Расчудесный Хуливуд - Кемпбелл Роберт - Страница 33

• Предыдущая
• 33/60
• Следующая

После этого ему полегчало.

Он решил, что лучше будет встать и пойти в гостиницу, иначе любая патрульная машина арестует его за пьянство и бродяжничество. Кроме того, он внезапно почувствовал смертельную усталость.

Он пошел прочь. Пройдя два квартала, сообразил, что идет не в ту сторону, да и улица, судя по всему, была не той. Повернувшись в обратном направлении, он увидел горящую в ночном небе вывеску бензоколонки. До нее было как раз два квартала. Он решил, что неплохо было бы помыть обувь.

Добрел туда, вытер башмаки шлангом. К этому времени он начал соображать с достаточной ясностью, однако обнаружил, что окончательно заблудился. Он подошел к рабочим бензоколонки, вшивающимся у конторки, и спросил у них, как пройти на Западную. Они указали ему дорогу.

Отправившись по бульвару, он услышал у себя за спиной их смех, однако, поразмыслив, решил, что они смеются над какой-нибудь собственной шуткой, а вовсе не потому, что для забавы послали заблудившегося чудака не в ту сторону.

Он прошел пять кварталов, прежде чем сообразил, что удаляется от своей гостиницы. Это привело его в ярость. Ему захотелось вернуться и вытрясти из этих ублюдков душу. Может, даже стоит взять такси, чтобы вернуться туда поскорее. Потом, однако, он понял, что не стоит напрашиваться на неприятности, и решил выйти куда-нибудь на освещенное место и выпить содовой, чтобы перешибить отчаянный вкус во рту. Он посмотрел на уличную табличку. Он находился на бульваре Санта-Моника.

На углу крутились Мими и Му. Они забрели так далеко, потому что клиентов нынче ночью практически не было и они решили отойти в сторонку от конкуренток и конкурентов, тем более что пошли они в сторону собственного жилья и, значит, могут в любой момент выставить весла на просушку и отправиться спать.

Они увидели, как навстречу им по бульвару идет Янгер.

– Как ты думаешь, деньги у него есть? – спросила Мими.

– Похоже, он пьян, – сказала Му.

– Вот и отлично.

– У пешеходов в этом городе денег не бывает. А что, спросить трудно?

– Почему же трудно!

Когда Янгер очутился на перекрестке, Мими шагнула к нему.

– Не хочешь колоссально поразвлечься за небольшие деньги?

Янгер, ухмыльнувшись, извлек из кармана две скомканные сотенные.

– Этого хватит?

Трудно ему было жить в состоянии вечного голода и постоянного страха за своих «подопечных», никак не желающих прислушиваться к его советам, – трудно и больно. Ему даже спать было трудно. Его мучили кошмары.

В кошмаре Котлеты отец, ухмыляясь, шел на него с окровавленным ножом, и первое время он страшно боялся этого. И тут отец возьми да и спроси у него, как это вышло, что сынок даже не попробовал окорока, хотя отец взял на себя труд заколоть свинью и закоптить ее тушу. И сервировал окорок картофелем и яблоками. Не больше, не меньше. И бобами с участка за домом старого Янгера. А картофеля полон погреб. Пора начать жить по-настоящему, сказал отец. Давай, сынок, налетай! Знаешь, папа, ответил во сне Котлета, когда я вырасту, то тоже буду колоть свиней. Ладно, ответил отец, мой папаша обучил меня этому ремеслу, поэтому будет только справедливо, если я научу тебя. Вот! Держи нож!

Он проснулся – было часа два ночи, может быть, полтретьего, – потянулся за сигаретой, обнаружил, что сигареты у него кончились. Хуже того, отсутствовал сам нагрудный карман, в котором он держал сигареты. Оказался просто-напросто оторван. В темном углу его сознания высунул крысиную мордочку некий образ. Он похлопал себя по заднему карману. Книга в мягкой обложке – вернее, то, что от нее осталось, – была на месте, а спичечный коробок исчез вместе с сигаретами. А в коробке у него была пятерка. Он таскал с собой этот коробок с самого детства. Собственно говоря, коробок представлял собой его единственное имущество. Коробок – и книга, которую этот сукин сын Хоган ухитрился порвать.

Или коробок остался на крыше, или упал во внутренний двор.

