Нам не страшен Хуливуд - Кемпбелл Роберт - Страница 50

• Предыдущая
• 50/64
• Следующая

– Ну и ну! – Теперь Буш забеспокоилась из-за дурных манер своего сожителя. – Неужели не дашь старому другу Дома хоть разок чокнуться с его пальцем?

Она держалась молодцом всю дорогу из джунглей в аэропорт и на первом же борту, отправившемся неизвестно куда. Держалась молодцом на протяжении всей первой ночи, попросив лишь дать ей возможность принять ванну и как следует выспаться.

Глядя на то, как она спит, он позвонил в Новый Орлеан лейтенанту Беллерозе.

– Это Уистлер, – сказал он, когда тот взял трубку.

– Где вы?

– В Лос-Анджелесе.

– Жаль, что не здесь. – Голос Беллерозе звучал ядовито. – Появились кое-какие вопросы.

– Поэтому я и звоню.

– В Устье произошел пожар. Судя по всему, взорвался электрогенератор. Дотла сгорел сборный домик, который использовали под киностудию. Дотла сгорел новый «линкольн». Дорожная полиция выясняет, кому он принадлежал.

– Он принадлежал Баркало.

– Я и сам сообразил, что у этого сукина сына имеется вторая студия, кроме той, на реке, которую он показывал нам. Нашли клочки чьего-то тела в пальмовых зарослях. Наверное, идентифицировать не сможем.

– Дом Пиноле.

– Вы воистину кладезь информации. Ну, и что прикажете в связи с этим думать?

– Беспокоиться вам не о чем. Я вам все расскажу. Я прибыл туда на своих двоих. Я следовал за женщиной из Голливуда, о которой я вам рассказывал. Я действовал на свой страх и риск. Ей угрожали. Оружия у меня не было. Пришлось воспользоваться подручными средствами.

– Что ж, вы, видать, человек предприимчивый. Да и отважный. Но с чего вы взяли, что ей угрожала опасность?

– А вы там на пожарище в золе не порылись?

– Возможно, Уистлер, мы деревенщина, да только не простофили. Мы нашли останки двух тел и кое-что еще. Вы знаете, кто это?

– Я не был с ними знаком, но мне кажется, я знаю, кто это. Полагаю, эти люди окажутся Чиппи Бердом и Лейси Огайо.

– Бухерлейдер и Оскановски.

– Что такое?

– Это их настоящие имена.

– Вы собираетесь арестовать Баркало?

– Я бы с превеликой радостью. Но он со своей бабой и с этим парнем, которого зовут Джикки Роджо, уехали из города. Может быть, я тоже уеду. Как там у вас погодка?

– Паршивая. Но если надумаете приехать, меня всегда можно найти в кофейне "У милорда" на углу Голливудского и Виноградной.

– Я это учту. Беллерозе повесил трубку.

Так что в первый день Свистун решил, что с Шилой все будет в порядке. Возможно, она и впрямь такая, какой ей хочется казаться.

С утра она перекатилась к нему под одеялом, пока в него не врезалась. И вдруг, пока она сидела на нем и обнимала за шею, ее словно током ударило. Он сжимал ее в объятиях, а ее со страшной силой трясло. И тут Свистун узнал о самом себе нечто новое. Узнал, что и страх другого человека не оставляет его равнодушным. Дрожь ее длинных ног и плоского живота, мягкие удары ее сердца у него на груди заставили его испытать волнение, какого он ранее никогда не чувствовал. На самом деле его, конечно, не радовало, что она запаниковала, но и пожаловаться на испуг, заставивший ее прильнуть к нему в поисках безопасности и утешения, он тоже не мог. Он понял, что, подобно многим другим, становится сильнее всего, когда кто-нибудь при нем проявляет слабость. Ее конвульсии продолжались долго. А когда он попытался успокоить ее, прибегнув к сладкому любовному зелью, это опять-таки отняло у них обоих много времени. И каждый раз, когда он проникал в нее, он чувствовал, что и там, внутри, она вся дрожит. Но вот в конце концов она успокоилась.

Они полежали в слабом свете наполовину затянутого тучами неба, прислушиваясь к шороху машин, пробегающих внизу по набережной.

– Если закрыть глаза, можно представить себе, что лежишь на пляже в Малибу и это шумит прибой.

– Я так рада, что именно ты вытащил меня из машины Тиллмэна и отвез домой.

