Рыцарь Хаген - Хольбайн Вольфганг - Страница 26

— А тебя отправит в монастырь — если не придумает чего похуже, — безжалостно добавил Хаген, — Неужели ты не понимаешь, что эти игры несут тебе опасность не меньшую, чем ему?

Кримхилд понурила голову.

Хаген сжал кулаки. Уж Зигфрид тоже не может этого не понимать. Нет, он будет молчать, но только ради Кримхилд.

— Он… прикасался к тебе?

Кримхилд удивленно расширила глаза:

— Ты…

— Чем вы занимались? — Хаген с трудом сдерживался, — Только беседовали? О чем?

— Ты заблуждаешься, дядя Хаген! — гордо сказала Кримхилд, — Ты напрасно обвиняешь Зигфрида и позоришь меня, — Кримхилд была оскорблена, в глазах ее читался праведный гнев. Кто такой был Хаген, чтобы сметь унижать ее, королевскую сестру?!

Хаген невозмутимо выдержал ее взгляд, и через несколько мгновений Кримхилд вдруг как-то обмякла.

— Ничего не было, дядя Хаген. Мы только один раз поцеловались.

Хаген насмешливо ухмыльнулся.

— Невинный поцелуй! — возмутилась Кримхилд. — Что в этом постыдного?

— Ничего, — разозлился Хаген, — Сначала невинный поцелуй, затем невинное объятие, затем… — Он покачал головой. — Ты понимаешь, что Зигфрид словно вор прокрался в твое сердце?

— Неправда, — с жаром возразила девушка, — Я знаю, что ты не любишь его, дядя Хаген, даже ненавидишь. Но я — я с первого мгновения полюбила Зигфрида. И он меня.

— Любовь? Ты разве понимаешь, что это? Тебе только кажется.

— Я слышу, что говорит мне сердце, — этого достаточно.

— Сердце? Понимаешь, Кримхилд, ведь не прошло еще года с тех пор, как мы с тобой стояли вот здесь же и говорили о любви. Или ты забыла свои же слова? Забыла о своем сне и клятве, что не будешь принадлежать ни одному мужчине?

— Сон! Ты сам назвал меня тогда глупым ребенком. И был прав.

— Так же, как и сейчас.

— Ты ошибаешься, дядя Хаген, — Голос девушки окреп, — Теперь я больше не дитя, я женщина. А сон можно истолковать так: я должна была ждать Зигфрида. Соколов здесь было бесчисленное множество, и я их отвергла. Но Зигфрид — это орел. И нет никого на свете, кого бы ему следовало опасаться.

Хаген молчал.

— Почему ты ненавидишь его, дядя Хаген? Он удивительный человек. Или ты боишься, что он займет в моем сердце твое место?

Хаген вздрогнул. В словах Кримхилд было больше правды, чем он готов был признаться самому себе.

— Но страх этот напрасен, — продолжала девушка. — Ты всегда был мне другом, и останешься им, пока я жива. Но я люблю Зигфрида. И он меня тоже.

— Надеюсь на это, дитя мое, — еле слышно молвил Хаген. — Надеюсь, что ты не заблуждаешься, и хочу верить, что намерения Зигфрида честны.

— И ты ничего не расскажешь Гунтеру?

— Нет. Ни ему, ни кому-либо еще. Я буду молчать, пока не закончится война. Но если после этого Зигфрид не попросит, как принято, твоей руки у короля — я убью его. Клянусь.

До тронного зала Хаген шел словно в тумане. Слова Кримхилд продолжали звучать в его ушах. Вероятно, девушка сама не до конца сознавала, насколько была права: он действительно ревновал, завидовал великолепному прославленному герою, его красоте и юности, поразительной легкости, с которой он преодолевал любые препятствия, идя от победы к победе.

Военный совет был уже в сборе, все ожидали только Хагена. Еще издали Тронье услышал встревоженные голоса. Увидев Хагена, все умолкли. Во главе длинного стола восседал внешне спокойный и невозмутимый Гунтер, справа и слева от него — Гизелер и Гернот. Дальше по старшинству заняли места Синольд, Румольд, Фолькер, Эккеварт и Гере. Напротив короля, на противоположном конце стола, сидел Зигфрид из Ксантена, рядом с ним — Данкварт и Ортвейн.

Хаген поклонился королю.

— Приветствуем тебя, Хаген. Мы все тебя ждали, — произнес Гунтер.

Тронье смущенно улыбнулся.

— Вынужден был задержаться, — объяснил он, заставляя себя не смотреть на Зигфрида. — Прости, мой король.

Гунтер нетерпеливо кивнул ему на свободное место возле Данкварта. У Хагена не было другого выхода, кроме как последовать приглашению и усесться почти рядом с Зигфридом.

