Волшебник Хуливуда - Кемпбелл Роберт - Страница 16
- Предыдущая
- 16/64
- Следующая
Подойдя к столу, она вновь пошепталась с добровольной помощницей, после чего та отправилась к картотечному ящику. Все простояли молча, дожидаясь ее возвращения. Вернувшись же, она передала Мэри какой-то лист.
– Это копия инвентарной описи, – сказала Мэри, в свою очередь передав листок Форстмену.
Он посмотрел список, затем пожал плечами.
– А можно мне взглянуть? – спросил Свистун.
На мгновение ему показалось, будто Мэри собирается запротестовать, по всей справедливости вступившись за право на невмешательство в личную жизнь, сохраняющееся за покойным мистером Го-чем, но Форстмен, не дав ей сказать ни слова, передал листок Свистуну.
Здесь был описан каждый предмет, независимо от того, сколь ничтожным он был. Наряду с одеждой, бывшей на Кении Гоче, когда его доставили в хоспис, здесь были перечислены три носовых платка и полуиспользованный коробок спичек. Брелок с тремя ключами, тридцать два доллара наличными в серебряной монетнице и восемнадцать центов мелочью, чековая книжка, записная книжка, маленький, за двадцать пять центов, блокнот с отрывными листками, шариковая ручка и бумажник.
– А вам не известно, не было ли в бумажнике кредитных карточек? – спросил Свистун у Мэри.
– Кредитные карточки? А вы когда-нибудь слышали, чтобы у мертвецов крали кредитные карточки? – удивился Форстмен.
– А вы когда-нибудь слышали о том, что крадут даже медяки, которые кладут умершим на глаза?
– Слышал, но никогда не мог этого понять.
– Что ж, это значит именно то, что значит. Есть люди, которые тащат все, что плохо лежит.
Мэри посмотрела на Свистуна. Выражение ее лица оставалось непроницаемым.
– Если кредитные карточки не упомянуты, значит, их, скорее всего, и не было. Я тренирую персонал так, чтобы они записывали все подряд.
– Разумеется. Но у вас же полно неопытных добровольных помощников. Придут, поработают немного и уходят.
Свистун постарался произнести это без ненужного сарказма.
Мэри посмотрела на него остро, чуть ли не гневно.
– Здесь также не упомянуты водительские права.
Произнеся это, Свистун логически подчеркнул, что людей без водительских прав в Калифорнии не водится.
Мэри выхватила у него из рук опись и вернула ее Форстмену.
– Здесь перечислены все личные вещи вашего кузена, мистер Форстмен. И, как вы видите, среди них нет ничего ценного.
– Кроме тридцати двух долларов, – в порядке полупредположения сказал Форстмен.
– Если вы хотите подать жалобу, то можно будет подумать о возмещении ущерба, – сказала Мэри.
– Нет-нет. Я просто подумал вслух. Кому придет в голову красть тридцать два доллара восемнадцать центов. Господи, как представишь, что такие люди все же находятся… – Он посмотрел на Свистуна, посмотрел с неожиданной остротой и проницательностью. – Если вас не обидит мой вопрос, скажите пожалуйста, кто вы? Вы представитель здешней службы безопасности, не так ли?
– Я друг вашего друга, который приходил сюда проведать вашего кузена…
– Кузена моей жены!
– … и как раз у него на глазах умер мистер Гоч.
– … троюродного кузена! Седьмая вода на киселе! Ну, так что же?
– И вот наш с вами общий друг…
– Майк Риальто, – сказал Форстмен.
– … разволновался из-за того, что на него попала кровь мистера Гоча.
– Что ж, понятно.
Разумеется, Форстмен ничего не понял, но ему стало страшно даже спросить о том, каким образом кровь Кении попала на Майка Риальто.
– Вот почему я пришел. Майк попросил меня кое-что разузнать. Получить ответ на кое-какие вопросы.
– А сам-то он получил ответ на свои вопросы? – спросил Форстмен.
– Майк сказал мне, что ваш родственник умер, так и не сказав ни слова.
В зале ожидания повисла в воздухе некая общая растерянность: как будто люди собрались на совещание, а внезапно выяснилось, что им всем нечего сказать.
– Не хотите ли вы, чтобы я съездил с вами на квартиру к вашему кузену? – спросил Свистун. -Чтобы мы смогли осмотреться на месте.