– Тут необходимо скромно на меня посмотреть, – сказал Свистун.

Она повернулась к нему, взобралась на него, посмотрела ему в глаза взглядом, подобного которому он не видел добрую дюжину лет.

– Господи, я-то казалась себе такой крутой, – проворковала она. – Думала, что знаю все заходы, все входы и выходы. Думала, могла пройти невредимой сквозь целый лес мечей. А там я поняла, что я всего лишь малышка, заблудившаяся в чаще. И что каждый кролик может сбить меня с ног или повесить на ветке. И этот мужик. Этот Баркало. Если я еще когда-нибудь увижу его лицо или почувствую на себе его руки, то, наверное, умру.

Свистун, пристально глядя на нее, промолчал.

– В чем дело?

– Баркало покинул Новый Орлеан. Полагаю, он едет сюда или уже приехал. Мне кажется, тебе какое-то время не стоит возвращаться к себе домой.

– Ах, нет, нет, нет, только не это!

Она выскочила из постели, поползла по полу, обнаженная, забилась в угол, подальше от неяркого света ночной лампы, как будто та обжигала ее лучом прожектора, высвечивая будущую жертву. Жертву Баркало. Жертву убийцы.

Свистун поднялся с постели и опустился на корточки рядом с нею. Обнял.

– Ты останешься здесь, со мною.

– Нет. Тебя он тоже найдет.

Свистун вспомнил о том, что Кокси известна его фамилия. Шила вспомнила о небылице, которую преподнесла Баркало после разговора с Уистлером на входе в "Бобровую струю". Они поняли, что Уистлера выявили или вот-вот выявят.

– Мы спрячем тебя за городом, – сказал он.

– И ты тоже спрячешься.

– Ну уж нет, только не я.

– Но ты же не собираешься помериться силою с этим Баркало?

– Но и позволить ему носиться по городу, сорвавшись с цепи, я тоже не могу.

– Это тебя не касается. Ты же не полицейский.

– У меня нет другого выбора.

И когда он собрался встать, она удержала его.

– Но не сейчас. Но не сию же минуту. Побудь еще со мною.

Все крупные предметы обстановки в квартире Баркало на улице Урсулинок были завешены белыми простынями. Выглядело это сценой из фильма ужасов – той сценой, в которой откуда ни возьмись появляются привидения.

Буш была в темно-красной шелковой блузке, застегнутой до самого горла, и в бледно-зеленом хлопчатобумажном костюме, простором которого скрадывались ее пышные формы. Как будто ей самой внезапно захотелось скрыть собственную сексуальную притягательность. Пришло время, когда она перестала обманывать себя относительно природы того, чем занималась в потайной студии. В той самой студии, где она сама и другие грустные люди разыгрывали сценки невыносимо грустного секса. И где – теперь она в этом не сомневалась тоже – некоторых людей убивали в разгаре или в конце так называемого любовного акта. Все эти слухи были, конечно же, справедливыми. Она вспомнила латиноамериканочку, которая крутилась здесь и там, а потом внезапно перестала крутиться и куда-то исчезла. Вспомнила азиатку с маленьким ребенком, которая, как говорил Баркало, снималась у него, а потом тоже куда-то исчезла. Якобы перебралась в Лос-Анджелес.

Она собрала вещи и была готова отправиться на машине в аэропорт вместе с Баркало и Роджо. Она была готова полететь с ними в Лос-Анджелес. Она уже подумывала о том, чем, попав туда, сможет заняться.

Но сейчас она боялась Баркало больше, чем когда-либо. Он собирался убить эту Шилу Эндс, и она была уверена в том, что он и ее собирается убить. Она долго укрощала этого дикого зверя, но в конце концов он окончательно отбился от рук.

И каждый раз, когда она вспоминала о Джикки Роджо, по всему ее телу прокатывались волны ужаса. Когда он вошел в комнату, черный дьявол – в комнату, наполненную белыми призраками, она отвернулась, боясь поглядеть ему в глаза. Потому что, поймав ее взгляд, он мог бы просто-напросто убить ее.

Меж тем в комнату вошел Баркало. К серому летнему костюму он одел белую рубашку и галстук. И выглядел сейчас как-то по-другому. Чуть ли не человеком. Он улыбнулся ей, и она решила, что ей не стоит думать о вещах, которыми он занимался.

• Предыдущая
• 50/64
• Следующая