Гунтер раскатал перед собой свиток.

— Всем вам известно, ради чего мы здесь собрались, — начал он, — Я прочел послание Людегера и Людегаста. Содержание его в точности соответствует тому, что нам передали их послы. Через две недели саксонские и данские полчища будут стоять у стен Вормса, если мы откажемся заплатить им выкуп.

— Выкуп? — Зигфрид едва не задохнулся. — Неужели, Гунтер, ты примешь это постыдное предложение?

— Конечно, нет! — опередил короля Хаген, — Но над этим стоит поразмыслить. Быть может, нам удастся разгадать причину, подвигшую Людегера на такой ход. Я незнаком с королем Саксонии, но сталкивался с его братом Людегастом, и подобное требование…

— …плевок в лицо всей Бургундии! — не выдержал Зигфрид.

— …возможно, его промашка, — невозмутимо продолжал Хаген, — Промашка, которую мы можем использовать, Зигфрид.

— И как же?

Хаген облокотился на спинку стула, поднял кубок вина, однако пить не стал, а сквозь тонкое стекло пренебрежительно покосился на Зигфрида.

— Как я уже сказал, мне знаком Людегаст, брат Людегера. Тронье расположен даже ближе к Дании, чем к Бургундии; мы почти соседи.

— Хотя и не очень добрые, — вмешался Данкварт, — Людегаст — хитрый плут, волей случая оказавшийся на троне.

Зигфрид покосился на Данкварта. Нетрудно было заметить, что отношения между братом Хагена и Ксантенцем оставляли желать лучшего.

— Верно, — кивнул Хаген, — И Людегаст ко всему еще известный забияка, ищущий ссоры исключительно ради ссоры, а не из алчности. А о его братце я слышал, что тот еще воинственнее.

Зигфрид молчал; он явно не мог понять, к чему клонит Тронье.

— И раз он готов отказаться от войны с Бургундией ради получения выкупа, значит, ему очень нужны деньги, — подытожил Хаген, — Людегер и Людегаст воюют уже больше года. А это стоит немалых денег, и казна их опустошена. Мои люди подслушали разговоры посланников. Они не особенно словоохотливы, но их высказывания подтверждают мое предположение. Воинственным правителям срочно нужны деньги, чтобы заплатить солдатам.

— Но даже если это так, — не унимался Зигфрид, — какая нам польза? Наемники, которым не платят, — плохие воины. Но тем отчаяннее они будут драться, предвкушая богатую добычу.

— И если мы откупимся, это тоже ничего не даст, — добавил Гернот. — Ты сам это прекрасно понимаешь, Хаген. Они возьмут золото и все равно нападут на нас, не сейчас — так через год или через два.

— Речь идет не о том, чтобы согласиться на их условия, — запальчиво возразил Хаген. — Но мы должны подумать, как использовать в своих целях их слабое место.

— Боюсь, что никак, — молвил Гунтер. — Я никогда не уступлю их требованию, даже для видимости, чтобы выиграть время.

— Значит, война, — заключил Гизелер.

— Война, которую нам не суждено выиграть, — отозвался Гернот.

Гунтер хотел резко возразить, но Гернот спокойно продолжал:

— Ты знаешь это так же хорошо, как и я, Гунтер. Объединенное войско Людегера и Людегаста насчитывает более сорока тысяч воинов…

— Эти сведения преувеличены, — вмешался Хаген, — В распоряжении Людегера сейчас около пяти тысяч вооруженных солдат, а у Людегаста — едва ли половина этого числа. К тому же войска их разрозненны, и потребуется не меньше двух недель, чтобы их объединить.

Гернот раскрыл было рот, но Гунтер его опередил:

— Да, эти данные кажутся мне более достоверными. Но все равно это ничего не меняет. Мы не победим восьмитысячное войско, так же как и сорокатысячное. Наши отряды разбросаны по всей стране, и, чтобы собрать войско, у нас просто нет времени. Слишком долго мы жили в мире.

— Но в нашем распоряжении целых двенадцать недель, — напомнил Эккеварт.

— Не обольщайся, друг мой, — возразил Гунтер, — Людегер не такой уж дурак, он не даст нам столько времени, чтобы собрать войско и укрепить наши города, — Он горько усмехнулся, поигрывая хрустальным кубком. Хаген заметил, что пальцы его украшал лишь перстень с печатью Бургундии — все остальные побрякушки король снял. — Говоря о трех месяцах, он имеет в виду полтора, а попытается напасть через месяц. Его знамена будут развеваться над Рейном, не успеем мы наточить клинки. — Он покачал головой и отпил глоток вина. — Нет, Эккеварт, нам нельзя рассчитывать на двенадцать недель. У нас нет даже двенадцати дней. Решение должно быть принято сегодня.