– Я даже не знаю, где он живет, – ответил Форстмен. – И никакой он мне не кузен. Он свояк моей жены, седьмая вода на киселе, и не более того. Вы меня понимаете? Мы с Кении даже не были в приятельских отношениях.
– Его адрес в «шапке» указан. Вам надо съездить и осмотреться на месте.
– Да уж. Пожалуй, я так и сделаю.
– Вот я и предлагаю вам свою помощь. Как наверняка поступил бы на моем месте Майк.
– Я не в состоянии оплатить ваши услуги.
– А я ведь, мистер Форстмен, ни слова не сказал об оплате.
– Добрый самаритянин? Так, что ли?
– А почему бы и нет? Такое случается.
– И как же вас зовут?
– Все называют меня Свистуном.
– Вот как, Свистуном! А вы, случайно, не в шоу-бизнесе?
Глава десятая
По дороге к берегу, Килрой позволил своим мыслям поблуждать в рассеянности, переходя от одного зыбкого образа к другому и давая тем самым возможность мозгу отдохнуть. Выехав на Тихоокеанское шоссе, он сел прямее, положил обе руки на баранку и сосредоточился на дороге. Сколько раз ни доводилось ему в прошлом выбираться на дорогу, ведущую к «Люциферу», опасность прозевать неприметную развилку оставалась.
С одной стороны, из дальнего ряда маленький и полустертый знак был виден только сзади. А с другой, если прозеваешь его, то, прежде чем получишь возможность развернуться, придется проехать приличное расстояние. А ведь грязная тропа меж скал и дюн, ведущая к океану, на берегу которого неприметно стоит крайне дорогой клуб-ресторан, в который пускают только членов клуба, все равно никуда не денется.
Подъехав к стоянке у ресторана, Килрой сбавил скорость. Отсюда ему была видна лишь часть застекленной веранды, тогда как сам «Люцифер» терялся за склоном холма.
Слева от него забиралась вверх по граниту другая тропка, упирающаяся в тяжелые чугунные ворота, вроде тех, что высились перед входом в Кса-наду – экзотический замок из кинокартины "Гражданин Кейн". Ворота были ржавые, двух-трех прутьев недоставало, благодаря чему уже от входа в огромный дом веяло запустением и распадом.
Однако левая половина ворот – достаточно широкая, чтобы в створ могла проехать машина любой марки, – функционировала исправно. Он вышел из машины, отворил ворота, вернулся за руль и поехал дальше.
Одиноко стоящий на вершине утеса особняк был построен матерью гуру-ребенка из Индии (строго говоря, из Гонолулу), а этот ребенок был первосвященником культа Кали. Кали же представляет собой яростную и устрашающую ипостась богини Дэви – верховной богини индуистского пантеона. В некоторых воплощениях Дэви ласкова и любвеобильна, но Кали изображают ведьмой, с ног до головы залитой чужой кровью, носящей ожерелье из человеческих черепов и набедренную повязку из отрубленных рук, тогда как она сама, будучи четверорукой, сжимает в руках меч, щит, петлю-удавку и руку некоего исполина.
Согласно преданию, Кали полюбила вкус крови, когда ей приказали умертвить демона Рактавиджу, тысячекратно размножавшегося в ходе схватки, потому что из каждой капли пролитой им крови, которая падала наземь, рождался новый точно такой же демон. Поэтому Кали пронзила его копьем, взметнула в воздух и высосала из его тела всю кровь, чтобы вниз не успело вытечь ни единой капли.
В храмах Кали, в том числе в знаменитом Кали-фате в Калькутте, в жертву ей ежедневно приносят козлов.
Индуизм и вообще-то не самая миролюбивая из религий, но поклонение богине Кали в том виде, в котором практиковал его юный гуру, было – или, во всяком случае, – слыло весьма либеральным: вместо живых козлов богине здесь приносили в жертву овечьи головы, купленные у местного мясника. Правда, началось это только после того, как забойщика козлов, а родом он был из Арканзаса, упрятали за решетку.
И все же, наряду с этим, поговаривали и о некоем секретном зале, представляющем собой грот, высеченный в песчанике, чуть в сторонке от ресторана, – поговаривали и о том, что в этом зале выполняют иные, значительно менее невинные обряды и ритуалы, в ходе которых бесследно исчезают бездомные дети и другие бродяги, потому что – так гласила молва – для свершения своих таинств убийцам и утонченным извращенцам одиночество нужно ничуть не в меньшей мере, нежели поэтам и влюбленным парочкам.
- Предыдущая
- 16/64
- Следующая