Нам не страшен Хуливуд - Кемпбелл Роберт - Страница 29

• Предыдущая
• 29/64
• Следующая

– Сколько времени прошло? – спросил он. Голос был тихим и спокойным, чуть ли не бесцветным.

– Мы тут не задержимся.

Корвалис сцепил руки на затылке и сел, как культурист, выполняющий силовое упражнение.

– Сколько я спал?

Это был широкоплечий мужчина со склонностью к полноте. В руках и шее чувствовалась какая-то уязвимость, чуть ли не девическая. Кожа напомнила Свистуну подбрюшье только что заколотого молодого бычка. Странной формы – неправильные овалы – были у Корвалиса глаза. Зрачки, большие после сна, съедали большую часть радужной оболочки.

– Почему мне нельзя обзавестись часами?

– Потому что ты можешь выдавить стекло и вскрыть себе вены. Или проглотить их – и задохнуться.

– Я и вены могу прокусить. – Он ухмыльнулся. – Хуй проглотить могу.

Канаан, переглянувшись с Уистлером, отступил на шаг, словно передав инициативу допроса Свистуну. Корвалис резко посмотрел сперва на одного, потом на другого, мысленно сравнил их. Свистун передал ему сигареты и шоколад.

– Что это значит?

– Есть пара вопросов.

– Что вы хотите этим сказать? "Есть пара вопросов"! На допросы меня водят в другую комнату. Угощают кофе, дают поесть, прежде чем начать. Каждый раз так делают. А вы что, не желаете, что ли?

– Тебе нельзя столько есть. Ты же не хочешь растолстеть, – сказал Свистун.

Корвалис внимательно посмотрел на Свистуна.

– А ты не из легавых.

– С чего ты взял, что я не из легавых?

Корвалис покачал головой и понимающе улыбнулся. Ему нравилась собственная смекалка, нравилось, что ему присущ легкий налет таинственности. Он перевел взгляд на Канаана.

– А вот ты легавый.

– Сколько трупов ты решил переложить на брата и сообщников, – просил Свистун, – а сколько решил оставить за собою?

– Кто ты такой? Отец какой-нибудь там… Уистлер покачал головой.

– Брат? Муж? Может, любовник?

– Никого, имеющего личные мотивы ненавидеть тебя, сюда бы и близко не подпустили, – сказал Свистун.

– А вот я бы подпустил, – заметил Канаан. – Я бы с удовольствием оставил тебя в обществе эдак полдюжины близких родственников твоих жертв. И посмотрел бы, как они умеют управляться голыми руками и, понятно, зубами.

Корвалис мрачно уставился на Канаана.

– Вы мне не нравитесь.

– Это комплимент.

– А что я могу сделать для вас? – обратился Корвалис к Свистуну, намеренно выводя Канаана за рамки разговора.

– Тебе посулили сделку?

– Вроде того. Уже признали ограниченную вменяемость в четырех случаях.

– Все – твоих рук дело?

– Да кому какая разница!

– Разницы действительно никакой.

– Меня отправили в психушку и просверлили мне в голове четыре дырки. Я псих. Мне нужна психиатрическая помощь. Я не несу юридической ответственности.

– Ты и сам в это не веришь. Корвалис улыбнулся.

– Мне только интересно…

Свистун сознательно не договорил до конца.

– Что вам интересно?

– Вы всех женщин ненавидите или только проституток?

– Почитайте Библию. Эта книга учит, как нужно относиться к женщинам. Женщина и шлюха это одно и то же.

– Независимо от цвета кожи?

– Независимо от цвета кожи, возраста, роста и внешних прелестей. На них на всех одна печать.

– Что за печать? В форме цветка? Может быть, в форме бабочки?

Корвалис улыбнулся. Он не мог понять, что происходит. Не мог понять, куда клонит посетитель.

– Нет, не цветок. И не бабочка. Какую только чушь вы несете! Печать, лежащая на них, это печать Ваала, первого повелителя ада, владенья которого простираются на востоке и который предводительствует тридцатью шестью легионами. У него три головы – одна как у жабы, другая как у человека, а третья – как у кошки. – Корвалис усмехнулся. – И никаких бабочек.

– Это ты разобрался с вьетнамкой?

– А какой ответ вам бы понравился?

– Правдивый.

– Это что, для вас очень важно?