Мимо прошмыгнула крыса, и Котлету внезапно затрясло как в лихорадке. Она прошмыгнула – и он все вспомнил. Вспомнил спор с Хоганом, драку с ним и собственный бросок с выставленными вперед руками. А что произошло потом, он вспомнить не смог. Не вспомнил, как спустился с крыши, как что-то поел – если он что-нибудь поел, – как отправился спать. Ничего не вспомнил.

Он огляделся по сторонам, проверяя, нет ли в комнате еще кого-нибудь. В это время ночи здесь, как правило, кто-нибудь уже спит, или собирается спать, или просто сидит и почесывается, – но сейчас никого не оказалось. Даже Диппер как сквозь землю провалился, а ведь Диппер без него обычно ни шагу.

Он подошел к окну, выходящему во внутренний двор, и посмотрел вниз. Стояла кромешная тьма, но он не сомневался в том, что там, внизу, лежит тело Хогана.

Котлету затрясло еще сильнее. Он положил руку на лоб и попробовал успокоиться. Ему предстояло кое-что сделать. Ему не хотелось, но он понимал, что у него нет другого выхода. В любую минуту кто-нибудь мог выглянуть в окно и увидеть на земле тело Хогана.

Он поискал карманный фонарик, украденный из аптеки, пошел вниз, на первый этаж, вышел во внутренний двор. Двор был захламлен, на земле лежал слой мусора толщиною примерно в два фута. Тучи мух взвились в воздух, когда он шагнул к Хогану, уставившемуся на него широко раскрытыми глазами.

Хоган рухнул на ржавые железные обломки. Они прошили ему горло, грудь и живот.

Котлета постоял какое-то время, ни к чему не прикасаясь. Потревоженные было мухи вновь опустились на тело Хогана, впились в рот и в глаза. Котлета попытался разглядеть серебристую фольгу своего коробка. Но кругом было столько дряни, светившейся всеми цветами радуги, как ему было рассмотреть такую мелкую вещицу, как спичечный коробок?

После получаса бесплодных поисков под аккомпанемент жужжания потревоженных мух Котлета сдался. Да и на что ему нужен старый спичечный коробок?

Он нашел достаточно крупный лист картона и решил накрыть им тело Хогана. А что еще он мог сделать? Лицо Хогана он накрыл картоном, старательно глядя в другую сторону.

Уже собравшись на поиски чего-нибудь, чем можно было бы подкрепиться, он подумал о том, что коробок и пачка сигарет, возможно, остались на крыше. И опять поплелся на верхний этаж.

Поднявшись на предпоследнюю лестничную площадку, он услышал чей-то плач.

Му, сидя в углу, отчаянно терла глаза. Волосы упали ей на лицо подобно водорослям, блузка была порвана, и грудь торчала наружу.

Котлета, остановившись, спросил у нее, почему она плачет, но она, ничего не ответив, терла глаза и по-прежнему прятала от него лицо. Поэтому он развел ее руки в стороны.

Рассмеявшись, она сказала:

– Привет, Котлета! Как поживаешь? Зрачки у нее были как две булавочные головки.

– Из-за чего ты плакала? Что случилось? Она вновь заплакала в голос, вырвала руки из его пальцев и закрыла ими лицо.

– Что ты приняла? – спросил Котлета. – Откуда ты взяла эту пакость? Где тебя носило всю ночь? И куда подевалась Мими?

А она стенала все тоньше и жалобней.

– Он с ней сделал такие гадости, – всхлипнула Му.

– Кто?

– Господи, какие гадости!

– Кто?

– Не знаю. Не знаю. Какой-то мужик.

– Но кто? Ты можешь вспомнить, кто?

Она покачала головой, ее волосы рассыпались при этом по плечам, глаза ее по-прежнему оставались расфокусированными – не то от принятого наркотика, не то от пережитого шока. Сейчас они внезапно начали закатываться, и Котлета подумал, что она вот-вот потеряет сознание. Но потом понял, что она то ли смотрит вверх, то ли указывает глазами на крышу.

Подъем на крышу был сам по себе рискованным предприятием. Железная лестница держалась на крайне шатких подпорках. Несколько ступенек отсутствовали. Верхняя площадка как бы зависала, и следовало надавить на обитую железом дверь с предельной осторожностью, иначе ты мог разом смахнуть площадку, да и всю лестницу, и полететь вниз на глубину в восемь этажей – и, следовательно, на веки вечные.

• Предыдущая
• 33/60
• Следующая