умереть. И тут замешкался, начал неуверенно поглядывать то на одного собеседника, то на другого, а потом подался поближе к ним (а они, в свою очередь, подались навстречу ему), явно собираясь открыть роковую тайну (и они тоже это почувствовали).

– Айзека Канаана тут ведь сейчас нет, верно? – вполголоса пробормотал Риальто.

– А ты что, его видишь? – удивился Свистун.

– Может, отлить пошел или закемарил где-нибудь в глубине зала. А может, возьмет, да и войдет со стороны кухни как раз, пока мы здесь разговариваем. У него нюх-то как у собаки, а слух как у лисы. Кое-кто говорит: мало того, что он никогда не спит, так он еще и чужие мысли читает.

– Только не сходи с ума, Майк. Лучше погляди. – Свистун ткнул пальцем в стекло витрины. -Вот и он.

Боско и Риальто тут же посмотрели в окно.

Айзек Канаан стоял на бульваре, разговаривая с троицей истинных ветеранок панели – с Сучкой Су, с Ди-Ди и с Милашкой из Майями, известными также как три Металлистки. В кожаных юбочках супермини, в отливающих алюминием париках они целовали старого Айзека, сержанта полиции нравов, специализирующегося по сексуальным преступлениям против несовершеннолетних, в обе щеки.

– Значит, новости этого Кении Гоча касаются Айзека? – спросил Боско.

– И самым опасным образом. Это связано с делом, из-за которого он не спит уже столько лет, – по-прежнему вполголоса произнес Риальто; неужели он и впрямь думал, будто Канаан – с такого расстояния и сквозь толстое стекло витрины – расслышит его слова?

Свистун сразу же побледнел, облизал губы, как будто борясь с внезапным приступом тошноты.

– У Кении Гоча информация насчет Сары? – едва слышно спросил он.

– Он сказал своему родственнику – и моему приятелю – Эбу Форстмену, что знает человека, который ее похитил.

– А не сказал ли он, что присутствовал при всем, что предшествовало ее убийству?

– Об этом я ничего не знаю. У меня не было шанса спросить у него. Когда я вошел в палату, он спал. Я поговорил с ним, надеясь, что это его разбудит. Затем решил малость растормошить его, а он перекатился на спину и блеванул мне в рожу.

– Значит, тебе он вообще ничего не сказал? А только твоему приятелю Эбу, не так ли? – Свистун начал раскладывать информацию по полочкам. – Вообще ничего?

Риальто покачал головой.

– Значит, если бы ты и собирался рассказать что-нибудь Айзеку, рассказать тебе было бы все равно нечего?

И вот все трое расслабились, откинувшись на спинки кресел, словно кто-то принял за них важное решение. Если тебе нечего сказать, то и говорить незачем.

И вновь все трое посмотрели в окно. Канаан уже переходил через улицу, поворачиваясь то налево, то направо, заговаривая то с тем, то с другим, хотя сидящим в кафе его слов, разумеется, слышно не было. Он был в рубашке с длинными рукавами и в жилете, куртка, по случаю хорошей погоды, была переброшена через плечо, а шляпа, которую он никогда не снимал и под которой скрывалась еврейская кипа, конечно же, красовалась на голове.

• Предыдущая
• 8/64
• Следующая