– В каком-то смысле, важно. Ты заплатил кому-нибудь, чтобы ее голову забрали из морга?

Корвалис пристально посмотрел на Уистлера. Принялся раскачиваться на матрасе, собираясь подобраться поближе к решетке.

– О Квальбпага! О Каммара! О Камало! О Кархенмон! О Амагаа! – запричитал он.

Затем рухнул на матрас и повернулся на бок.

– Этот извращенец ухитрился нас уделать, – сказал на обратном пути Канаан.

– Он никогда не имел отношения к сайгонским шлюхам. Ни к нашей, ни к какой бы то ни было другой. Ему ничего не известно про татуировку. Полицейские обнаружили, как ее разделали, и это походило на его почерк, поэтому они и подверстали ее к остальным. А почему бы и нет? Подчистить все концы.

– Ну и как это твое открытие? Стоит полусотни плюс бессонная ночь?

– Что ж, по меньшей мере мне стало ясно, что убийство Лим Шу Док никак не связано с Корвалисом.

– И что это тебе дает?

– Это подсказывает мне, что с нею расправился кто-то другой. А кто, этого нам, к сожалению, уже не расскажет Вилли Забадно. Это подсказывает мне, что кто-то очень важный вступил в игру, чтобы замаскировать что-то очень скверное. Я видел тело на мостовой – и меня с этого не собьешь.

– Но никому не известно, что ты его видел.

– Зато кому-то известно, что его видела Шила Эндс.

Уильям Буркхард через окошко автомобиля нажал на кнопку, отворяющую ворота. Они медленно и бесшумно раскрылись. Это было похоже на первые кадры "Гражданина Кейна": литая решетка взметнулась, давая дорогу машине, так высоко в воздух, что, могло показаться, разогнала полночный туман.

В «крайслер» инспектора ворвался резкий запах – не то негашеной извести, не то капустного поля. Смог теперь висел над городом, никуда не исчезая хотя бы ненадолго, как оно было еще каких-то десять лет назад. Поскольку Экологическому контролю никак не удавалось сократить уровень выхлопных газов в воздухе, он хитрил с самим собой, то и дело меняя пределы допустимого в сторону увеличения. Люди дышали все более ядовитыми испарениями и утешали себя рассуждениями о том, что воздух становится чище и чище.

Буркхард криво усмехнулся. Горечь поднялась из кишечника и прихлынула к горлу. Компромиссы никогда не бывают безболезненными.

Он вспомнил о давным-давно минувших временах, когда ему, тогда простому детективу в штатском, приходилось бороться с нарушителями законов о торговле спиртным, о распространении наркотиков, об азартных играх и о проституции. Полиция всегда гналась не за результатом, а за числом. Статистика арестов в доказательство собственной эффективности. С каждым годом они брали под стражу чуть больше народу, чем год назад. С каждым годом по каждой статье привлекалось чуть больше правонарушителей.

Хотя и сам этот статистический рост давался полиции не без труда. Азартные игры и проституцию патронировали политически более чем влиятельные люди, и на акул и барракуд охотиться, как и сейчас, не разрешали – приходилось довольствоваться мелкой рыбешкой.

Кроме того, высокопоставленные папы и мамы ежегодно поставляли миру новорожденных сутенеров, проституток, насильников гомосексуальной ориентации, профессиональных минетчиц, торговцев детьми, уличных грабителей и налетчиков, из числа которых и предстояло – преодолевая родительское сопротивление – наращивать статистику задержаний, арестов и возбужденных дел.

Разумеется, время от времени какой-нибудь влиятельный говнюк заходил в своих забавах слишком далеко – и соответственно проваливался в дерьмо по самые уши. Тогда шайка-лейка отступалась от проштрафившегося и провонявшего собрата и, следовательно, «сдавала» его полиции. Когда разыгрывались эти нечастые истории, сержанты становились лейтенантами, а лейтенанты – капитанами, а капитаны – комиссарами, а комиссары – заместителями начальника полиции. Если, конечно, никто из них не оступался, что означало для каждого положить голову на плаху.

Буркхард нажал на кнопку, сработал моторчик, окошко захлопнулось, спасая его от атмосферы, которая завтра в очередной раз доставит жителям города медленную смерть вместе с утренними газетами. Стоит им только выйти из дому.

• Предыдущая
• 29/64
• Следующая